Господин спикер, члены 77-го конгресса!

Я обращаюсь к вам, члены этого нового конгресса, в момент, беспрецедентный в истории нашего Союза. Я пользуюсь словом «беспрецедентный», потому что никогда прежде американской безопасности не угрожали извне столь серьезно, как сегодня.

С того времени как в 1789 году мы окончательно сформировали в соответствии с Конституцией наше правительство, большинство кризисных периодов в нашей истории было связано с нашими внутренними делами. И, к счастью, лишь один из них — четырехлетняя война между штатами — впервые представил угрозу нашему национальному единству. Сегодня, слава Богу, 130 миллионов американцев в 48 штатах забыли, куда указывали стрелки компаса нашего национального единства. Правда, до 1914 года Соединенные Штаты часто беспокоили события на других континентах. Мы даже участвовали в двух войнах с европейскими державами и в нескольких необъявленных войнах в Вест-Индии, Средиземноморье и на Тихом океане, зашитая американские права и принципы мирной торговли. Но ни в одном случае не возникало серьезной угрозы для нашей национальной безопасности или сохранения нашей независимости.

Я хочу довести до вашего сознания историческую правду, заключающуюся в том, что Соединенные Штаты как государство во все времена выступали — четко и определенно — против любой попытки запереть нас за древней Китайской стеной, в то время как процесс цивилизации шел минуя нас. Сегодня, думая о наших детях и об их детях, мы выступаем против изоляции, навязываемой нам в любой другой части американского континента.

Эту нашу решимость, которую мы демонстрировали на протяжении всех этих лет, мы доказали, к примеру, в начале 25-летнего периода войн, последовавших за Французской революцией. Ясно, что ни тогда, когда наполеоновские войны действительно угрожали интересам Соединенных Штатов, учитывая французский оплот в Вест-Индии и в Луизиане, ни тогда, когда мы участвовали в войне 1812 года в целях зашиты нашего права на мирную торговлю, ни Франция, ни Великобритания, ни какое-либо другое государство не стремились к господству над всем миром.

Аналогичным образом с 1815 по 1914 год — на протяжении 99 лет — ни одна война в Европе или Азии не представляла реальной угрозы нашему будущему или будущему любого другого американского государства.

За исключением краткосрочного эпизода с Максимилианом в Мексике, ни одна иностранная держава не стремилась утвердиться в нашем полушарии. А мощь британского флота в Атлантическом океане была дружественной силой и остается таковой поныне. Даже когда разразилась Вторая мировая война в 1941 г., в ней заключаюсь лишь малая доля опасности нашему собственному американскому будущему. Но, как мы помним, с течением времени американский народ стал осознавать, что может означать для нашей демократии падение демократических государств.

Нам не следует преувеличивать недостатки Версальского мира. Нам не следует бесконечно твердить, что демократии оказались не способны справиться с проблемами переустройства мира. Нам надо помнить, что мир, заключенный в 1919 году, был гораздо менее несправедливым, чем та форма умиротворения, которая началась даже до Мюнхена и которая продолжает применяться в условиях тирании нового порядка, стремящегося сегодня распространиться по всем континентам. Американский народ вступил в непоколебимую конфронтацию с этой тиранией.

Я полагаю, что каждый реалист знает, что в данный момент демократический образ жизни во всех частях мира подвергается нападению — нападению с помощью оружия или секретного распространения ядовитой пропаганды со стороны тех, кто стремится разрушить единство и посеять раздор между государствами, еще находящимися в состоянии мира.

За долгие шестнадцать месяцев эти нападения разрушили модель демократической жизни в огромном количестве независимых государств, больших и малых. И нападающая сторона по-прежнему на марше, угрожая другим государствам, большим и малым.

Поэтому в качестве вашего президента, выполняющего свои конституционные обязанности представлять конгрессу отчет о состоянии Союза, я вынужден, к сожалению, сообщить вам, что будущее и безопасность нашей страны и нашей демократии чрезвычайно зависят от событий, происходящих далеко за пределами наших границ.

Вооруженная зашита демократических условий жизни отважно ведется сейчас на четырех континентах. Если эта оборона потерпит поражение, все население и все ресурсы Европы и Азии, Африки и Австралии подпадут под господство завоевателей. И давайте вспомним, что общая численность населения на этих четырех континентах и объем их ресурсов значительно превосходят общую численность населения и объем ресурсов всего Западною полушария — да, во много раз.

Во времена, подобные нынешнему, представляется неразумным, и к тому же неверным, хвастливое утверждение некоторых, что неподготовленная Америка в одиночку, с одной рукой, привязанной зa спиной, может сдерживать весь мир.

Ни один реалистически мыслящий американец не может ожидать благородства в международных отношениях, возврата подлинной независимости, всеобщего разоружения, сохранения свободы слова, религиозной свободы или даже благопристойных условий делового предпринимательства от мира, навязанного диктатором. Подобный мир не принес бы безопасности ни нам, ни нашим соседям. Те, кто готов пожертвовать основополагающей свободой ради приобретения ограниченной временной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности.

Как государство мы можем гордиться тем фактом, что мы добродушны, но мы не можем себе позволить быть дураками. Мы всегда должны опасаться тех, кто дует в трубы и бьет в литавры, проповедуя теорию умиротворения. Мы должны особенно опасаться той небольшой группы эгоистично настроенных людей, которые готовы обрезать крылья американскому орлу, чтобы выложить его пухом свои собственные гнезда.

Я недавно указывал, как быстро в условиях современного военного искусства наша повседневная жизнь может подвергнуться физическому нападению, которого в конечном счете нам следует ожидать, если государство-диктатор одержит победу в этой войне.

Сейчас ведется много пустых разговоров относительно нашего иммунитета от скорой и прямой интервенции из-за океана. Очевидно, что до тех пор, пока британский военно-морской флот сохраняет свою мощь, такой опасности не существует. Даже если бы британского военно-морского флота не существовало, вряд ли враг оказался бы настолько глупым, чтобы напасть на нас, высадив свои доставленные за тысячи океанских миль войска в Соединенных Штатах до того, как они создадут стратегические базы, с которых им предстоит действовать.

Но мы учимся многому на уроках событий прошлых лет в Европе, особенно на уроках, преподанных Норвегией, чьи жизненно важные порты были захвачены в результате предательства, а также из-за внезапности нападения, подготавливавшегося на протяжении ряда лет.

Первая фаза вторжения в наше полушарие не будет представлять собой высадку регулярных войск. Важные стратегические объекты будут оккупированы секретными агентами и их пособниками, большое число которых уже находится здесь и в Латинской Америке. Поскольку государства-агрессоры продолжают наступать, именно они выберут время, место и форму своего нападения. И именно поэтому будущее всех американских республик находится сегодня в огромной опасности. Именно поэтому это ежегодное послание конгрессу уникально в нашей истории. Именно поэтому перед каждым членом исполнительной ветви государства и каждым членом конгресса стоит огромная ответственная задача — соблюдение подотчетности.

Требование настоящего момента заключается в том, чтобы наши действия и наша политика были подчинены прежде всего — практически исключительно — борьбе с угрозой из-за рубежа. Все наши внутренние проблемы представляют собой сейчас лишь часть этой огромной чрезвычайной ситуации. Точно так же, как наша национальная политика во внутренних делах основывалась на должном уважении прав и достоинства всех наших соотечественников, наша национальная политика во внешних делах основывалась на должном уважении прав и достоинства всех государств, больших и малых. И право, основанное на высокой нравственности, должно победить и в конечном счете победит.

Наша национальная политика заключается в следующем.

Первое. Следуя убедительному выражению общественной воли и не обрашая внимания на партийные интересы, мы взяли на себя обязательство обеспечить всеобъемлющую национальную оборону.

Второе. Следуя убедительному выражению общественной воли и не обращая внимания на партийные интересы, мы взяли на себя обязательство поддерживать повсюду всех решительных людей, которые противостоят агрессии и таким образом не позволяют войне перекинуться на наш континент. Этой поддержкой мы выражаем нашу уверенность в том, что дело демократии победит, и крепим оборону и безопасность нашего собственного государства.

Третье. Следуя убедительному выражению общественной воли и не обращая внимания на партийные интересы, мы взяли на себя обязательство в отношении того, что принципы высокой морали и соображения нашей собственной безопасности никогда не позволят нам согласиться с условиями мира, продиктованными агрессорами и поддержанными теми, кто пытается проводить политику умиротворения. Мы знаем, что прочный мир не может быть достигнут за счет свободы других народов.

В ходе недавних общенациональных выборов не отмечалось существенных разногласий между двумя основными партиями по вопросам национадьной политики. Ни один вопрос не вызывал серьезных столкновений в среде американского электората. И сегодня абсолютно очевидно, что американские граждане повсеместно требуют немедленных и всеобъемлющих действий, признавая наличие явной опасности.

Вследствие этого насущной необходимостью является скорейший и обязательный рост нашего военного производства. Лидеры промышленности и профсоюзов ответили на наш призыв. Были определены конечные пели увеличения темпов роста. В ряде случаев эти цели достигаются ранее намеченных сроков. В ряде случаев они достигаются в назначенные сроки. Иногда отмечаются некоторые несерьезные задержки. А в ряде случаен — и мне неприятно об этом говорить, — в ряде очень серьезных случаев нас всех очень волнует медленный темп выполнения наших планов.

Однако в последние годы армия и военно-морской флот достигли существенного прогресса. С каждым днем накапливается практический опыт и совершенствуются наши способы производства. И сегодняшнее наилучшее становится недостаточно хорошим для завтрашнего дня.

Я не удовлетворен достигнутым на сегодняшний день прогрессом. Люди, руководящие программой, являются лучшими с точки зрения подготовки, способностей и патриотизма, и они не удовлетворены достигнутым на сегодняшний день прогрессом. Никто из нас не будет удовлетворен, пока не будет выполнена работа.

Независимо от того, очень ли завышены или занижены наши изначальные планы, нашей целью является достижение скорых и лучших pезультатов. Проиллюстрирую это двумя примерами.
Мы отстаем в выполнении программы выпуска самолетов. Мы работаем день и ночь, чтобы решить неисчислимые проблемы и войти в график.

Мы обгоняем график строительства боевых кораблей, но мы работаем над тем, чтобы и впредь обгонять этот график. Перестройка всей страны с производства орудий мирного труда в условиях мира на производство средств ведения войны в условиях военного времени является нелегкой задачей. Самые серьезные трудности возникают в начале осуществления военной программы, когда первым делом необходимо создать новые инструменты, новые заводские сооружения, новые сборочные конвейеры, новые стапеля. Только после этого на созданной заново базе будет налажено непрерывное и быстрое производство готовых изделий.

Конечно, конгресс должен всегда располагать информацией о ходе реализации программы. Однако существуют определенные сведения, которые, как сам конгресс, без сомнения, признает, должны обязательно сохраняться в тайне в интересах как нашей собственной безопасности, так и безопасности государств, которые мы поддерживаем.

Вновь возникающие обстоятельства постоянно выдвигают новые требования к обеспечению нашей безопасности. Я обращусь к конгрессу с просьбой о значительном увеличении ассигнований и расширении полномочий для осуществления того, что мы уже начали делать.

Я также буду просить нынешний конгресс утвердить полномочия и ассигнования, достаточные для производства дополнительного вооружения и боеприпасов различных видов для передачи тем государствам, которые находятся в состоянии настоящей войны с государствами-агрессорами. Сегодня наша наиболее полезная и важная роль состоит в том, чтобы служить как их, так и нашим собственным арсеналом. Они не нуждаются в живой силе, но им для обороны нужно оружие стоимостью в миллиарды долларов.

Настает время, когда они не смогут оплатить его полностью наличными. Мы не можем сказать им и не скажем, что им следует капитулировать по причине их неспособности заплатить за оружие, которое, как мы знаем, им необходимо.

Я не рекомендую выделять им заем в долларах, которыми они будут расплачиваться за оружие, заем, который надо будет возвращать в долларах. Я рекомендую, чтобы мы создали для этих государств возможность продолжать получать военное имущество в Соединенных Штатах, включив их заказы в наши собственные программы. И практически все их военное имущество может, если настанет такое время, оказаться полезным для нашей собственной обороны. Прислушиваясь к советам влиятельных военных и военно-морских экспертов, решая, что именно представляется наилучшим для нашей собственной безопасности, мы свободны решать, какая часть произведенного имущества должна быть оставлена здесь и какая часть — направлена нашим зарубежным друзьям, своим решительным и героическим сопротивлением предоставляющим нам время для подготовки нашей собственной обороны.

То, что мы посылаем за рубеж, должно будет оплачено, причем оплачено в разумные сроки после завершения военных действий, оплачено аналогичным имуществом или же, по нашему выбору, различными товарами, которые они могут произвести и в которых мы нуждаемся.

Давайте скажем этим демократическим странам: «Мы, американцы, жизненно заинтересованы в защите вашей свободы. Мы предлагаем вам нашу энергию, наши ресурсы и нашу организационную мощь для придания вам силы в восстановлении и сохранении свободного мира. Мы будем направлять вам во все возрастающем количестве корабли, самолеты, танки, пушки. В этом заключаются наша цель и наши обязательства».

В ходе достижения этой цели нас не запугают угрозы диктаторов, что они будут рассматривать нашу помощь демократическим государствам, осмеливающимся сопротивляться их агрессии, как нарушение международного права или как акт войны. Такая помощь не является актом войны, даже если диктатор в одностороннем порядке провозгласит ее таковой.

В том случае, если диктаторы будут готовы пойти на нас войной, им не придется ждать объявления войны нами.

Они не объявляли войну в случае с Норвегией, Бельгией или Нидерландами. Они заинтересованы лишь в новом одностороннем международном праве, лишенном взаимности в его соблюдении и становящемся, таким образом, инструментом угнетения. Счастье будущих поколений американцев может оказаться целиком зависящим от того, насколько эффективно и быстро мы сумеем сделать нашу помощь ощутимой. Никто не может предугадать в точности характер чрезвычайных ситуаций, с которыми мы, возможно, столкнемся. Руки государства не должны быть связны, когда жизнь государства находится в опасности.

Да, все мы должны быть готовы принести жертвы, требуемые чрезвычайной ситуацией, почти столь же серьезной, как сама война. Все, что препятствует скорой и эффективной обороне, постоянной оборонной готовности, должно уступить дорогу национальным потребностям.

Свободное государство вправе надеяться на полное сотрудничество со стороны всех групп населения. Свободное государство вправе ожидать от лидеров делового мира, профсоюзов и аграрного сектора, что они возглавят усилия энтузиастов внутри своих групп.

Для защиты страны необходима борьба с лодырями и смутьянами, которых немного, но они есть в нашей среде. Прежде всего следует пристыдить их патриотическим примером, а если это не принесет желаемых результатов, прибегнуть к власти правительства.

Подобно тому как не хлебом единым жив человек, сражается он не только оружием. Те, кто стоит на линии обороны, и те, кто стоит за ними и строит нашу оборону, должны обладать выдержкой и мужеством, источником чего является непоколебимая вера в тот образ жизни, который они защищают. Великое дело, к которому мы призываем, не может основываться на игнорировании всех тех вещей, за которые стоит бороться.

Нация черпает огромную силу в том, что было совершено во имя осознания каждым из его представителей личной заинтересованности в сохранении демократической жизни в Америке. Все это укрепило моральные устои нашего народа, возродило его веру и усилило его преданность институтам, которые мы готовимся защищать. Конечно, сейчас не время для кого-либо из нас забывать о социальных и экономических проблемах, которые служат основной причиной социальных революций, являющихся сегодня важнейшим фактором неспокойствия в мире. В том, что представляет собой основа здоровой и сильной демократии, нет ничего таинственного. Основное, что наш народ ожидает от своей политической и экономической системы, не представляется сложным. Это:

равенство возможностей для молодежи и других слоев населения;

работа для тех, кто может работать;

безопасность для тех, кто нуждается в ней;

ликвидация особых привилегий для избранных;

сохранение гражданских свобод для всех;

получение результатов научного прогресса в условиях более высокого и постоянно растущего уровня жизни.

Таковы основные вещи, которые в суматохе и неимоверной сложности нашего современного мира никогда не следует упускать из виду. Эффективность нашей экономической и политической системы зависит от того, в какой степени она отвечает этим ожиданиям.

Многие проблемы, связанные с нашей социальной экономикой, требуют немедленного решения. К примеру:

мы должны охватить большее число граждан пенсиями по возрасту и страхованием по безработице;

мы должны поднять медицинское обслуживание на надлежащий уровень;

мы должны создать более совершенную систему, с помощью которой лица, нуждающиеся в получении выгодной работы и заслуживающие ее, смогут ее получить.

Я призвал к личным жертвам, и я убежден в готовности почти всех американцев откликнуться на этот призыв. Частью этой жертвы является выплата более крупных сумм денег в виде налогов. В своем бюджетном послании я буду рекомендовать, чтобы более значительная, чем сегодня, часть нашей огромной оборонной программы оплачивалась из налоговых поступлений. Никто не должен пытаться и никому не будет разрешено наживаться на этой программе, и в выработке нашего законодательства мы всегда должны руководствоваться принципом уплаты налогов в соответствии с возможностью их платить.

Если конгресс поддержит эти принципы, избиратели, ставящие патриотизм выше интересов своего кошелька, наградят вас аплодисментами.

В будущем, которое мы стремимся сделать безопасным, мы надеемся создать мир, основанный на четырех основополагающих человеческих свободах.

Первая — это свобода слова и высказываний — повсюду в мире.

Вторая — это свобода каждого человека поклоняться Богу тем способом, который он сам избирает — повсюду в мире.

Третья — это свобода от нужды, что в переводе на понятный всем язык означает экономические договоренности, которые обеспечат населению всех государств здоровую мирную жизнь, — повсюду в мире.

Четвертая — это свобода от страха, что в переводе на понятный всем язык означает такое основательное сокращение вооружений во всем мире, чтобы ни одно государство не было способно совершить акт физической агрессии против кого-либо из своих соседей, — повсюду в мире.

Это не мечта на далекое тысячелетие. Это основа того мира, которого можно достичь в наше время и в течение жизни нашего поколения. Это мир, являющийся противоположностью тирании так называемого нового порядка, который стремятся ввести диктаторы бомбовым ударом.

Этому новому порядку мы противопоставляем более величественную концепцию морального порядка. Добропорядочное общество в состоянии смотреть без страха на попытки завоевать мировое господство или совершить революцию. С самого начала нашей американской истории мы развиваемся в ходе постоянно совершаемой мирной революции, такой, которая, приспосабливаясь к меняющимся условиям, осуществляется равномерно, тихо, без концентрационных лагерей или негашеной извести, залитой в ров. Мировой порядок, к которому мы стремимся, предусматривает взаимное сотрудничество свободных государств, трудящихся в дружелюбном, цивилизованном обществе. Наша страна вручила свою судьбу рукам, умам и сердцам миллионов свободных мужчин и женщин и своей вере в свободу под покровительством Бога. Свобода означает господство прав человека повсюду. Haша поддержка предназначена тем, кто борется за завоевание этих прав и их сохранение. Наша сила заключается в единстве наших целей.

Осуществление этой великой концепции может продолжаться бесконечно, вплоть до достижения победы.

Спасибо за возможность высказаться. Франклину Рузвельту 125. Хороший повод порассуждать о демократии.

Я не верю в способность истории совершать повторы. Да, в США 30-х годов было примерно такое же количество населения, как и в нынешней России. Да, экономический спад в США в конце 20-х был почти двухкратным. А Россия в начале 90-х также потеряла половину примерно экономического потенциала. Да, с 29 по 32 год доход на душу населения в США снизился почти вдвое, а количество безработных выросло до 30 млн. человек. А в России в начале 90-х от 30 до 50% населения говорили о себе, что живут в бедности. Да, в свое время Рузвельт, как и Путин сегодня, был должен централизовать и укреплять административное управление, и в максимальной степени использовать ресурс президентской власти, данный ему конституцией, для преодоления кризиса. И все же Америка 30-х не Россия 90-х и нулевых. И, конечно, история не повторяется. Но идеи и эмоции, приводящие в движение наше общество сегодня, удивительно созвучны идеям и эмоциям эпохи Рузвельта.

За 10 лет до рождения Фр. Рузвельта по США разъезжал с лекциями популярный писатель и священник Рассел Консуэлл, утверждавший, что «число бедняков, кому можно посочувствовать, очень невелико. Сочувствовать тому, кого Господь наказал за его грехи, неправильно. В Штатах нет ни одного бедняка, который стал таковым не в силу собственных недостатков». Такова была мораль эпохи баронов-разбойников.

Но в 1933 году к власти в США пришел человек, убежденный, что основой демократии является стремление к справедливости для всех, что свобода от нужды и свобода от страха не менее важны, чем свобода слова и религии. Что экономическая свобода не противопоставлена всеобщему благосостоянию, а, наоборот, подразумевает его, поскольку «бедные люди не свободны». Что упрощенческая теория, гласящая: чем меньше правительства, тем больше свободы – неверна и аморальна.

Он пришел к власти в период депрессии, когда, по словам его предшественника Гувера, «наибольшей проблемой было состояние общественного сознания, в котором дегенеративное видение будущего принимало угрожающие размеры». Когда пресса и финансы почти полностью контролировались безответственными и эгоистическими олигархическими группами, полагавшими, что демократия существует только для них и что ее блага не обязательно должны быть доступны большинству людей.

Рузвельт определял своих противников так: «финансовые монополии, спекулятивный капиталл, безудержные банковские дельцы». Он говорил, что «привелигированые принцы новых экономических династий, жаждущие власти, стремятся захватить контроль над Правительством. Они создали новый деспотизм под вывеской легальных санкций. Они жалуются, что мы стремимся сокрушить базовые установления. На самом деле, они боятся, что мы лишим их власти».

Но борьба Рузвельта с олигархией не должна вводить в заблуждение относительно его взглядов на экономическую свободу и на предпринимательское сословие как таковое. Он считал свободное предпринимательство и коммерцию естественным источником развития и процветания американского общества. Просто он верил, что социальная ответственность бизнеса выгодна самому бизнесу, и что капитал не вправе узурпировать демократическую власть.

Олигархия контратаковала. Рузвельта травила пресса, его обзывали красным, коммунистом и даже Сталиным. В одной из статей того времени читаем: «историки будущего с недоумением воззрятся на эту фантастическую ненависть к Президенту, которой сегодня охвачен правящий класс Америки». Странно, что эта ненависть исходила от тех, «чьи доходы были восстановлены в результате реформ Рузвельта после биржевого краха и в условиях весьма мягкой налоговой системы».

Одновременно с другого фланга на Рузвельта накатывала гигантская волна прокоммунистических экстремистских настроений. Масса бедняков, возглавляемых демагогами при сочувствии влиятельных интеллектуалов, оправдывала движение к революции и социализму. Писатель Эдмунд Уилсон именовал «СССР моральной вершиной мира, где свет никогда не иссякнет», а Скотт Фитцжеральд полагал, что «необходимо работать в рядах коммунистической партии».

Рузвельт удержал Америку от сползания к социализму и от катастрофических социальных потрясений. И хотя он любил учреждать самые разнообразные административные структуры и выступал за вмешательство государства в экономическую и социальную сферы, он и здесь чувствовал предел этого вмешательства и не отступил от демократии.

На мой взгляд, Рузвельт стал олицетворением высшей власти народа, власти в духе американской конституции, власти не отчуждаемой, не присваиваемой большими деньгами и большими начальниками, олигархией и бюрократией. Он сам был такой властью, которая стремилась к свободе и справедливости для всех – поощряя сильных и защищая слабых.

Основанными на ценностях свободы и справедливости хотел видеть Рузвельт и международные отношения. Личная свобода и национальный суверенитет для Рузвельта взаимосвязаны. Вот слова, сказанные им осенью 41 года: «Свободные люди крепко стоят против покушений на их демократию, их суверенитет, их свободу». В связи с претензиями отдельных держав на мировое господство он замечал тогда же, что «мир станет более жалким и опасным местом для жизни, если он будет находиться под контролем немногих». Он не только воевал со странами Оси, но и призывал своего союзника и друга Черчилля дать независимость Индии, чем чрезвычайно его раздражал. Он полагал, что справедливый мир возможен как объединение свободных наций. Мы сегодня думаем также.

Можно сказать, что Рузвельт был нашим военным союзником в XX веке, а в веке XXI он является нашим идеологическим союзником.

Итак, демократия, понимаемая не как декорация для олигархических и бюрократических спектаклей, а как власть народа, волей народа и для народа. Международные отношения, направляемые не транснациональными корпорациями, не агрессией и произволом, а общепризнанными нормами, волей народов и для народов. Таким, мне кажется, видел будущее Рузвельт.

И вот настало то самое завтра. Мы живем во времени, которое было для Рузвельта будущим. Победила ли его система взглядов? И да, и нет.

Демократия не коммунизм, который якобы мог быть построен однажды и навсегда. Она не факт, а процесс. Демократия отступает и проигрывает каждый день там и тогда, где и когда выносится несправедливый приговор, унижается человеческое достоинство, нарушается закон, усиливается бедность. И демократия ежедневно побеждает там и тогда, где и когда люди добиваются справедливости, имеют возможность высказываться, где улучшается материальное благосостояние.

Россия понемногу движется в нужном направлении. Не всем это нравится. Много совершается нами и ошибок. Но мы не первые и не последние на этом пути. Справимся.

Теперь позвольте небольшое лирическое отступление. Хочу сказать, что Франклин Рузвельт еще многие годы будет для всех нас, для каждого русского величайшим из всех великих американцев. Рискну предположить, что у нас в стране он все же популярнее даже самого Бенджамина Франклина, изображенного известно где. И не потому, что он пару раз сфотографировался в Тегеране и Ялте с «чудесным грузином», нашим тогдашним диктатором.

А вот, мне кажется, почему. Например, мой дед едва вернулся с финской и тут же угодил на германскую. Он довоевал почти до Берлина, но в сорок пятом был тяжело ранен. И вернулся домой. И прожил еще 20 лет. Наверное, есть очень много причин и обстоятельств, в силу которых он был только ранен, а не убит, как миллионы его ровесников. И нельзя исключить, что хотя бы одна из этих многих причин как-то связана с Франклином Делано Рузвельтом. Мой дед не особенно, скорее всего, интересовался личностью тогдашнего американского президента. Он был простой крестьянин. Но возможно, при его лечении в госпитале использовались медикаменты, полученные из Америки по ленд-лизу. Или возможно, авиационная бомба хорошего немецкого качества, приготовленная судьбой для моего дедушки, улетела в последний момент не за ним, на Восток, а на Запад, где наконец-то, хоть и поздно, но все же очень вовремя, был открыт второй фронт. И смерть изменила траекторию. И дед вернулся домой живым. Может быть, конечно, что все было и не так. Но могло быть и так. И поэтому – господину Рузвельту мой отдельный респект.

Завершу тем, с чего начал. История, конечно, не повторяется. Но Россия стремится к свободе от нужды и свободе от страха, борясь с терроризмом, коррупцией и бедностью. И есть люди и общества, пример которых нас вдохновляет. Франклин Рузвельт и его Америка в их числе.

Нынешней осенью исполняется 70 лет с момента восстановления дипломатических отношений нашей страны с Соединенными Штатами Америки. До того 16 лет «единственным законным правительством России» американцы считали Временное правительство Керенского. Рано или поздно установление официальных контактов должно было произойти.

И это случилось, когда президентом США стал Франклин Делано Рузвельт, или ФДР, как приватно его зовут в США да и наши американисты. И нет тут фамильярности или неуважения, напротив, это в США знак славы, исторического веса – сказали ФДР, и всем все ясно, и чего тут расшифровывать.

Конечно, и об этом юбилее, и о самой личности Рузвельта (или ФДР опять же) у нас писать и говорить будут много. Но мы хотели остановиться на Главном, на тех уроках Рузвельта, которые для нас сейчас весьма актуальны.

Извлечь пользу из этих «уроков» – было бы, уверен, наилучшим способом отметить этот юбилей.

Великая депрессия

Повторяется ли история? На эту тему люди готовы спорить бесконечно. От мудрого эллина, изрекшего: «Нельзя дважды войти в один и тот же поток» и опровергающего его не менее мудрого ветхозаветного иудея, автора Екклесиаста: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было; и Бог воззовет прошедшее» до совсем уж близкого к нашему времени мыслителя, сделавшего такой практический вывод: «История не учитель. Она – суровый надзиратель, который наказывает тех, кто не усвоил уроков».

Все-таки поразительно, как много общего в сегодняшней российской жизни с тем, что происходило в Америке 20 – 30-х годов XX века. И США, и СССР оказались на грани самоуничтожения. Обвал произошел главным образом из-за внутренних причин, из-за грубейших ошибок в области управления.

Имеется в виду управление в широком смысле. Да простит меня наука за грубую аналогию, но скажите, что делает, например, человек, вскапывающий грядку? В сущности, он занимается управленческой деятельностью: целенаправленно прерывает рост дикорастущих растений и открывает возможности для развития растений культурных. А радикальный либерализм – разве это не дикий, запущенный сад, не торжество стихии, которая, как известно, ведома законом энтропии?

Общепризнанный, но старательно замалчиваемый нашими «реформаторами» факт: двадцатые годы, вошедшие в американскую историю как период Великой депрессии, были не только годами «сухого закона» и расцвета гангстеризма, но и временем тотального господства либеральных экономических взглядов, не допускавших даже мысли о необходимости какого-либо регулирования экономики.

Помните «Город желтого дьявола» Владимира Маяковского, «Железный Миргород» Сергея Есенина? В них дана подлинная картина США в преддверии катастрофического обвала. Фантастические состояния приобретались буквально за ночь. Те счастливцы, которые, например, купили в 1921 году акции «Дженерал моторс» за 25 тысяч долларов, к 1929 году стали миллионерами. Именно тогда в США – по аналогии с французскими «нуворишами» – появился термин «новый богатый», обозначавший человека, приобретшего свое состояние путем спекуляций, а не благодаря трудолюбию и пуританской этике. В 1929 году около миллиарда акций сменили собственников.

Вам это ничего не напоминает? В Америке 20-х годов процветали финансовые пирамиды типа наших МММ и ГКО. Владельцы «Юнайтед фаундерс корпорейшн» в кратчайший срок увеличили капитал своей компании за счет доверчивых вкладчиков до 686 миллионов долларов, затратив на ее создание... 500 долларов собственных средств. Коммерческие банки продали народу необеспеченных ценных бумаг на 50 миллиардов долларов. Вся страна от банкиров до простых обывателей, словно обезумев, играла на бирже. В той или иной мере с рынком ценных бумаг были связаны 30 миллионов американских семей – четверть населения США. Почти все они стали прообразами нашего незабвенного халявщика-«партнера» – Лени Голубкова.

Попытки притормозить вакханалию наживы, внести поправки в основы «свободного рынка» американским правительством, конечно же, предпринимались. Еще в 1904 году президент Теодор Рузвельт (дядя Франклина) добился для правительства права регулировать взаимоотношения между нанимателями и наемными работниками, ввел понятие «справедливой сделки». Но все было сведено к нулю дальнейшими действиями президента Гувера. Деловая Америка вернулась к принципу «Каждый сам за себя, один Бог за всех».

Либералы были в восторге от происходящего. Знаменитый американский публицист и обозреватель Уолтер Липпман писал в 1927 году, что «более или менее бессознательная и незапланированная деятельность бизнесменов на деле оказалась более новаторской, смелой и в каком-то смысле более революционной, чем все вместе взятые теории прогрессистов». Прогрессистами тогда называли сторонников Прогрессивной партии, которая выступала за государственное вмешательство в экономику. Их сопротивление было сметено волной жаждущих как можно быстрее «делать деньги из воздуха».

А теперь вспомните бурное ликование наших демократов, добившихся в начале 90-х годов ликвидации органов государственного планирования и контроля. Отдельные трезвые голоса утонули тогда в реве несущегося к рынку стада.

Именно отсутствие на определенном этапе правительственного контроля и в Америке, и у нас привело к зловещему росту скороспелых олигархов. Владельцы огромных состояний рвались к власти, действуя через гигантские корпорации, которые они держали под контролем. Правительство же оказывалось бессильным против финансовых махинаций. Разрыв между покупательной способностью масс и производительными способностями страны нарастал. Неизбежным итогом безумной гонки за деньгами стал перегрев экономики и отрыв финансовой системы от того, что сейчас называется реальным сектором, то есть от материального производства. Эгоизм, жадность, бесконтрольность вели к пропасти.

Крушение и у нас, и у них приняло лавинообразный характер. Рост американской экономики прекратился в июне 1929 года. В сентябре началось падение курса акций, 24 октября произошел обвал Нью-Йоркской фондовой биржи, а 29 октября того же года наступил знаменитый «черный вторник», когда разразилась биржевая паника и рухнули акции самых надежных компаний.

Так начался период Великой депрессии. К июлю 1932 года общий объем производства в США упал на 54 процента, экспорт уменьшился в 4 раза, разорились 32 тысячи частных компаний, безработица охватила почти 17 миллионов человек. Индекс промышленного производства упал со 114 в августе 1929 года до 54 в марте 1933 года. Объем производства предметов длительного пользования снизился за этот же период на 77 процентов. Акции компании «Дженерал моторс», гордости Америки, упали с 73 до 8 пунктов. Истощение производственного капитала сопровождалось дисквалификацией рабочей силы и потерей ее профессиональных навыков. Произошла полная дезорганизация экономики – промышленности, сельского хозяйства, финансовой системы. Чтобы как-то расплачиваться с наемной силой за труд, в некоторых штатах начали выпускать боны – собственные суррогаты национальной валюты.

Закрылись десятки тысяч заводов. Фермеры не видели смысла засевать поля, из страны утекал капитал, жизненный уровень снизился втрое, экспорт опустился до невиданно низких пределов. Пришла необходимость сократить поголовье скота, забивались миллионы голов свиней, их мясо в основном шло на удобрения. При миллионах голодающих в стране сокращались посевы пшеницы. Как с горечью констатировал Г.Уоллес: «Мы имеем самый большой запас пшеницы (на три с половиной года) и самые длинные очереди за хлебом». В стране изобилия миллионы людей погрязли в нищете.

Безработица выросла с трех до 27 процентов. 34 миллиона американцев оказались вообще без какого-либо заработка. Вместе с членами семей безработных и частично безработных их набиралось около половины населения страны. Сбор налогов сократился настолько, что мэрии городов оказались не в состоянии поддерживать городское хозяйство и систему образования. В Нью-Йорке триста тысяч учащихся перестали посещать школы, а из числа тех учеников, которые продолжали ходить на занятия, 20 процентов страдали от недоедания.

Так же, как это было десятилетие назад в «перестроечной» России, сотни тысяч американцев и американок в отчаянии взялись за розничную торговлю. Но продавцов становилось все больше, а покупателей находилось все меньше. Многие бросились обзаводиться кто коровой, кто огородиком. Большинство же были совсем беспомощны. Улицы кишели нищими и безработными, не имевшими защиты со стороны закона и государства. Люди стучались в ворота тюрем, просясь на ночлег. Участились самоубийства. Возникли целые армии беспризорных детей. Люди, проводившие ночи на свалках, под мостами, прозвали газеты, немало способствовавшие всему этому хаосу, «одеялами Гувера».

Разве наша «самая читающая в мире» демократическая интеллигенция, в конце XX века столь рьяно взявшаяся за ликвидацию государственного регулирования экономикой, не знала, не читала ничего о причинах и следствиях Великой депрессии? Россия в своем нынешнем либерализме далеко переплюнула тогдашнюю Америку, например, по части «дарования» суверенитетов, за что мы до сих пор платим кровью. «Века, века вас будет проклинать больное, чахлое потомство!» – эти слова Александра Блока напрямую относятся к проповедникам «нового мышления». То же и в отношении к национальным богатствам.

Во все времена у всех народов полезные ископаемые принадлежали исключительно государству. Наши же ветви власти – все три – по сию пору не знают, какие и кому доходы приносят сейчас полезные ископаемые России. Похоже, они даже не интересуются тем, что, скажем, в Англии и Норвегии от добычи углеводородного сырья солидные платежи идут в казну. Сквозь пальцы взирают на разграбление отечественных лесных богатств. Поневоле у граждан возникают подозрения в «проплаченности» государственной слепоты.

В Америке 20-х неслыханное обнищание, откровенно промонополистический курс правительства вызвали мощное движение протеста. В демонстрациях участвовали сотни тысяч человек. В стычках с полицией погибали десятки людей. В марте 1930 года на улицы американских городов вышли полтора миллиона человек. Страна была охвачена «голодными маршами протеста».

Публицист Уильям Аллен Уайт писал в те дни: «Если корабль не выпрямится, экипаж выскочит и выбросит за борт всю офицерскую толпу в расшитых мундирах – демократов, республиканцев, решительно всех».

Тому, что произошло в 20-х в Америке, и в 90-х у нас, немало способствовали действия первых лиц. У «штурвала» США стоял тогда Гувер – негибкий, излишне прямолинейный, что на дипломатическом языке называется словом «волевой», у нас – такой же по характеру Ельцин. Оба они откровенно потакали своеволию кучки олигархов. Их правительства бездействовали. Зато богатые не испытывали неудобств.

Президент Гувер предлагал в качестве выхода из кризиса достижение сбалансированного бюджета, при этом непременно без увеличения его расходной части, снижения инфляции и сохранения золотого содержания доллара. Знакомая песня! Наши чиновные «либералисты» до сих пор также свято верят в три канона: сбалансированный бюджет – величайшее благо; главный враг – инфляция; о прерывании связи с долларом может говорить только враг народа.

Справедливости ради надо заметить, что Гувер пытался помочь бедным слоям, но делал это так, что в итоге окончательно разбалансировал госбюджет, а жалкие его подачки лишь приводили людей в бешенство. В стране нарастал социальный взрыв.

Недаром Рузвельт накануне выборов сказал: «Если я окажусь плохим президентом, вероятно, я буду последним президентом...»

«Президент считает...»

Несколько штрихов к биографии Франклина Делано Рузвельта. Родился он 30 января 1882 года. Принадлежал поистине к элите, его семья находилась на самой вершине социальной пирамиды. С детства Франклин впитал стойкое предубеждение против биржевых и иных спекулянтов, разоривших его отца – Джеймса Рузвельта – в 1893 году. Дед его со стороны матери Уоррен Делано – личность созидательная, в свое время вложил миллион долларов в развитие железных дорог Запада и также пострадал от махинаторов.

Франклин был любимцем матери, которая интуитивно пророчила ему великое будущее, культивировала в сыне чувство ответственности и уверенности в себе и, надо сказать, оказывала на него влияние, даже когда он уже стал президентом. В их доме бывали и министры, и сенаторы. Однако в воспитательных целях в десять лет его определили не в элитную, а в народную школу, где он быстро освоился, научился находить общий язык со сверстниками разных сословий, полюбил бывать в толпе, овладел в совершенстве немецким и французским языками.

Образование его продолжилось в школе известного педагога Эндикота Пибоди. В этой школе, как было общеизвестно, готовили пополнение для правящей элиты Америки. Здесь, помимо предоставления необходимых знаний, ставили целью формирование характера воспитанника, которого учили, что идеалы юности следует пронести через всю жизнь, превыше всего необходимо ставить служение стране и, в соответствии с христианскими заповедями, никогда не идти на компромисс со злом. По отзыву Пибоди, будущий президент «был тихим, обыкновенным мальчиком, несколько способнее своих товарищей, был замечен в своем классе, но отнюдь не был блестящим учеником. Нам всем он нравился».

И в Кембриджском университете Франклин остался таким же. Окончил он университет на круглые тройки. Активность Франклина-студента проявилась в другом. Он занялся журналистикой, притом настолько успешно, что его избрали главным редактором студенческой газеты «Кримсон». В политическую деятельность вступал постепенно. Причем поначалу показал себя неважным оратором – говорил с огромными паузами. Но уже тогда проявились его особые черты – чутко реагировать на изменения обстановки, осмотрительно выбирать себе партнеров, соратников, друзей, ладить с профсоюзами, а также не связывать себя участием в непопулярных мероприятиях.

Настоящим его кумиром был «дядя Тэд» – Теодор Рузвельт, президент США в 1901 – 1909 годах, которого называли «грозой трестов», хотя он всячески подчеркивал, что борется не с монополистами, а за честный бизнес.

Идея равноправия стала для него почти навязчивой. Он требовал равенства и справедливости для всех, поддерживал профсоюзы, боролся за равноправие женщин. В результате правые называли его социалистом, а левые обвиняли в покровительстве коррупции. Однажды выведенный из терпения «дядя Тэд» заметил: «Я знаю только одно качество хуже, чем твердость сердца, – мягкость головы».

Франклин чутко прислушивался к мнению «дяди Тэда», который считал, что экономика не должна развиваться бесконтрольно, напротив, ею следует управлять в интересах народа. Не запрещать тресты и монополии, а контролировать их – вот его политика. Правительство должно вмешиваться, чтобы принять меры по охране труда, подчинять деятельность крупных корпораций интересам общественного благополучия, преследовать козни и мошенничество, словом, искоренить насилие наглого и сильного над слабым.

Известна крылатая фраза Теодора Рузвельта: «Совершенно необразованный человек может разве что обчистить товарный вагон, а выпускник университета может прикарманить целую железную дорогу». Его правительство впервые смогло получить полный контроль над американскими железными дорогами. Был принят билль Хэпберна о тарифах. Против него сразу ополчились крупные бизнесмены, которые с помощью газет и многочисленных адвокатов начали постепенно подрывать полномочия национального правительства и делали это до тех пор, пока оно не утратило их совсем.

Рузвельту так же была чужда идея невмешательства государства в хозяйство, как и идея неограниченного господства монополий. Он выступал категорически против старинного американского лозунга, гласящего, что «то правительство лучше, которое правит меньше». А сколько раз за последнее десятилетие россияне слышали это сакраментальное выражение из уст не только олигархов, но и представителей высшего эшелона власти!

Франклин Рузвельт предсказывал неизбежность краха спекулятивного бума: «Государство, которое не старается правительственными мероприятиями разрешить новые проблемы... обречено на упадок и неминуемую гибель от бездействия». Он часто цитировал слова американского деятеля XIX века Даниэля Вебстера: «Самое свободное государство на свете не может долго просуществовать, если законы имеют тенденцию создавать быстрое накопление богатств в немногих руках, оставляя большую часть населения в нищете и без средств».

«Дядя Тэд», сумевший силой воли преодолеть врожденную хилость и астму, стал для своего племянника еще и живым образцом личного мужества, когда в результате заболевания полиомиелитом Франклин оказался навсегда прикованным к креслу. Несмотря на свой недуг, он разъезжал по стране больше любого предшествовавшего ему президента США. Цель поездок – получение информации из первых рук для формирования правильного представления о проблемах и настроениях. Он полушутя заявлял: «Я, как Антей, собираюсь с силами, встречаясь с народом».

ФДР постоянно консультировался с бесчисленными специалистами. Был прост, общителен. Внимательно выслушивал собеседника, с оппонентами спорил, нередко горячо и подолгу, пока, наконец, не наступал решительный момент, когда вместо обычного «я думаю» он произносил: «Президент считает...».

По мнению Франклина Рузвельта, основное достоинство руководителя – вдохновлять, а не впадать в мрачное уныние, как это было свойственно республиканской администрации Гувера. В 1926-м на лекции в академии Милтона будущий президент говорил, что изменения неизбежны в любом обществе, беспокойство в нем – признак здоровья, опасность же для США как раз заключается «в слишком длительном периоде бездействия».

Еще летом 1920 года в ходе избирательной кампании на пост вице-президента Рузвельт четко сформулировал свою позицию: «Мы против влияния денег на политику, мы против контроля частных лиц над финансами государства, мы против обращения с человеком, как с товаром, мы против голодной заработной платы, мы против власти групп и клик».

Рузвельт с первого дня избрания на высший пост избегал упоминания о своей принадлежности к Демократической партии, подчеркивая тем самым общенациональный характер своей администрации и необходимость национального единства независимо от партийной принадлежности перед лицом сложных проблем США. Да и в период избирательной кампании он подчеркивал, что ведет борьбу не против Республиканской партии, а с ее руководством, ответственным за возникший в стране кризис. По мнению американского историка Д.Бернса, Рузвельт «взял на себя роль отца нации, внепартийного лидера, общенародного президента».

В речи на съезде Демократической партии в Чикаго (2 июля 1932 года) Франклин Рузвельт сказал: «По всей стране мужчины и женщины, забытые в последние годы в политической философии правительства, ждут от нас руководства и более справедливого распределения национального богатства. На фермах, в больших городах, в городках и деревушках миллионы наших сограждан трепетно надеются, что их прежний уровень жизни и мышления не канул в прошлое. Эти миллионы не могут и не будут ждать напрасно.

Я клянусь вам, я клянусь себе проводить новый курс для американского народа. Пусть мы, собравшиеся здесь, станем пророками нового порядка, знания и мужества. Перед нами больше, чем политическая кампания, это призыв к оружию. Помогите мне не только получить голоса, но и победить в крестовом походе – вернуть Америку ее собственному народу».

В речи на присяге Рузвельт обрушился на некомпетентность банкиров, этих «неразборчивых в средствах ростовщиков», опирающихся на власть чистогана, объявил себя сторонником действий в интересах простых людей. Предупредил, что, если конгресс не примет необходимого законодательства, а кризис будет продолжаться, он обратился «к конгрессу за единственным оружием для борьбы с кризисом – широкими полномочиями, столь же большими, какие бы потребовались в случае настоящей войны со вторгшимся врагом». И конгресс вскоре предоставил президенту на два года такие чрезвычайные полномочия, каких Вильсон не имел и во время войны.

Рузвельт призвал действовать, и действовать быстро. «Мы должны идти вперед, как обученная и верная армия, готовые нести жертвы ради общей дисциплины, ибо без дисциплины невозможен прогресс, а никакое руководство не может быть эффективным».

Новый курс

Франклин Рузвельт, принявший управление страной в марте 1933 года, получил возможность действовать при почти единодушной поддержке конгресса, в котором его партия получила абсолютное большинство. Он добился чрезвычайных полномочий на два года, законодательная инициатива была полностью передана президенту. Суть его политики состояла в решительном повышении роли государства в экономике.

«Одна из обязанностей государства заключается в заботе о тех своих гражданах, которые оказались жертвами неблагоприятных обстоятельств, лишающих их возможности получить даже самое необходимое для существования без помощи других, – заявил Рузвельт. – Эта обязанность признается в каждой цивилизованной стране...» На возражения финансистов ответил: «Если голодная смерть и жестокая нужда части наших граждан делают необходимыми дополнительные расходы, которые разбалансируют наш бюджет, я не поколеблюсь сказать американскому народу всю правду и попросить его выделить дополнительные средства».

В течение трех месяцев конгресс принял семнадцать чрезвычайных законов для вывода Штатов из депрессии. Первый – «Чрезвычайный закон о банках» – был принят в течение одного дня, после 40-минутных дебатов, прерывавшихся криками «Давайте голосовать!». За 11 дней была принята уйма важнейших решений. Декретом президента объявлено о четырехдневном закрытии всех банков. Одновременно правительство запретило вывоз золота, серебра и бумажных денег из США. Отменено хождение золотой валюты. Под страхом заключения на 10 лет и штрафа в 100 тысяч долларов предложено обменять золото на бумажные банкноты. Было решено также установить свободно колеблющийся курс доллара относительно других валют. 22 марта отменен «сухой закон» и разрешена свободная продажа спиртных напитков.

Были подписаны закон о восстановлении национальной промышленности, закон о регулировании сельского хозяйства, закон о трудовых взаимоотношениях, закон о социальном обеспечении и закон о справедливом найме рабочей силы. Рузвельт, трезво рассудив, что в сложившихся условиях банки скупят и проглотят заводы, а высосав из них последние соки, выкинут потом на свалку за ненадобностью, запретил банкам покупать акции промышленных предприятий. Приняты меры для пресечения разорения и продажи с молотка фермерских хозяйств, расширены кредиты мелким предпринимателям, снижены процентные ставки на ссудный капитал и тарифы на продажу продукции в другие страны...

Правительственные структуры наконец-то взяли под контроль сферы деятельности, которые прежде считались неприкасаемыми. Пятнадцать специально созданных федеральных ведомств стали регулировать правила конкурентной борьбы, рынок ценных бумаг, цены на продукцию и распределение рынков сбыта. После двухнедельной ревизии треть коммерческих банков была ликвидирована. 16 июня 1933 года вступил в силу закон о восстановлении национальной промышленности.

Как эти меры решительно не похожи на вялые действия нашей исполнительной власти, готовой кому угодно отдать все свои полномочия, сбросить со своих плеч все хозяйственные заботы, перепоручив их неким «саморегулирующимся структурам»!

Как будто именно к нам обращены сегодня слова Рузвельта с их беспощадной оценкой ситуации: «В течение 12 лет наша нация управлялась ничего не видящим, ничего не слышащим, ничего не делающим правительством. Нация смотрела на это правительство, а правительство смотрело в сторону. Девять возмутительных лет с золотым тельцом и три года высокомерного безделья... Девять безумных лет миража и три долгих года отчаяния! И, мои друзья, могущественные силы пытаются сегодня вернуть к власти то правительство, которое наиболее индифферентно к заботам человечества...».

Америка поняла своего президента, страна вырвалась из атмосферы безнадежности, почувствовала в себе живые силы, начала действовать.

«Кодекс честной конкуренции» предусматривал право на коллективный договор. В нем были определены минимальная зарплата и максимальная рабочая неделя, запрещено применение детского труда. Конгресс ассигновал невероятную сумму – 5 миллиардов долларов – на пособия неимущим и организацию общественных работ.

Спустя всего неделю после инаугурации, в воскресенье 13 марта 1933 года, Рузвельт, сидя перед камином в Белом доме, обратился по радио к американцам с призывом спасти банковскую систему страны.

«Друзья мои, – говорил Рузвельт, – я хочу рассказать вам, что было сделано за последние несколько дней, почему это было сделано и какие следующие шаги мы собираемся предпринять. Прежде всего позвольте мне объяснить простой факт: когда вы вкладываете ваши деньги в банк, этот банк не прячет ваши деньги в сейф. Он вкладывает ваши деньги в различные формы кредита – в акции, закладные. Другими словами, банк заставляет ваши деньги работать, чтобы колеса экономики продолжали крутиться... Лучше держать их в банке, чем под матрацем».

Как это ни покажется странным россиянам, привыкшим к обману как со стороны властей, так и со стороны банкиров, слова Рузвельта подействовали и уже на следующий день после его обращения к нации взносы в банки резко возросли, а к концу недели две трети банков возобновили свою работу.

Президент объявил новую экономическую политику, получившую название «Новый курс» (New Deal). Впервые в стране, традиционно представляющей собой царство экономической свободы и индивидуальных ценностей, государство заявило о своих правах на регулирование рынка.

«Новый курс» был направлен на ликвидацию последствий экономического кризиса. Он содержал три основные позиции. Во-первых, часть банков подлежала национализации, а дееспособным банкам была оказана необходимая государственная поддержка. При этом создавался государственный реестр надежных банков. Во-вторых, предусматривалось предоставление льготных кредитов фермерам для выкупа заложенных ими хозяйств. В результате 37 процентов фермерских хозяйств было вновь выкуплено. И в- третьих, создавалась государственная организация по общественному труду, в которую привлекались американские безработные, главным образом для строительства дорог и мостов.

Такие меры государственного регулирования экономики, по убеждению президента, были необходимы, чтобы оздоровить экономику и сплотить общество: «Мы встретили чрезвычайное положение чрезвычайными мерами. Значительно более важным было то, что мы добрались до корней проблемы и занялись причинами кризиса. Мы против революции. Поэтому мы объявили войну тем условиям, на которых вырастают революции».

5 июля 1935 года был подписан законопроект Вагнера. Характерна его преамбула: «Отказ предпринимателей признать право рабочих на организацию профсоюза и согласиться с коллективными договорами ведет к стачкам и другим формам борьбы и смуте в промышленности.., что усугубляет повторяющиеся кризисы». Таким образом, закон утвердил права профсоюзов.

Впервые в американской истории, несмотря на возражения, Рузвельт назначил женщину – Ф.Перкинс, которая проработала с ним все 12 лет – министром труда. Был введен режим экономии в отношении правительственных расходов. Причем Рузвельт, что называется, начал с себя. На церемонию инаугурации, например, было отпущено 20 тысяч долларов, а обошлись тремя с половиной, остальное перечислили на общественные нужды. При реорганизации органов исполнительной власти президент придерживался принципа: иметь чиновников меньше, но платить им больше.

Популярный журнал «Колльерз» написал о ста днях президента Ф.Рузвельта: «У нас произошла наша революция, и она нам понравилась».

Встроенный стабилизатор

Еще будучи губернатором Нью-Йорка, в ответ на циничное рассуждение одного ортодокса о том, что единственная надежда побудить страну к изменениям – это подождать, пока государственный корабль прочно сядет на мель, Рузвельт, всегда корректный, холодно отчеканил: «Люди не скоты, вы должны это знать».

Жаль, что в России 90-х некому было дать столь же достойную отповедь нашему проповеднику людоедской «шоковой терапии», его соратникам и последователям.

Впервые в истории США была создана федеральная программа государственного вспомоществования. В особый комитет вошли министры труда, внутренних дел, сельского хозяйства и военный. Главой Администрации гражданских работ Рузвельт, не полагаясь на существующие департаменты и бюро, назначил малоизвестного тогда ньюйоркца Гарри Гопкинса, объявившего своей задачей как можно скорее «сделать так, чтобы люди не умирали от голода». Гопкинс привлек внимание Рузвельта еще и тем, что не хотел заниматься простой благотворительностью. Люди без работы теряют достоинство, считал Гопкинс. Помощь обездоленным согражданам, считал он, должна предоставляться правительством не в форме милостыни, а в порядке выполнения общественного долга.

Были проработаны сотни проектов. На их реализацию требовалось не менее 1,5 миллиарда долларов. Все сомнения и возражения Гопкинс обрезал фразой: «Голод – не тема для обсуждений». Рабочие места в большинстве своем намечалось создавать искусственно, без оглядки на хозяйственную ценность, и, как правило, они были связаны с широким применением ручного труда. Организация заняла свыше 4 миллионов безработных. За три с половиной месяца они построили или улучшили 500 тысяч миль дорог второго класса, 50 тысяч школьных зданий, около 500 аэродромов и т.п. А за последующие десять лет администрация гражданских работ создала десятую часть всех новых дорог в Америке, треть всех новых больниц, три четверти новых школ.

Гражданским корпусом сохранения ресурсов уже в начале лета 1933 года для городских юношей в лесных районах были созданы военизированные трудовые лагеря на 250 тысяч человек. Страна была разбита на 9 зон, возглавляемых генералами. Всего подготовкой молодежи были заняты от 5 до 10 тысяч офицеров. Строительство лагерей, их транспортное обеспечение, снабжение, руководство сроком на 6 месяцев взяла на себя армия. В лагерях вводилась воинская дисциплина со строевой подготовкой, с бесплатным питанием, экипировкой. К 1935 году эти лагеря расширились вдвое – до 500 тысяч, а всего через них прошли три миллиона человек. Кроме молодежи там работали взрослые – 25 тысяч безработных и 25 тысяч ветеранов. Занимались они озеленением, чисткой лесов, мелиорацией, предотвращением эрозии почвы, благоустройством парков, заповедников. Только деревьев было высажено 200 миллионов.

Для молодежи, утверждал Рузвельт, обращаясь к первой смене лагерей, настало время «отказаться от усилий, разрушающих нацию и самих себя, и прийти к выводу, что удовлетворительная и надежная награда последует только за честную работу. Это может стать духом американского будущего. Вы – авангард этого нового духа».

Для безработных творческих профессий, таких, как архитекторы, учителя, музыканты, писатели, журналисты, актеры, предназначались проекты, объединенные под общим названием «Служба гражданских работ», которая охватывала широкий спектр деятельности – от статистики и планирования до археологических раскопок и организации симфонических оркестров.

Зимой 1934 года программы помощи поддерживали жизнь 20 миллионов американцев. В стране возникли организации «Друзья Рузвельта», поддерживающие его начинания. Так развертывалась миссия по спасению Америки.

От Рузвельта ждали чуда, подобно тому, как в России его теперь ждут от Путина. Но торнадо кризиса продолжал раскручиваться, и в январе 1935 года Рузвельт в очередной раз обратился к конгрессу с предложением о том, чтобы помощь трудоспособным нуждающимся в виде пособий, пакетов с продуктами т.п. заменить обеспечением работой, ассигновав на это 4,9 миллиарда долларов. Сумма астрономическая, но и она не покрывала даже половины потребностей. «Мы должны спасти рабочих не только физически, – доказывал президент, – но мы также должны сохранить их уважение к себе, мужество и решимость».

Перевод трудоспособных нуждающихся на федеральную программу занятости начался в том же году. Гопкинс любил цитировать слова некоей женщины, с гордостью заявившей: «Мы больше не получаем пособия. Мой муж работает на правительство!»

В 1936 году при решающей поддержке народных масс Рузвельт был избран президентом на второй срок. Несмотря на ограниченность результатов «Нового курса», он и в последующем сохранил поддержку большинства избирателей.

Однако банковский кризис и продолжавшееся снижение производства заставили нового президента и его окружение несколько умерить радикализм и пойти на консультации с крупным бизнесом, в том числе и банковским.

И еще о параллелях и совпадениях в мельчайших деталях, которые порой кажутся невероятными. Возможно, в истории России немалую роль сыграет недавняя поездка Владимира Путина по Дальнему Востоку, его участие в пуске гидроэлектростанции на Бурее и реплика, прозвучавшая по поводу одного выступления, исполненного самодовольства: «Вся страна строила эту ГЭС». В американских мемуарных источниках часто приводится следующий эпизод. Когда помощник Франклина Рузвельта Самуэль Розенман представил ему данные о попытках республиканцев приватизировать гидроэнергетические объекты, Рузвельт, усмехнувшись, продиктовал стенографистке: «О проблеме лучше всего сказано в Ветхом Завете: «Не укради»...

Теперь о гидротехнических аналогах. Бассейн реки Теннесси охватывает семь штатов Америки. Во времена рабовладения это был район хлопководства. Беспощадная вырубка лесов после гражданской войны привела природу в безобразное состояние, а население ввергла в нищету и убожество. По инициативе сенатора Норриса, горячо поддержанной Рузвельтом, было решено преобразить этот регион, сделать его для всей страны наглядным примером того, как человек может сохранить, развить, облагородить природу.

Проект получил название «встроенного стабилизатора», в нем воплощались романтические мечты президента о лучшей Америке, и он был предметом особой гордости Рузвельта до самой его смерти.

В принятом 18 мая 1933-го законе предусматривалось создание Управления гидроресурсов долины реки Теннесси – «Правительственной корпорации, обладающей гибкостью и инициативой частного предприятия». В результате реализации этого проекта к пяти плотинам на Теннесси, которые начали строить еще во времена Первой мировой, добавились еще 20. Река стала судоходной. В ее пойме улучшились условия земледелия, была остановлена эрозия почвы, разрослись молодые леса. Доходы фермеров и промышленников, получивших дешевую энергию ГЭС, поднялись. Некогда забытый и запущенный людьми район разительно преобразился. Однако опыт «Встроенного стабилизатора» больше в США не повторился нигде.

Все-таки удивительное дело: Франклин Рузвельт не был экономистом, но в экономике сумел противопоставить волчьим нравам здравый смысл. И стал великим президентом своей страны. Путем строго дозируемой и контролируемой эмиссионной накачки Рузвельт оживил американскую экономику и вытащил страну из самого разрушительного в ее истории кризиса. Америке удалось избежать революции.

Рузвельт «обезвредил бомбу». Государство твердо обозначило свое присутствие и руководящую роль во всех сферах жизни. Прошло семьдесят лет, и за это время «новый курс» позволил американскому государству стать сверхдержавой. Только почему-то этот великий демократ не в почете у демократов российских.

Рузвельт – государственник

«Еще один Сталин – только значительно хуже!» – подобные мнения о Франклине Рузвельте можно было услышать на публичных выступлениях и прочитать на страницах газет того времени. Многим современникам казалось странным, что фанатичная ненависть к нему исходила от лиц, чьи доходы были восстановлены и чьи банки снова заработали после марта 1934 года, когда налоги были невысоки, а дивиденды и стоимость акций многократно увеличились.

Исследователь Д.Джонсон в книге «Рузвельт: диктатор или демократ?» писал, что «в течение своего первого президентского срока он (Рузвельт) приобрел врагов не столь многочисленных, как об этом свидетельствуют результаты выборов, сколь исключительно злобных и исключительно горластых... Все те, чьи доходы, личная власть и социальное положение пострадали от законов, принятых в период «нового курса», естественно, надеялись и молили Бога о предоставлении им возможности вонзить нож в Рузвельта».

Социальным источником ненависти к Рузвельту были олигархи. В 1935 году большинство американских газет, отражая взгляды своих владельцев, выступали против президента. На любые их выпады Рузвельт реагировал корректно. Более того, с первых дней президентства он обратился к журналистам с просьбой почаще критиковать его, дабы предупредить от возможных ошибок.

Борьба с воротилами бизнеса, которые относились к правительству Рузвельта чуть ли не как к оккупационному и публично заявляли, что «Гитлер был бы лучше», имела давнюю историю. Так, в декабре 1928 года, за несколько дней до вступления в должность губернатора штата Нью-Йорк, Рузвельт заявил на пресс-конференции: «Я считаю, что в будущем государство... будет расширяться в интересах обеспечения всеобщего блага. Государство несет ответственность за обучение детей своих граждан. Некоторые заявят, что это социализм. Мой ответ им – это социальные, а не социалистические меры».

В то время как республиканские газеты превозносили благодеяния большого бизнеса, демократ Рузвельт в речи по случаю национального праздника в июле 1929 года заявил: «Есть все основания спросить, не находимся ли мы перед лицом опасности возвращения к временам троглодитов, возникновения новой феодальной системы, создания такого высокоцентрализованного контроля со стороны промышленников? Если американцы, подобно их предкам в период войны за независимость, не поднимутся против «нового экономического феодализма», то, в конечном счете, собственность сосредоточится в руках немногих, преобладающее большинство народа окажется рабами».

В письме к одному конгрессмену в 1930 году он разъяснял: «Нет никакого сомнения, что коммунистические идеи наберут силу по всей стране, если мы не сумеем поддержать старые идеалы и первоначальные цели демократии. Я знаю, что вы согласитесь со мной в том, что в США перед нами стоит не только опасность коммунизма, но равная опасность концентрации всей экономической и политической власти в руках тех, кого древние греки называли олигархией».

По поводу требования президента, высказанного в палате представителей конгресса, – компенсировать фермерам убытки – Ф.Бриттен воскликнул: «Законопроект, находящийся на рассмотрении конгресса, является более большевистским, чем любой закон, существующий в Советской России». Откровеннее всех был газетный магнат Уильям Херст, назвавший новый курс «чистейшим коммунизмом». Возникло движение под лозунгом «Остановить Рузвельта».

19 июня 1935-го президент потребовал от конгресса снизить ставки налогов на небольшие доходы и увеличить их для крупных, на 7 процентов поднять налог на наследство. Он пояснил, что «богатство ныне не является результатом индивидуальных усилий». Денежная элита реагировала весьма болезненно: президент замахнулся на святая святых – на их карман.

Во время обсуждения законопроекта о социальном обеспечении в комитете конгресса выскочила какая-то женщина и, прервав чтение, закричала: «Закон слово в слово списан со страницы 18-й «Коммунистического манифеста», который я держу в руке». Тем не менее 14 августа 1935-го этот закон вступил в силу. В прессе поднялся шум, что-де попраны священные основы американизма. Оплакивали конец «свободного предпринимательства», возмущались «вторжением в семейные очаги»...

Ярость «верхних 10 тысяч» Америки нарастала. Многочисленные газеты Херста писали, что Рузвельт – «коммунист», «предатель своего класса», стремящийся к диктатуре, что его предвыборная кампания направляется из Кремля. Особенно жестко критиковали «новый курс» идеологи социального дарвинизма, рыночных правил о выживании сильнейшего, ненавидящие принципы социальной справедливости, жрецы культа индивидуализма.

Рузвельтом были недовольны лидеры всех партий – и коммунистов, и социалистов, и демократов, и республиканцев. Пресса его травила. А народ боготворил, носил на руках. Он всегда чувствовал эту искреннюю поддержку основной массы населения. В 1933 году, когда монополии требовали, чтобы против забастовщиков были брошены федеральные войска, он ответил категорическим отказом. При опросах общественного мнения чаще всего люди подчеркивали: «Он дал мне работу», «Он спас мой дом»... Сторонники честного бизнеса говорили, что Рузвельт сделал для американцев даже больше, чем смог бы в его положении сам Христос.

О том, как действовали во время кризисов и чрезвычайных ситуаций признанные руководители – тот же Рузвельт, Дэн Сяопин, другие великие люди, – хорошо известно, это вошло в учебники. Почему же мы зачастую поступаем прямо противоположным образом? Вот вопрос, который не дает покоя. Только теперь, разочаровавшись в курсе «либеральных» реформ 1992 – 1998 гг., многие российские политики, экономисты и публицисты начинают обращаться к опыту государственного регулирования экономики США после финансового краха 1929-го, которое осуществлялось администрацией президента Франклина Рузвельта в 1933 – 1939 гг.

Конечно, были попытки использовать опыт Рузвельта в области законодательства при разработке российских законов. Так, принятый Госдумой в октябре 1998 года сразу в трех чтениях закон «О противодействии легализации доходов, полученных незаконным путем», предусматривающий проверку всех доходов граждан, превышающих 10 тысяч долларов в год, почти без изменений списан с американского закона, принятого по инициативе Ф.Рузвельта. Но таких примеров единицы.

Между тем советы использовать в России опыт Ф.Рузвельта поступают к нам и из-за океана. Так, газета «Нью-Йорк таймс» писала, что пришло время вспомнить «новый курс» Франклина Рузвельта в «качестве модели восстановления российской экономики» как наиболее отвечающий современной обстановке. Ведь некоторые отклонения от принципов свободного (в наших условиях стихийного) рынка вовсе не означают отмены частной собственности и демократических свобод.

Мы любим прислушиваться к голосам из-за рубежа. И примеров тому масса. Но вот что странно: почему-то слышим только дурные советы, а хорошие – нет. А ведь не зря сказал один мудрец: «Нельзя помочь тому человеку, который не хочет слушать добрых советов». Человеку, заметим. А мы говорим о стране, о ее судьбе. Не может быть, чтобы не нашлись, наконец, в ней люди, которые услышат голос разума. Услышат и сделают разумные, главные, практические выводы. Думаем, что такие люди есть. На них-то, собственно, и вся наша надежда.

Игорь ЯНИН,
доктор исторических наук.

P.S. Президент Теодор Рузвельт сказал как-то в одной из своих речей слова, прочно вошедшие в американскую традицию, хорошо известные теперь каждому мало-мальски образованному американцу. Вот они: «С точки зрения нашего материального процветания существует лишь один дополнительный момент, столь же важный, как и противодействие духу зависти и враждебности по отношению к людям бизнеса, по отношению к честным состоятельным людям, а именно: противодействие деятельности бесчестных бизнесменов». (Бурные аплодисменты.)

В ответ на эту овацию Рузвельт сказал: «Минуточку, я не хочу, чтобы вы аплодировали этой части моего выступления, если вы не готовы аплодировать и ранее зачитанной мною части, которую вы прослушали без проявления одобрения». (Смех, аплодисменты.)

«Я хочу, чтобы вы поняли, что я буду с такой же твердостью защищать права честного человека, наживающего свое состояние честным путем, с какой я буду выступать против бесчестного человека, наживающего состояние нечестными путями. И я настаиваю на своем праве требовать вашей поддержки как в первом, так и во втором случае.

Я рад вашим аплодисментам, но я хочу, чтобы вы возвратились к тому, что я сказал ранее, и наградили бы аплодисментами и то мое заявление.

Я зачитаю вам его снова: «Любое проявление бездумной зависти и враждебности по отношению к честным людям, приобретающим богатство честным путем, должно быть подавлено в самом зародыше силой разумного общественного мнения». (Бурные аплодисменты.)

Думается, такому умению «держать зал» и так, напрямую (без помощи всякого рода «спичрайтеров», «имиджмейкеров» и прочих «мордоделов»), работать с общественным мнением могли бы позавидовать многие наши «политические деятели»...