Вопрос о кризисе обычно сводится к тому, что И.В. Сталин утратил на некоторое время способность – или желание – к управлению государством в тяжелых условиях военного времени.

В своих воспоминаниях А.И. Микоян дает (как слова В.М. Молотова) определение такому состоянию Сталина:

«Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии» .

Однако вопросы о сроках продолжительности такого состояния, степени глубины т. н. «прострации», да и самом ее существовании в том виде, в котором это описывается в воспоминаниях бывших соратников И.В. Сталина – А.И. Микояна, В.М. Молотова (со слов А.И. Микояна), Н.С. Хрущева, Л.П. Берия (со слов Н.С. Хрущева), требуют в чем-то переосмысления, а в чем-то – осмысления.

Прежде всего давайте определимся со сроками сталинской «прострации». Есть несколько версий о ее продолжительности.

Первая версия гласит, что Сталин впал в «прострацию» в первые же дни войны, скрылся на подмосковной даче и не показывался оттуда до тех пор, пока к нему не приехали члены Политбюро с предложением создать ГКО (причем Сталин испугался того, что его приехали арестовать), но члены Политбюро его арестовывать не стали, а уговорили возглавить этот орган высшей власти в воюющей стране.

Этот миф был рожден Н.С. Хрущевым во время XX съезда КПСС, когда Н.С. Хрущев заявил следующее.

«Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:

– То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.

После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте» .

И в своих мемуарах Н.С. Хрущев придерживался этой версии, более того, творчески развил ее.

«Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». Буквально так и выразился. «Я, – говорит– отказываюсь от руководства», – и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на Ближнюю дачу» .

Эта версия была подхвачена некоторыми историками на Западе. P.A. Медведев пишет:

«Историю о том, что Сталин в первые дни войны впал в глубокую депрессию и отказался от руководства страной «на долгое время», впервые рассказал Н.С. Хрущев в феврале 1956 г. в своем секретном докладе «О культе личности» на XX съезде КПСС. Этот рассказ Хрущев повторил и в своих «Воспоминаниях», которые его сын Сергей записывал в конце 60-х годов на магнитофонную ленту. Сам Хрущев в начале войны находился в Киеве, он ничего не знал о том, что происходило в Кремле, и ссылался в данном случае на рассказ Берия: «Бериярассказал следующее…». Хрущев заявлял, что Сталин не управлял страной в течение недели. После XX съезда КПСС многие из серьезных историков повторяли версию Хрущева, она повторялась почти во всех биографиях Сталина, в том числе и в вышедших на Западе. В хорошо иллюстрированной биографии Сталина, изданной в США и Англии в 1990 г. и послужившей основой для телевизионного сериала, Джонатан Люис и Филип Вайтхед, уже без ссылки на Хрущева и Берия, писали о дне 22 июня 1941 г. «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришел в себя». (Дж. Люис, Филип Вайтхед. «Сталин». Нью-Йорк, 1990. C. 805) .

Но все же большинство историков не были столь легковерны и помимо версии Н.С. Хрущева оперировали и другими материалами, благо, с середины 1980-х гг. их появлялось все больше – стали доступны архивы, некоторые мемуары выходили в редакциях, лишенных конъюнктурной правки.

Чего нельзя сказать о некоторых отечественных историках, например об авторах учебного пособия «Курс советской истории, 1941–1991» А.К. Соколове и B.C. Тяжельникове, вышедшего в 1999 г., в котором школьникам предлагается все та же мифическая версия:

«Известие о начале войны повергло в шок руководство в Кремле. Сталин, получавший отовсюду сведения о готовящемся нападении, рассматривал их как провокационные, преследующие цель втянуть СССР в военный конфликт. Не исключал он и вооруженных провокаций на границе. Ему лучше всех было известно, в какой степени страна была не готова к «большой войне». Отсюда – желание всячески оттянуть ее и нежелание признать, что она все-таки разразилась. Сталинская реакция на нападение германских войск была неадекватной. Он все еще рассчитывал ограничить его рамками военной провокации. Между тем с каждым часом яснее вырисовывались огромные масштабы вторжения. Сталин впал в прострацию и удалился на подмосковную дачу. Объявить о начале войны было поручено зампредсовнаркома В.М. Молотову, который в 12 час. дня 22 июня выступил по радио с сообщением о вероломном нападении на СССР фашистской Германии. Тезис о «вероломном нападении» явно исходил от вождя. Им как бы подчеркивалось, что Советский Союз не давал повода для войны. Да и как было объяснить народу, почему недавний друг и союзник нарушил все существующие соглашения и договоренностиI

Тем не менее стало очевидно, что нужно предпринимать какие-то действия для отражения агрессии. Была объявлена мобилизация военнообязанных 1905–1918 гг. рождения (1919–1922 гг. уже находились в армии). Это позволило поставить дополнительно под ружье 5,3 млн человек, которые немедленно отправлялись на фронт, зачастую сразу в самое пекло сражений. Был создан Совет по эвакуации для вывоза населения из охваченных боевыми действиями районов.

23 июня была образована Ставка Главного Командования во главе с народным комиссаром обороны маршалом С.К Тимошенко. Сталин фактически уклонился от того, чтобы возглавить стратегическое руководство войсками.

Окружение вождя повело себя более решительно. Оно выступило с инициативой создания чрезвычайного органа управления страной с неограниченными полномочиями, возглавить который было предложено Сталину. После некоторых колебаний последний вынужден был согласиться. Стало ясно, что уйти от ответственности нельзя и надо идти до конца вместе со страной и народом. 30 июня был образован Государственный Комитет Обороны (ГКО)» .

Однако в последнее время благодаря стараниям некоторых исследователей, занимавшихся этим вопросом, а также публикации Журналов записи посещений кабинета И.В. Сталина миф о том, что Сталин в первый-второй день войны «впал в прострацию и удалился на подмосковную дачу», где пребывал до начала июля, был уничтожен.
* * *
Другая версия сталинской «прострации» такая, что «прострация» длилась не неделю, а несколько дней, в самом начале войны, 23–24 июня. Тем, что 22 июня 1941 г. по радио выступил Молотов, а не Сталин, иногда пытаются доказать, что Сталин не выступил потому, что растерялся, не смог и т. д.

Хрущев пишет (уже от себя, а не передает слова Берии) о первом дне войны:

«Сейчас-то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями» .

А вот что пишет Микоян о 22 июня 1941 г.:

«Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: «Пусть Молотов выступит». Мы все возражали против этого: народ не поймет, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина – Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу – всем подняться на оборону страны. Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов. Выступление Молотова прозвучало в 12 часов дня 22 июня.

Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу» .

А.И. Микоян пишет о 24 июня:

«Немного поспали утром, потом каждый стал проверять свои дела по своей линии: как идет мобилизация, как промышленность переходит на военный лад, как с горючим и т. д.

Сталин в подавленном состоянии находился на ближней даче в Волынском (в районе Кунцево)» .

А вот что пишет Микоян о 22 июня:

– Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек – это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах.

– Ваши слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами» – стали одним из главных лозунгов войны.

– Это официальная речь. Составлял ее я, редактировали, участвовали все члены Политбюро. Поэтому я не могу сказать, что это только мои слова. Там были и поправки, и добавки, само собой.

– Сталин участвовал?

– Конечно, еще бы! Такую речь просто не могли пропустить без него, чтоб утвердить, а когда утверждают, Сталин очень строгий редактор. Какие слова он внес, первые или последние, я не могу сказать. Но за редакцию этой речи он тоже отвечает.
* * *
– Пишут, что в первые дни войны он растерялся, дар речи потерял.

– Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был, – как кающегося грешника его изображают! Ну, это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять» .

Почему Сталин не выступил в первый день, в 12 часов дня, предоставив это право Молотову, понятно – было еще не ясно, как развивается конфликт, насколько он широк, полномасштабная ли это война или какой-то ограниченный конфликт. Были предположения, что от немцев могут последовать какие-то заявления, ультиматумы. И самое главное, были основания считать, что советские войска сделают с агрессором то, что им вменялось в обязанность, – нанесут сокрушающий ответный удар, перенесут войну на территорию противника, и не исключено, что через несколько дней немцы запросят перемирия. Ведь именно уверенность в способности советских Вооруженных Сил справиться с внезапным нападением была одним из факторов (наряду с пониманием неполной готовности войск к большой войне и невозможностью, по разным причинам, начать войну с Германией в качестве агрессора), давших Сталину основания отказаться от разработки превентивного удара по немцам в 1941 г.

Но что ответить на слова А.И. Микояна и Н.С. Хрущева? Ведь слов В.М. Молотова мало. Конечно, можно (да, в общем, и нужно) скрупулезно проанализировать деятельность советского руководства в первые дни войны, собрать перекрестные свидетельства очевидцев, воспоминания, документы, газетные сообщения. Но, к сожалению, в рамках этой статьи это невозможно.

К счастью, есть источник, с помощью которого можно точно установить, был ли Сталин «совершенно парализован в своих действиях», был ли он «в таком подавленном состоянии, что не знал, что сказать народу», и т. п. Это Журнал записи посетителей кабинета И.В. Сталина .

Журнал записи посетителей кабинета И.В. Сталина свидетельствует:

Таблицы полностью можно увидеть в приложении к статье.

Хорошо; если Сталин не пребывал в прострации с самого начала войны до 3 июля, то когда же он в нее впал? И что же такое эта прострация или депрессия, ведь подавленное состояние может быть разной степени тяжести. Иногда человек испытывает депрессию, но в то же время исполняет свои обязанности, а иногда человек выпадает из жизни на какое-то время полностью, не делая вообще ничего. Это весьма разные состояния, например как состояние бодрствования и состояние сна.

Тот же Журнал записи посетителей кабинета И.В. Сталина свидетельствует, что до 28 июня включительно Сталин напряженно (как и все, надо полагать, военные и гражданские руководители) работал. 29 и 30 июня записи в Журнале отсутствуют.

А.И. Микоян пишет в своих воспоминаниях:

«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой» .

Записи за 29 июня в Журнале, из которых следовало бы, что названные лица были у Сталина в Кремле вечером, отсутствуют. Может быть, А.И. Микоян ошибся и написанное им о встрече касается 28 июня, когда вечером этого дня у Сталина собрались в числе прочих Маленков, Молотов, Микоян и Берия, причем последние трое покинули кабинет в 00.50 ночью 29 июня? Но тогда ошибаются другие свидетели, пишущие о визите Сталина и членов Политбюро в Наркомат обороны именно 29 июня. Остается предположить, что по каким-то причинам записи о посещении Сталина Молотовым, Маленковым, Микояном и Берией в Журнале записи посетителей не производились.

29 июня 1941 г. была издана Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на отпор немецко-фашистским захватчикам. Однако скорее всего она была подготовлена вечером 28 июня.

По словам Г.К. Жукова,

«29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении» .

0 вечернем визите, о том, что происходило в его ходе и после него, известно. А со вторым визитом (или же первым по хронологии) неясно. О чем шла речь, когда он был, свидетельств не имеется. Может быть, первый визит в Наркомат обороны состоялся именно ночью (ранним утром) 29 июня, о сдаче Минска еще не было известно, и поэтому члены Политбюро, и И.В. Сталин в том числе, разъехались поспать.

Надо отметить еще то, что Наркомат обороны находился на улице Фрунзе. А Ставка Главного Командования, куда, по словам Жукова, Сталин также приезжал дважды в течение

29 июня, находилась, с момента создания, в кремлевском кабинете Сталина. Это с началом бомбежек Москвы она была переведена из Кремля на ул. Кирова (да к тому же на станции метро «Кировская» был подготовлен подземный центр стратегического управления Вооруженными силами, где были оборудованы кабинеты И.В. Сталина и Б.М. Шапошникова и разместилась оперативная группа Генштаба и управлений Наркомата обороны). Но первая бомбежка Москвы была в ночь с 21 на 22 июля 1941 г. Получается, что Сталин, помимо того, что дважды приезжал на ул. Фрунзе, в Наркомат, еще дважды приезжал в Кремль, где собирались члены Ставки. Может быть, в этом разгадка того, что Микоян написал: «29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия».

Днем 29-го слухи (в т. ч. сообщения иностранных новостных агентств) о падении Минска стали более основательными, сведений от военных о действительном положении вещей не было (по телефону), связь с войсками Белорусского фронта отсутствовала, Сталин небезосновательно предположил, что столица Белоруссии, может быть, уже захвачена германскими войсками. И второй (по словам Жукова) за 29 июня визит Сталина и членов Политбюро в Наркомат обороны был уже далеко не столь мирным.

Вот что рассказывает об этом визите его непосредственный участник, А.И. Микоян:

«Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой.

В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь.

Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли.

Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д.

Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.

Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует.

Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить.

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался, как баба, и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним.

Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него еще были мокрые. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик (это Сталин предложил), потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову. Его сопровождал энергичный, смелый, расторопный военачальник Гай Туманян. Предложение о сопровождающем внес я. Главное тогда было восстановить связь. Дела у Конева, который командовал армией на Украине, продолжали успешно развиваться в районе Перемышля. По войска Белорусского фронта оказались тогда без централизованного командования. Сталин был очень удручен» .

Эта цитата из рукописей воспоминаний А.И. Микояна, хранящихся в РЦХИДНИ, т. е. этот текст можно считать изначальным. А вот рассказ об этом же из книги «Так было», изданной в 1999 г. издательством «Вагриус»:

«В Наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи – никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?»

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые.

Главным тогда было восстановить связь. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик – это Сталин предложил, потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову.

Дела у Конева, который командовал армией на Украине, продолжали развиваться сравнительно неплохо. Но войска Белорусского фронта оказались тогда без централизованного командования. А из Белоруссии открывался прямой путь на Москву. Сталин был очень удручен» .

По словам издателя, сына А.И. Микояна, С.А. Микояна, основой послужил текст 3-го тома мемуаров, находившийся на момент смерти автора в Политиздате.

«Третий том, начинавшийся с периода после 1924 г., находился в работе в Политиздате, когда отца не стало, он умер 21 октября 1978 г., не дожив месяца до 83 лет. Через несколько недель меня вызвали в издательство и сообщили, что книга исключена из планов, а вскоре я узнал, что это было личное указание Суслова, побаивавшегося отца до самой его смерти и теперь осмелевшего. Сравнение диктовок отца с текстом, подвергшимся экзекуции редакторов, показало, что в ряде случаев мысли автора были искажены до неузнаваемости» .

Поскольку мемуары А.И. Микояна крайне важны как источник, необходимо бы обращаться к неискаженной их версии. А то, что широко распространенная версия довольно сильно искажена, можно легко увидеть, сравнив эти две цитаты. Причем в дальнейшем подобные разночтения и несоответствия настолько односторонни, что возникают основания предположить, что эти мемуары готовились автором к печати во время правления Н.С. Хрущева. Возможно, изначальный текст подвергся правке именно в то время, поэтому все дополнения сделаны, чтобы укрепить читателя в том, что «прострация» Сталина была продолжительна, многодневна, а главное, в том, что Сталин и в самом деле отказался от управления страной, от власти и его соратникам пришлось уговаривать его взять бразды правления в руки.

Многие согласны с тем, что на Сталине лежит вина за тяжелейшее начало войны и огромные потери в личном составе, материальной части нашей армии. С этим трудно не согласиться – ведь он был правителем державы. А правитель державы в ответе за все процессы, оказывающие влияние на весь народ, на территории своей страны. Но при этом как-то забывают, что он также «ответственен» и за Победу. Про вину вспоминают, а про его вклад забывают, или, что ещё хуже, говорят, что «народ победил вопреки Сталину», системе, сам.

Какие самые популярные обвинения предъявляют лично Сталину за начальный период войны? «Сталин впал в прострацию» и молчал, даже не смог объявить о начале войны, «Сталин был трусом». Мы их рассмотрим в этой статье.

Молчание Сталина

Суть мифа хорошо выразили Дж. Льюис и Ф. Уайтхед в работе «Сталин»: «Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1июля Сталин пришёл в себя». Обвинение весьма тяжкое – трусость и бездействие в самые тяжелые дни, когда военно-политическому руководству страны надо внушить волю к победе, вдохновить на борьбу.

22 июня о начале войны сообщил народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов. В Германии о начале войны сообщил лично А. Гитлер, в Великобритании о войне сообщил У. Черчилль. Некоторые исследователи, «оправдывая» Сталина, предложили версию о том, что Сталин не был до конца уверен, что это начало большой войны, думал о провокации, которая не выйдет за рамки приграничного конфликта. Примеры таких действий противника уже были – на границе с японской армией, бои у озера Хасан в 1938 году, в районе реки Халкин-Гол в 1939 году. Эту гипотезу выдвинул и Хрущёв на знаменитом XX съезде. Тогда же он сообщил о мифическом приказе «на провокации огнем не отвечать», тоже из области фантастики – шли тяжелые бои, с применением всех видов (кроме химического), а Хрущев сообщает, что Красная Армия должна была «огнем не отвечать».

Но это же полный бред – Гитлер сам объявил войну СССР, а до этого в 5.30 утра посол Рейха в Союзе Шуленбург вручил ноту об объявлении войны.

Сталин вообще редко публично выступал, не чаще одного-двух раз в год, причём по радио, в открытом эфире, несколько лет вообще не выступал. Он не был публичным политиком, в отличие от Рузвельта, других американских президентов, Черчилля. В 1940 году не было ни одного публичного выступления! И в 1941 году ни разу не выступил, до знаменитого «Братья и сёстры!» 3 июля 1941 года.

Вполне вероятно, и с точки зрения психологии было не правильно Сталину выступать 22-го июня, в Кремле это понимали, там далеко не дураки сидели. Факт выступления Сталина, после более чем двухлетнего молчания, последнее публичное выступление – в марте 1939 года на XVIII съезде ВКП (б), мог вызвать панические настроения. Поэтому вполне логично, что выступил В. Молотов, руководитель советской дипломатии, практически второй человек в стране, он ещё с 1930 года по май 1941 года был председателем Совета Народных Комиссаров СССР, то есть главой правительства.

Кроме того, над текстом выступления они работали вместе, по воспоминаниям главы Коминтерна Г. Димитрова, в кабинете работали Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков. Никакой паники, страха, все спокойны, уверены.

«Прострация»

Однако документы и воспоминания других деятелей той поры полностью опровергают измышления Хрущева и его последователей. Тот же Г. Жуков опровергает мнение о «прострации», сообщает, что Сталин «работал с большой энергией…». Есть и график посетителей кабинета Сталина в первые дни войны. По этим документам видно, что Сталин напряженно работал, встречался с военно-политическим руководством державы.

Трусость

Сталина трудно обвинить в этом качестве, он участник Гражданской войны, участвовал в организации обороны на самых сложных участках фронта (Царицын, Пермь, Петроград, Юго-Западный фронт в войне с Польшей), в панику не впадал, наоборот, помогал навести порядок.

Есть интересная , воспоминания командующего дальней авиацией А. Голованова: в октябре 1941 года вермахт рвался к Москве, в Ставку позвонил корпусной комиссар Степанов, член Военного совета. Он сообщил, что находится в штабе Западного фронта, в Перхушкове, и сообщил, что командование обеспокоено тяжелой ситуацией, надо, мол, перенести штаб фронта за Москву. Тогда Сталин спросил: «Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть?» … Степанов: «Сейчас … Лопаты есть, товарищ Сталин». Сталин: « Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я остаюсь в Москве. До свидания». Все это было сказано без гнева, спокойным тоном.

Не уехал вождь из Москвы и во время паники 16 октября. 19 октября постановлением ГКО было введено осадное положение, оно «отрезвило» столицу. Смешно читать, слушать утверждения о панике, «прострации», страхе, видимо, эти люди путают себя и военно-политическое руководство СССР в то время. Напомню, эти люди прошли горнило страшнейшей Гражданской войны, когда белые армии и интервенты контролировали большую часть страны, у красных в руках оставался сравнительно небольшой регион страны – с Москвой и Петроградом, и то на Петроград дважды вели наступление. Многие прошли сложнейшую «школу» подпольной борьбы. Они победили в этой «кровавой бане», а тут «впали в прострацию»?!

Сравните поведение польского руководства, или французского, польское военно-политическое руководство бросило страну, армию и бежало из Польши. Французское правительство прекратило борьбу, сдало Париж без боя.

Источники :
Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2 т. М., 2002.
Мединский В. Война. Мифы СССР. 1939-1945. М., 2011.
Пыхалов И. Великая Оболганная война. М., 2005.

Антисоветчики и антисталинисты не унимаются. Даже, казалось бы, неопровержимо разоблачённая ложь по-прежнему у них в ходу. Доколе же?!

Вот передо мной изданная в Нью-Йорке (!) книга подвизающегося у нас в Белгороде кандидата философских наук Е.И. Ларина под названием «Тоталитаризм и его вожди». Автор кощунственно свёл в ней Сталина, Гитлера и Муссолини, а основные его удары обрушены, конечно, на руководителя Советской страны. И сколько тут беззастенчивого, безразмерного вранья!

В эти дни, когда мы отмечаем 77-ю годовщину начала Великой Отечественной войны, в опровержение лжецам не могу ещё раз не высказать правду про то, как И.В. Сталин встретил известие о нападении фашистской Германии на Советский Союз.

АВТОР клеветнической книжки, о которой я пишу, утверждает: «Реакция главы советского государства и главнокомандующего Красной армией была весьма странной. В состоянии глубокой депрессии Сталин более чем на неделю (выделено мной. - А.С.) удалился в свою загородную резиденцию и предался горьким размышлениям».

Это ложь с бородой. Она была запущена Н.С. Хрущёвым 62 года назад и до сих пор тиражируется подлецами, именующими себя историками, писателями или журналистами. Тиражируется, несмотря на то, что за прошедшие годы по ней «отбомбились» многие честные исследователи. Её расстреливали с близкого расстояния, под неё подвели и взорвали не одну тонну динамита. Её распиливали, закапывали бульдозерами, поджигали, но она по воле оголтелых антисталинистов восстаёт из пепла и продолжает туманить мозги тем, кто формирует своё историческое познание на основе «жареных» фактов. Под хрущёвскую сурдинку пропели уже волкогоновы, солженицыны, новодворские и пр. Теперь антисоветскую сцену они покинули, но им на смену приходят новые лжецы, в том числе и на Белгородчине.

А ведь этим наглым клеветникам должно быть известно, что на протяжении всего периода работы И.В. Сталина в Кремле пунктуально вёлся «Журнал посещений И.В. Сталина в его кремлёвском кабинете». Журнал фиксировал пофамильно и по часам всех, кто и когда входил в кабинет вождя и выходил из него, начиная с 1924 года. Этот документ 66 лет хранился в «Особой папке Политбюро» Центрального партийного архива, а после развала СССР он находится в Архиве президента Российской Федерации. Публикация этих уникальных архивных сведений началась в журнале «Известия ЦК КПСС» (№6) в 1989 году. Затем публикацию повторил журнал «Исторический архив» (№6 за 1994 год, номера 2-6 за 1995 год и 2-6 за 1996 год). В 2008-м издательство «Новый хронограф» опубликовало «Журнал посещений» отдельной книгой под названием «На приёме у Сталина».

Если Ларин об этих публикациях не знал, то грош цена ему как исследователю. Если знал и вопреки этому продолжает твердить о «депрессии» и «удалении», то он лжец и его следует через суд привлечь к уголовной ответственности. Предоставляю суду конкретные доказательства, опровергающие ларинскую ложь.

ИТАК, 22 июня 1941 года. Получив сведения о нападении фашистской Германии, И.В. Сталин немедленно выехал со своей дачи в Кремль. Приём партийных и государственных деятелей страны начался с 5 часов 45 минут и завершился в 16 часов 25 минут. За это время в кремлёвском кабинете вождя побывали 29 человек. Под руководством И.В. Сталина обсуждались неотложные меры по переводу страны на военные рельсы, принимались срочные партийные и государственные решения. Среди них такие документы, как: директивы №2 и №3, директива №127/5809 НКГБ СССР о задачах органов госбезопасности в условиях начавшейся войны с Германией. Общими усилиями подготовлен текст Заявления Советского правительства для оглашения его по радио. Президиум Верховного Совета СССР подготовил и издал Указ о мобилизации военнообязанных 1905-1918 годов рождения. С санкции И.В. Сталина вышел Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР «Об утверждении Положения о военных трибуналах». В этот же день И.В. Сталин говорил по телефону с первым секретарём ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко. Более того, говорил он по телефону и с самим крёстным отцом «депрессии» и «прострации» Хрущёвым. Ларин, загляните в книгу своего партнёра по лжи!

23 июня. В этот день И.В. Сталин вместе со своими соратниками продолжал перестраивать страну на военный лад. Приёмов было два – во второй половине ночи и в вечернее время. Принят 21 человек. Были разработаны и утверждены следующие постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б): о создании Ставки; о вводе в действие мобилизационного плана по производству боеприпасов и патронов; о мобилизационном народнохозяйственном плане на третий квартал 1941 года; о подчинении в оперативном отношении Гражданского воздушного флота народному комиссару обороны СССР; образована Комиссия Бюро СНК СССР по текущим делам. В эти дни И.В. Сталин также продолжал говорить по телефону с партийными руководителями Украины и Белоруссии.

24 июня. Кабинет вождя посетили 20 человек. Приняты важнейшие решения и постановления: о создании при Совнаркоме СССР Совета по эвакуации; о создании и задачах Советского информационного бюро; о перемещении из фронтовой полосы в тыл предприятий авиационной промышленности; о мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами; об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов; о формировании нескольких авиационных полков из лётчиков-испытателей; заслушан доклад наркома среднего машиностроения В.А. Малышева о нуждах танкового производства.

25 июня. Два приёма: во второй половине ночи и в вечернее время. Приняты 29 человек. Какие особенно важные государственные решения были выработаны и приняты в результате работы руководящих лиц страны во главе с И.В. Сталиным? Об организации на Урале и в Сибири новой базы танкостроения; о формировании группы резервных армий; образовано Советское бюро военно-политической пропаганды.

26 июня. Приём продолжался 11 часов 10 минут. В сталинском кабинете побывали 28 человек. В этот день утверждён Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время, а в связи с возможными бомбардировками вражеской авиацией Москвы принято решение об эвакуации в Сибирь саркофага с телом В.И. Ленина. Из командировки на фронт вернулся начальник Генерального штаба Красной Армии Г.К. Жуков и был принят И.В. Сталиным.

27 июня. Кабинет вождя посетили 30 человек. Приняты постановления: о размещении эвакуированных авиационных заводов; о порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества; о вывозе из Москвы государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля; о вывозе из Ленинграда ценностей и картин Эрмитажа, Русского и других музеев; об отборе коммунистов для усиления партийно-политического влияния в полках. В этот день И.В. Сталин получил из ЦК КП(б) Белоруссии доклад о принятых мерах по эвакуации населения и промышленных предприятий. После работы в Кремле он посетил станцию метро «Кировская», где планировалось поместить Ставку, и распорядился о создании подвижных контрольно-заградительных отрядов на дорогах и железнодорожных узлах, а также для прочистки лесов.

28 июня. В этот день через кабинет И.В. Сталина прошёл 21 человек. С генералом Н.Ф. Голиковым обсуждался вопрос о создании советской военной миссии в Великобритании. Лётчики-испытатели А.И. Кабанов, П.М. Стефановский и С.П. Супрун доложили И.В. Сталину о формировании авиационных полков.

СЕМЬ ДНЕЙ подряд дежурные секретари приёмной И.В. Сталина фиксировали каждого, кто был вызван в его кабинет для обсуждения и решения проблем, связанных с начавшейся войной. После 28 июня записи прерываются. Но - всего на два дня, и к этому мы обратимся далее.

Совершенно очевидно, что каждый рабочий день И.В. Сталина из тех семи был максимально наполнен самыми важными конкретными государственными и партийными постановлениями, принятыми в этот период. В разработке их самое активное участие, как глава государства и руководитель партии, принимал он сам. Об этом свидетельствуют и воспоминания тех, кто в самые первые дни войны работал вместе со Сталиным.

Согласитесь, я вправе спросить: где же, лжец Ларин, «глубокая депрессия» и более чем недельное удаление в свою резиденцию? Не стыдно ли врать? Не стыдно ли писать, что все эти дни И.В. Сталин, забросив дела, забаррикадировался на даче, заняв там круговую оборону, никого не принимал и занимался только тем, что «предавался горьким размышлениям» о себе любимом. Как это похоже на Волкогонова, твоего старшего товарища по лжи! Тот знал о И.В. Сталине буквально всё, даже то, о чём он думал.

И вот, оказывается, из этого недельного состояния, которое по ларинской версии называется «ковырянием в себе», И.В. Сталина вывели более стойкие, не впавшие в депрессию, его сподвижники. Ларин пишет: «От этих горьких размышлений Сталина отвлёк приезд членов Политбюро. Визит товарищей по партии напугал вождя: он решил, что приехали его арестовывать… Этот его испуг товарищи по партии уловили, но не подали вида, ибо цель их приезда к Сталину была совершенно иной. Они приехали просить товарища Сталина возглавить Государственный Комитет Обороны… Его волнения и страхи мгновенно улетучились, он принял обычную для себя уверенную позу… и дал согласие… Нужно было в спешном порядке браться за дело и навёрстывать упущенное».

Но это, Ларин, тоже ложь, причём песня на чужой мотив. Её до тебя вслед за Хрущёвым пропел А.И. Микоян, якобы член этой группы «товарищей по партии». Так и хочется спросить, а не было ли там самого Ларина, уж до чего подробно описал он перепуганного И.В. Сталина...

НЕТ, ДАВАЙТЕ всё-таки скажем правду: 29 и 30 июня И.В. Сталин не волынил в Волынском, не валялся там на диване, а продолжал работать. В эти дни он дважды посетил наркомат обороны, надеясь прояснить у военных обстановку на фронте. В эти дни были разработаны и приняты три основополагающих документа:

постановление о переводе из Москвы в другие города страны ряда наркоматов и главных управлений, директива партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил на борьбу с германским фашизмом и постановление о создании Государственного Комитета Обороны.

Хрущёвско-микояновское и ларинское утверждение о том, что группа лиц из состава Политбюро ЦК ВКП(б) стала инициатором поездки к И.В. Сталину на дачу, ложно. Вызов их был инициативой самого И.В. Сталина. И возникла она после посещения наркомата обороны и крутого разговора с С.К. Тимошенко и Г.К. Жуковым. Осознав, что нарком и начальник Генерального штаба на седьмой день войны не в состоянии толково доложить о положении на фронтах, И.В. Сталин пришёл к следующим двум выводам:

1. Руководители этих военных ведомств обстановкой на советско-германском фронте, особенно в полосе Западного фронта, не владеют, а следовательно, не способны и управлять действиями войск;

2. Надо в срочном порядке менять всю структуру государственного и военного управления. Для этого нужен единый орган, на основе которого вся государственная и военная власть будут сконцентрированы в одних руках.

Таким органом и стал Государственный Комитет Обороны, который возглавил И.В. Сталин.

Наконец, в эти дни вождь готовил своё выступление по радио, состоявшееся 3 июля, о чём Ларин (конечно, вполне намеренно!) даже не упоминает.

МЫ С ВАМИ не пропустили из первых одиннадцати дней войны, с 22 июня по 3 июля, ни одного. И совершенно бесспорно, что с первых часов начавшейся войны И.В. Сталин сверхнапряжённо работал. Рушатся измышления Ларина и прочих фантазёров о «глубокой депрессии» вождя и его удалении в свою загородную резиденцию. Повторю ещё раз: это - ложь, которая давно разоблачена. И если она всё-таки продолжает тиражироваться, это ложь вдвойне.

В качестве эпиграфа к своему сочинению Е.И. Ларин вынес слова великого Ф. Гойи: «Сон разума рождает чудовищ». Если это так, значит, верно и то, что сон разума рождает лжецов.

Коллектив Белгородского университета кооперации, экономики и права, знайте: в ваших рядах работает лжец - кандидат философских наук Ларин Евгений Иванович!

Коллектив кафедры гуманитарных, социально-политических и правовых дисциплин, знайте: среди вас работает и преподаёт лжец - доцент Ларин Евгений Иванович!

Студенты Белгородского университета кооперации, экономики и права, знайте: вас учит лжец - кандидат философских наук, доцент Ларин Евгений Иванович!

То, что у политического руководства СССР в первые дни Великой Отечественной войны случился кризис, не подвергалось никакому сомнению со времен XX съезда КПСС. После этого публиковались свидетельства непосредственных участников, а начиная с 80-х гг. прошлого века и документы, подтверждающие факт кризиса.

Вопрос о кризисе обычно сводится к тому, что И.В. Сталин утратил на некоторое время способность – или желание – к управлению государством в тяжелых условиях военного времени.

В своих воспоминаниях А.И. Микоян дает (как слова В.М. Молотова) определение такому состоянию Сталина:

«Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии»

Однако вопросы о сроках продолжительности такого состояния, степени глубины т. н. «прострации», да и самом ее существовании в том виде, в котором это описывается в воспоминаниях бывших соратников И.В. Сталина – А.И. Микояна, В.М. Молотова (со слов А.И. Микояна), Н.С. Хрущева, Л.П. Берия (со слов Н.С. Хрущева), требуют в чем-то переосмысления, а в чем-то – осмысления.

Прежде всего давайте определимся со сроками сталинской «прострации». Есть несколько версий о ее продолжительности.

Первая версия гласит, что Сталин впал в «прострацию» в первые же дни войны, скрылся на подмосковной даче и не показывался оттуда до тех пор, пока к нему не приехали члены Политбюро с предложением создать ГКО (причем Сталин испугался того, что его приехали арестовать), но члены Политбюро его арестовывать не стали, а уговорили возглавить этот орган высшей власти в воюющей стране.

Этот миф был рожден Н.С. Хрущевым во время XX съезда КПСС, когда Н.С. Хрущев заявил следующее.

«Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:

– То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.

После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте»

И в своих мемуарах Н.С. Хрущев придерживался этой версии, более того, творчески развил ее.

«Бериярассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». Буквально так и выразился. «Я, – говорит– отказываюсь от руководства», – и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на Ближнюю дачу»

Эта версия была подхвачена некоторыми историками на Западе. P.A. Медведев пишет:

Вечером 29 июня 1941 г. после посещения Наркомата Сталин, Молотов, Берия и другие отправляются на Ближнюю дачу, в Кунцево, где генсек и сделал историческое заявление, что «мы все просрали» и что он уходит от власти.

30 июня 1941 г. Молотов собрал у себя в кабинете членов Политбюро, они наметили решение о создании Государственного Комитета Обороны и отправились к Сталину на дачу с предложением этот комитет возглавить.

Сталин за это время, вероятно, отошел, предложение товарищей принял и с 1 июля 1941 г. вернулся к обычному ритму трудовой деятельности».

Версия И. Куртукова вполне правдоподобна за исключением нескольких фрагментов:

♦ Сталин сказал «мы все просрали» не на даче, а после посещения Наркомата обороны, перед отъездом на дачу;

♦ Сталин вернулся к «обычному ритму трудовой деятельности» не 1 июля, а 30 июня, т. к. принял активное участие в работе только что созданного ГКО, вел телефонные переговоры, принимал кадровые решения и т. д.;

♦ то, что Сталин сказал, что «уходит от власти», выглядит несколько интуитивистским выводом, потому что источник (мемуары Хрущева), на основании которого делается столь определенный вывод, крайне ненадежен, к тому же опровергается воспоминаниями Молотова. Можно было бы предположить, что такая фраза могла прозвучать в той или иной форме (например, «я устал»), но вряд ли корректно столь категорично утверждать, что Сталин добровольно отказался от руководства и сказал: «Я ухожу».

Итак, вечером 29 июня, может быть, уже и ночью 30-го Сталин, Молотов и Берия (и, возможно, Маленков) приехали на сталинскую Ближнюю дачу в Кунцево, там состоялась беседа, о содержании которой Берия пишет в 1953 г. в своей записке Молотову:

«Вячеслав Михайлович! […]Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным на его Ближней даче. Вы вопрос поставили ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедленно вызвать на совещание т-ща Маленкова Г.М., а спустя небольшой промежуток времени пришли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве. После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину и убедили его о немедленной организации Комитета Обороны Страны со всеми правами»

Эта записка должна восприниматься, наряду с журналами записей посетителей сталинского кабинета, как наиболее ценный источник по данному вопросу, т. к. мемуары люди пишут обычно в безопасности и не особенно боятся нечеткости памяти, и даже если мемуарист что-то приукрасит, то это вызовет лишь неудовольствие тех, кто знает, как оно было на самом деле. А вот Берия писал записку, пытаясь спасти свою жизнь, и врать ему о фактах не было никакой возможности – он, конечно, льстил адресатам, но обстоятельства способствовали искренности.

Можно предположить, что именно во время этой беседы подавленность Сталина достигла крайней точки. Конечно, разговор шел о том тяжелом положении, в котором оказалась страна. Вряд ли беседа не могла затронуть недавнее посещение Наркомата обороны и вопросы управления армией. Может быть, речь зашла и о том, что не всех врагов еще изъяли из армии, ведь репрессии в Вооруженных силах продолжались. В июне 1941 г. были арестованы Смушкевич, Рычагов, Штерн, а уже после начала войны – Проскуров и Мерецков. Сохранилась и склонность к построению ветвистых «заговоров», так как некоторых из арестованных, например Мерецкова, помимо связки с «делом Штерна» пытались пристегнуть и к Павлову, которого арестовали несколькими днями позднее и который пока еще был комфронта. Раз страна оказалась в тяжелом положении, должны быть ответственные за это, а кто более подходил на роль козлов отпущения, чем военные, которые не справились со своими обязанностями. На фоне этого у Сталина могли возникнуть опасения о том, что военные способны выйти из-под контроля, попытаться сменить политическое руководство, совершить государственный переворот или даже вступить в переговоры с немцами. В любом случае было ясно – чтобы попытаться выйти из этого тяжелого положения, нужно продолжать воевать, а для этого надо возобновить управление войсками и управление военачальниками – полное и безоговорочное.

30 июня, вероятно часов в 14, в молотовском кабинете встретились Молотов и Берия. Молотов заявил Берии, что надо «спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины». Берия его «целиком поддержал» и предложил «немедленно вызвать на совещание т-ща Маленкова Г. М.», после чего «спустя небольшой промежуток времени пришли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве».

Микояна с Вознесенским пригласили к Молотову около 16 часов.

«На следующий день, около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему.

Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Берия сказал, что необходимо создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО не говорили. Мы считали, что в имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Решили поехать к нему. Он был на Ближней даче»

Возникают вопросы – не было ли создание ГКО обсуждено со Сталиным во время ночной беседы? Нельзя полностью отрицать, что создание ГКО было согласованным – между Сталиным, Берией и Молотовым либо между Сталиным и Молотовым – шагом. Прямых доказательств, как и опровержений, этому нет, но если вспомнить, что Молотов без ведома Сталина не предпринимал никаких глобальных инициатив и был всегда лишь исполнителем, странно, почему он вдруг решился на столь неординарную акцию – создать орган власти с диктаторскими полномочиями. Не исключено также, что Молотов 30 июня говорил со Сталиным по телефону и хотя бы в общих чертах обговорил создание ГКО. А может быть, в беседе Сталин дал понять, без конкретизации, что такой орган обязательно нужен. А Молотов с Берией срочно разработали план, всем объяснили его суть и приехали к Сталину уже с готовым решением. Такую версию (что создание ГКО было инициативой Сталина) выдвинул И.Ф. Стаднюк.

«Сталин вернулся в Кремль ранним утром 30 июня с принятым решением: всю власть в стране сосредоточить в руках Государственного Комитета Обороны во главе с ним самим, Сталиным. В то же время разъединялась «троица» в Наркомате обороны: Тимошенко в этот же день был отправлен на Западный фронт в качестве его командующего, генерал-лейтенант Ватутин – заместитель начальника Генштаба – назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Жуков оставался на своем посту начальника Генштаба под неусыпным оком Берии.

По моему глубокому убеждению, создание ГКО и служебные перемещения в военном руководстве – это следствие ссоры, отполыхавшей 29 июня вечером в кабинете маршала Тимошенко»

То, что создание ГКО так или иначе стало следствием ссоры в Наркомате обороны, вряд ли может быть подвергнуто сомнению. Но то, что Сталин утром 30 июня прибыл в Кремль и начал там создавать ГКО, – крайне маловероятно.

В любом случае, даже если Молотов и выступил инициатором создания ГКО, это не может свидетельствовать о том, что Сталин добровольно отказался от власти, а вот о том, что Сталин был удручен недостаточной концентрацией власти в своих руках в такое тяжелое, военное время и об этом сказал Молотову с Берией во время встречи на даче, это вполне может свидетельствовать. И Молотов (который сказал Чуеву, что «поддерживал» Сталина как раз в эти дни) правильно понял задачу. Тем более что ГКО не был чем-то экстраординарным.

17 августа 1923 г. из Совета труда и обороны РСФСР был образован Совет труда и обороны СССР (СТО). Председателями его были последовательно Ленин, Каменев и Рыков, а с 19 декабря 1930 г. – Молотов.

«27 апреля 1937 г. (почти одновременно с организацией узких руководящих комиссий в Политбюро) Политбюро приняло решение о создании Комитета обороны СССР при СНК СССР. Новый комитет фактически заменил Совет труда и обороны СССР (который был упразднен тем же решением от 27 апреля) и совместную комиссию Политбюро и СНК по обороне, работавшую с 1930 г. В Комитет обороны под председательством Молотова вошли семь членов (В.М. Молотов, И.В. Сталин, Л.М. Каганович, К.Е. Ворошилов, В.Я. Чубарь, М.Л. Рухимович, В.И. Межлаук) и четыре кандидата в члены (Я.Б. Гамарник, А.И. Микоян, A.A. Жданов, Н.И. Ежов). Таким образом, Комитет обороны по своему составу в значительной мере совпадал с узкими руководящими комиссиями Политбюро. По сравнению с прежней комиссией обороны Комитет обороны имел более значительный аппарат. В декабре 1937 г. по этому поводу было принято специальное решение Комитета обороны, утвержденное затем Политбюро, которое предусматривало, что аппарат Комитета обороны должен готовить к рассмотрению в Комитете вопросов мобилизационного развертывания и вооружения армии, подготовки народного хозяйства к мобилизации, а также проверять исполнение решений Комитета обороны. Для контроля за исполнением решений создавалась специальная главная инспекция Комитета обороны, получившая широкие права, в том числе за счет упраздняемых отдела обороны Госплана и групп военного контроля Комиссии партийного контроля и Комиссии советского контроля»

С момента существования Советской страны существовал орган, в функции которого, помимо оборонных задач, входил контроль за экономикой, а в случае войны он должен был организовать оборону СССР. Состав КО практически совпадал с партийной верхушкой, т. е. в случае войны оборону страны должна была организовывать партия и военными командовать – тоже она. И недаром СТО был преобразован в КО в апреле 1937 г., перед началом процесса антисоветской троцкистской военной организации («дело Тухачевского»), которая, по утверждению следствия, планировала военный переворот на 15 мая 1937 г. Армию предстояло «чистить», а без партийного главенства над армией это представлялось делом трудным.

Главой Комитета обороны до 7 мая 1940 г. был Молотов, сменивший Литвинова на посту наркома иностранных дел, Молотова же сменил Ворошилов. Членами Комитета обороны были, в частности, Кулик, Микоян и Сталин. В 1938 г. был создан Главный Военный Совет РККА, членом которого стал И.В. Сталин.

В дальнейшем по мере того, как Сталин продвигался к тому, чтобы совместить пост генсека ЦК ВКП(б) и должность Председателя СНК СССР, т. е. сосредоточить в своих руках и партийную, и советскую ветви власти в стране, продолжилось строительство нового, внеконституционного органа, который бы в случае необходимости мог взять себе всю власть в стране – установить практическую диктатуру

«10 сентября 1939 г. Политбюро утвердило постановление СНК и ЦК ВКП(б), более четко разделившее функции Комитета обороны и Экономсовета, прежде всего в оборонной сфере./…/

Тенденция усиления роли Совнаркома особенно отчетливо проявилась в предвоенные месяцы. 21 марта 1941 г. было принято два совместных постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР о реорганизации Совнаркома СССР, которые значительно расширяли права руководства правительства. […]

Окончательно легитимация передачи прав СНК как коллективного органа высшим руководителям СНК произошла благодаря постановлению СНК и ЦК от 21 марта 1941 г. «Об образовании Бюро Совнаркома». Этот новый орган власти, хотя и не был предусмотрен Конституцией СССР, на основании постановления от 21 марта был «облечен всеми правами Совнаркома СССР». […] Членами Бюро были назначены В.М. Молотов, H.A. Вознесенский, А.И. Микоян, H.A. Булганин, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, A.A. Андреев.

Фактически Бюро Совнаркома взяло на себя значительную часть обязанностей, которые ранее выполняли Комитет обороны и Экономический совет при СНК В силу этого Экономсовет постановлением от Бюро Совнаркома был вообще ликвидирован, а состав Комитета обороны сокращен до пяти человек. Функции Комитета обороны были ограничены вопросами принятия на вооружение новой военной техники, рассмотрения военных и военно-морских заказов, разработкой мобилизационных планов с внесением их на утверждение в ЦК и СНК[…]

7 мая Политбюро утвердило новый состав Бюро Совнаркома СССР: председатель СНК СССР И.В. Сталин, первый заместитель председателя СНК H.A. Вознесенский, заместители председателя СНК В.М. Молотов, А.И. Микоян, H.A. Булганин, Л.П. Берия, Л.М. Каганович, Л.З. Мехлис, а также секретарь ЦК ВКП(б), председатель КПК при ЦК A.A. Андреев. 15 мая 1941 г. в состав Бюро был введен заместитель председателя СНК СССР и председатель Комитета обороны при СНК К.Е. Ворошилов и первый секретарь ВЦСПС Н.М. Шверник. 30 мая 1941 г. – секретари ЦКВКП(б) A.A. Жданов и Г.М. Маленков. […]

При Сталине произошло дальнейшее расширение прав Бюро Совнаркома. Например, 30 мая 1941 г. был упразднен Комитет обороны при СНК и вместо него организована постоянная Комиссия по военным и военно-морским делам при Бюро Совнаркома СССР в составе: Сталин (председатель), Вознесенский (заместитель председателя), Ворошилов, Жданов и Маленков»

В общем, к началу войны партийная и советская – и вообще всякая власть принадлежала одним и тем же людям, а главным над ними был И.В. Сталин.

Когда Молотов предложил создать ГКО, он не предложил ничего нового. Он предложил создать временный, чрезвычайный орган, «которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии». А власть в ГКО должна принадлежать «пятерке Политбюро» – Сталину, Молотову, Ворошилову, Маленкову и Берии . Но этот новый орган, по сути, формально объединял уже существующие партийные и советские органы.

Итак, примерно в 16 часов к Молотову пришли Микоян с Вознесенским, какое-то время заняло обсуждение, потом решили ехать к Сталину на дачу. Вот как приезд на дачу выглядит в «изначальных» воспоминаниях Микояна:

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.

Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин.

Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного комитета обороны. Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я (Берия)»

А вот как в «правленых».

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать.

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный Комитет Обороны. «Кто во главе?» – спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе – он, Сталин, тот посмотрел удивленно, никаких соображений не высказал. «Хорошо», – говорит потом. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я», – добавил он»

Возникает вопрос по сути – а может быть, Сталин и собирался всех созвать? Приехал бы в Кремль, кого надо созвал. Сталин часто приезжал в Кремль к 7 часам вечера, например, 23 июня он приехал к 18.45, 25 июня – к 19.40, а 28 июня – к 19.35.

А группа товарищей прибыла к нему как раз к этому времени, а то и раньше. Тем более – зачем бы Сталину ехать в Кремль и всех там собирать, если он, скорее всего, знал о том, что к нему собираются члены Политбюро в столь широком составе, в то время, когда они собирались выехать из Кремля. Вероятно, они со Сталиным созванивались, перед тем как к нему ехать.

Слова о том, что, дескать, у Микояна «не было сомнений: он [Сталин] решил, что мы приехали его арестовать», однотипны со словами Хрущева:

«Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию?»

И не вызывают ничего, кроме устойчивых сомнений.

Далее, вполне возможен вариант, что товарищи (Берия с Молотовым) придали подавленности Сталина (в беседе на даче в ночь с 29 на 30 июня) намного большее значение, чем ей придавал сам Сталин и чем она была в действительности. Мало ли людей вечером машут рукой и говорят – все надоело, а с утра спокойно продолжают делать свое дело? Конечно, Сталин вряд ли часто проявлял свои чувства перед соратниками, и более-менее яркое их проявление (а оснований было достаточно) могло всерьез напугать Молотова с Берией, но это не значит, что Сталин чувствовал именно то, что они ему приписали. С этой точки зрения удивление Сталина неожиданным визитом вполне понятно. Может быть, Сталин после отъезда товарищей решил выпить вина, выспаться, а назавтра приступить к делам. А тут на следующий день – такая делегация.

«Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин.

Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. Хорошо, говорит.

Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я (Берия).

Сталин заметил: тогда надо включить и Микояна и Вознесенского. Всего7 человек утвердить.

Берия снова говорит: товарищ Сталин, если все мы будем заниматься в ГКО, то кто же будет работать в Совнаркоме, Госплане? Пусть Микоян и Вознесенский занимаются всей работой в Правительстве и Госплане. Вознесенский выступил против предложения Берии и предложил, чтобы в составе ГКО было семь человек с учетом названных Сталиным. Другие на эту тему не высказывались. Впоследствии выяснилось, что до моего с Вознесенским прихода в кабинет Молотова Берия устроил так, что Молотов, Маленков, Ворошилов и он (Берия) согласовали между собой это предложение и поручили Берии внести его на рассмотрение Сталина. Я был возбужден тем, что мы тянем время, поскольку вопрос касался и моей кандидатуры. Считал спор неуместным. Знал, что как член Политбюро и Правительства буду нести все равно большие обязанности.

Я сказал – пусть в ГКО будет 5 человек. Что же касается меня, то, кроме тех функций, которые я исполняю, дайте мне обязанности военного времени в тех областях, в которых я сильнее других. Я прошу назначить меня особо уполномоченным ГКО со всеми правами ГКО в области снабжения фронта продовольствием, вещевым довольствием и горючим. Так и решили. Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность и вообще дела авиации – на Маленкова. За Берией была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством»

После обсуждения этих вопросов был подготовлен указ об образовании ГКО (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 июня 1941 г.), затем Сталин, уже будучи главой ГКО, занялся кадровыми вопросами.

Пишет Жуков Г.К. в своих воспоминаниях:

«30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова»

.

Был отстранен от командования Западным фронтом Д.Г. Павлов. Вместо Павлова командующим Западным фронтом назначен С.К. Тимошенко. Ватутин назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Также в этот день, 30 июня, ГКО принял ряд постановлений о мобилизации женщин и девушек для несения службы в войсках ПВО, связи, внутренней охраны, на военно-автомобильных дорогах и т. д.

Сталин в этот день в Кремль уже не поехал, а на следующий день, 1 июля, принял в своем кабинете 23 человека с 16.40 до 01.30 2 июля.

Какие можно сделать выводы.

2. «Прострация» Сталина, если под этим считать подавленное состояние, выраженное плохое настроение, длилась с 29 по 30 июня, и надо отметить, что 29 июня – в воскресенье – рабочий день Сталина отличался от предыдущих лишь отсутствием записей в Журнале приема посетителей, хотя Сталин неоднократно выезжал в этот день в НКО и СГК.

3. Отказ Сталина от власти подтверждается словами Хрущева и опровергается словами Молотова, если говорить об источниках.

Косвенными доказательствами того, что Сталин не отказывался от власти, могут считаться:

♦ отсутствие каких-либо упоминаний об этом, помимо мемуаров Хрущева, которые, по сравнению с мемуарами других участников событий, крайне тенденциозны и ненадежны;

♦ известные по многочисленным свидетельствам личностные особенности И.В. Сталина никоим образом не характеризуют его как человека, способного отказаться от власти, а напротив, крайне властолюбивого.

Приложение

62 «Политическое образование». 1988, № 9. С. 74–75.
63 Хрущев Н.С.Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС 24–25 февраля 1956 г. (ХрущевН.С.О культе личности и его последствиях. Доклад XX съезду КПСС // «Известия ЦК КПСС», 1989 г., № 3)
64 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ПИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
65 Медведев Р.Был ли кризис в руководстве страной в июне 1941 года? // «Государственная служба», 3 (35), май – июнь 2005.
66 Соколов А.К., Тяжельников B.C.Курс советской истории, 1941–1991. Учебное пособие. – М.: Высш. шк., 1999. 415 с.
67 Медведев Р.И. В. Сталин в первые дни Великой Отечественной войны// Новая и новейшая история, № 2, 2002; Был ли кризис в руководстве страной в июне 1941 года? // «Государственная служба», 3 (35), май – июнь 2005; Пыхалов И.Великая Оболганная война. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 284–303;Куртуков И.Бегство Сталина на дачу в июне 1941 г.
68 Горьков Ю.А.Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945). Цифры, документы. – М., 2002. С. 222–469 (АПРФ.Ф. 45. On. 1.В. 412. Л. 153–190, Л. 1-76; Д. 414. Л. 5-12; л. 12–85 об.; Д. 415. Л. 1-83 об.; Л. 84–96 об.; Д. 116. Л. 12 -104; Д. 417. Л. 1–2 об.).
69 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
70 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
71 Там же.
72 Чуев Ф.Молотов. Полудержавный властелин. – М.: Олма-Пресс, 2000.
73 Горьков ЮЛ.Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945). Цифры, документы. – М., 2002. С. 222–469 (АПРФ.Ф. 45. On. 1. В. 412. Л. 153–190. Л. 1-76; Д. 414. Л. 5-12; Л. 12–85 об.; Д. 415. Л. 1-83 об.; л. 84–96 об.; Д. 116. Л. 12-104; Д. 417. л. 1–2 об.).
74 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
75 Жуков Г.К.Воспоминания и размышления: В 2 т. – М.: Олма-Пресс, 2002. С. 287.
76 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
77 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
78 Там же.
79 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
80 Речь идет о 29 июня, так как обсуждается роман Чаковского, в котором описан этот визит.
81 Чуев Ф.Молотов. Полудержавный властелин. М.: Олма-Пресс, 2000.
82 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
83 Куртуков И.Бегство Сталина на дачу в июне 1941 г…
84 Там же.
85 Там же.
86 Лаврентий Берия. 1953. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы. – М.: МФ «Демократия», 1999. С. 76 (АП РФ.Ф. 3. Оп. 24. Д. 463, Л. 164–172. Автограф. Опубликовано: «Источник», 1994, № 4).
87 1941 год. т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
88 СтаднюкИ.Ф.Исповедь сталиниста. – М., 1993. С. 364.
89 Хлевнюк О.В.Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.
90 Там же.
91 Раньше (в 1937 г., например) в пятерку входили Каганович с Микояном, но к началу войны их заменили Маленков с Берией.
92 1941 год. Т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).
93 Микоян А.И.Так было. – М.: Вагриус, 1999.
94 Хрущев Н.С.Время. Люди. Власть (Воспоминания). Книга I. – М.: ИИК «Московские Новости», 1999. С. 300–301.
95 1941 год. т. 2. – М., 1998. С. 495–500 (РЦХИДНИ.Ф. 84. Оп. 3. Д. 187. Л. 118–126).

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Существует версия, что Сталин так был шокирован началом войны, что несколько дней не руководил государством, заперся на Ближней даче в Кунцеве и пьянствовал.

Вот документ - отрывок за 21-28 июня 1941 года из Тетрадей (журналов) записей лиц, принятых Сталиным в Кремле. Серьезным историкам давно ясно: хрущевская версия о том, что Сталин неделю или месяц находится в шоке (Никита Сергеевич по-разному называл этот срок), не выдерживает никакой критики.

Вот папка, в которой аккуратно записаны все посещения, начиная с 27 июля 1940 года по 14 октября 1941 года. Это полный массив записи дежурных секретарей Сталина.

Но дыма без огня не бывает. После взятия вермахтом Минска, 28 июня Сталин вместе с Молотовым и Микояном в Генштабе ругают Жукова за то, что у него нет связи с войсками. И вождь бросает (известно из воспоминаний Микояна): "Ленин оставил нам такое государство, а мы его про...ли". Потом в сердцах хлопает дверцей автомобиля и уезжает на Ближнюю дачу.

Так вот можно с точностью утверждать, что Иосиф Виссарионович около полутора суток страной не руководил.

Когда это было? Когда страна оставалась без головы?

Полутора суток - 29 и 30 июня. Хозяин, как его называли соратники, никого к себе не вызывал. А 30-го по инициативе Молотова и Берии члены Политбюро поехали на Ближнюю дачу и там, как пишет Микоян, застали Сталина в растерянности. По мнению Микояна, вождь решил, что его хотят сместить.

В этот день на даче создается Государственный комитет обороны. Вот подлинник документа. Судя по нему, дело обстояло следующим образом. Собравшийся с силами Хозяин потребовал от "штатного писарчука" Маленкова необходимый текст. Тот присел у краешка обеденного стола и принялся строчить красным карандашом в блокноте. Потом начали обсуждать написанное и вносить поправки. Решили указать, что постановление должно быть подписано не только Сталиным от имени ЦК и Совнаркома - нужно подписать и за отсутствующего декоративного президента страны Калинина. Местом принятия документа указали, конечно, Кремль. Решили признать, что сложилось чрезвычайное положение. Отметили, что нападение врага было вероломным. Эти и другие мелкие исправления Маленков тут же вносил в текст простым карандашом. Приложил руку и Сталин: вставил в третий пункт слова "всех граждан", а вместо слова "хозяйственные" начертал "комсомольские". Показательна и правка Молотова, который слово "страна" синим карандашом заменяет на слово "родина".

Смотришь на эти непрезентабельные странички с чрезвычайной важности текстом и понимаешь, была страна готова к войне или нет. Совершенно очевидно, когда мы держим в руках документ, наспех написанный от руки, что таких инструкций, такого "руководства по эксплуатации" высшее руководство на случай начала военных действий не имело.

Создание ГКО, решение о котором записано буквально на коленке, было результатом полуторадневного шока. Маленков где-то на углу стола в малой столовой ближней дачи набросал этот текст. Все это происходило без стенографисток, помощников. Скорее всего, потом Маленков надиктовал постановление в редакцию "Правды" по телефону. Недаром о нем Молотов говорил, что "Маленков у нас телефонщик". Машинописный вариант изготовлен явно позднее. Следующим экземпляром был текст о создании ГКО в газете "Правда".

Пока речь идет о "шоке" спустя неделю, после того, как "в четыре часа утра, вероломно, без объявления войны...". А что делало руководство 22 июня? Почему по радио выступал Молотов, а не "первое лицо"?

Одна из версий, что у Сталина обострился ларингит, поэтому он не мог выступать. Но это совсем другая история, ее не надо путать с "шоком" после сдачи Минска.

22 июня в 3.15 Жуков позвонил на Ближнюю дачу в Кунцево и сообщил о том, что начались бомбежки. Сталин дал команду Поскребышеву собрать не только узкий состав Политбюро из тех, кто был в Москве, но и военных. И они собрались в кремлевском кабинете вождя. Это четко зафиксировано в Тетрадях (журналах) записей лиц, принятых Сталиным.

В 5.45 в дневнике дежурного мы видим первую запись о том, что в кремлевский кабинет Сталина входит целый ряд товарищей. Это Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков. Молотов вышел в 12.05, Берия в 9.20. Тимошенко, нарком обороны, вышел в 8.30 вместе с Мехлисом и Жуковым. Маленков входит позднее, в 7.30. Весь список 22 июня состоит из 29 посетителей, некоторые заходят к Сталину в кабинет по нескольку раз. Это и Молотов, и Берия, и Жуков, и Микоян, и Каганович, и Вышинский, и нарком Военно-Морского флота Кузнецов.

Последняя запись под номером 29 свидетельствует о том, что Берия вошел к Сталину в 16.25 и вышел через 20 минут.

Потом Сталин позволил себе некоторое время отдохнуть. В течение полусуток он отдыхает. Следующая запись датирована 23 июня. В 3.20 утра к нему заходят Молотов и Ворошилов, через пять минут Берия и другие.

То есть у руководства страной была почти паника... И все же, с какой долей уверенности можно говорить о том, что нападение на Советский Союз для нас было неожиданностью? Существуют ли в архивах "телеграммы Зорге", где разведчик называет точную дату начала войны?

Они хранятся в РГАСПИ. Кстати, вместе со знаменитой резолюцией Сталина на донесение Меркулова: "Не послать ли ваш источник к е... матери!". Дело в том, что Сталин получал информацию по разным каналам: и по дипломатическим, и от военной разведки, и от НКВД...

Эта резолюция была наложена на самое точное из всех предупреждений, которые получал Сталин по поводу начала войны. Но нужно видеть контекст. В высшее руководство СССР приходит множество сигналов, в которых называются разные сроки начала войны. Некоторые из них к 22 июня уже истекли. Конечно, в известном смысле Сталин дезориентирован. Но если такое множество сигналов говорит о том, что на достаточно коротком отрезке времени должны начаться военные действия, по моим представлениям, долг любого руководителя предпринять некоторые предупреждающие шаги. А мы видим, что этих шагов сделано не было. Кто-то что-то предпринимает на свой страх и риск. К примеру, нарком Военно-морского флота Кузнецов приводит части Балтийского и Черноморского флотов в боевую готовность своим собственным решением, несмотря на то, что имеет прямое указание Сталина этого не делать, избегать провокаций, не шевелиться...

Накануне войны ходили слухи о некой "пятой колонне" в руководстве страны, о вредительстве и предательстве в армии....

Когда вы читаете документы НКВД, нужно понимать, где там сконструированные работниками ведомства военно-фашистские заговоры, а где - правда. И перед самой войной, и во время войны до 1943 года продолжали арестовывать по показаниям 1937-38 годов. 15 мая 1941 года границу пересек транспортный "Юнкерс" , а наше ПВО не отреагировало. Арестовали начальника управления противовоздушной обороны Штерна, зама наркома обороны Рычагова и многих других. 24 июня арестовали жену Героя Советского Союза Павла Рычагова, известную летчицу Марию Нестеренко. Прямо на аэродроме...

Дополняя эту картину, вспомним, что 23 июня по показаниям военных, репрессированных еще в 1937-1938 гг. по обвинению в заговоре и шпионаже, был арестован замнаркома обороны Кирилл Мерецков. А потом, как мы знаем, был освобожден и закончил войну в маршальском звании. Вот интересная папка из личного фонда Сталина. И в ней документ с пометкой "важно" характерным сталинским почерком. Что ему кажется важным? Совершенно секретная справка с перечнем арестованных генералов. Это многостраничный список. Ну, вот например: "Иванов Федор Сергеевич, генерал-лейтенант. Сознался в том, что будучи недоволен снятием с командной должности, стал вести среди своего окружения антисоветскую агитацию..." Какую? "Что неуспехи Красной Армии являются результатом якобы неправильной политики партии и советского правительства по вопросам обороны страны и коллективизации сельского хозяйства. Высказывал антисоветские взгляды, клеветал".

И далее. Ширмахер Александр Генрихович, генерал-майор. Гапич Николай Иванович, генерал-майор, бывший начальник Управления связи Красной Армии. Алексеев Иван Иванович, генерал-майор. Потатурчев Андрей Герасимович, генерал-майор, Самойлов Константин Иванович, контр-адмирал, бывший начальник военно-морских учебных заведений Военно-Морского флота и т.д. Вопрос о "пятой колонне" и всяческих шпионах не просто важен, он один из ключевых. Если даже согласиться с той посылкой некоторых наиболее активных пропагандистов идеи о том, что "пятая колонна" существовала, и ее надо было уничтожить, следует признать, что усилия высшего руководства в этом отношении оказались малоэффективны.

Следует различать пассивный и активный коллаборационизм. Трудно упрекать 70 миллионов человек, не по своей воле оказавшихся на оккупированной территории, в том, что они, пусть и косвенно, сотрудничали с оккупантами. Хотя если крестьяне продолжают пахать, сеять, убирать урожай, а у них оккупационные власти отчуждают его в свою пользу. Разве можно говорить, что они работают на противника? Пусть и под принуждением. Другое дело - полицаи, участники Русской освободительной армии или ОУН-УПА на Украине или аналогичные формирования в Прибалтике.

Наступление вермахта и отступление Красной Армии было настолько стремительным, что эвакуацию организовать не успевали. Скажем, материалы по Ленинградской блокаде как раз свидетельствуют о нерасторопности руководства города. Сталин еще в августе 1941 года задает вопрос Жданову: "Почему вы не эвакуируете население?" В середине января 1942 года Микоян пишет главному человеку в Ленинграде: "...автотранспорт, идущий за продовольствием..., мало используется для эвакуации... населения. Необходимо усилить эвакуацию, чтобы разгрузить Ленинград от лишних едоков". Только после этого начинается активная эвакуация - в двадцатых числах января, когда уже прошли голодный ноябрь, декабрь, январь...

Карточки в стране на продовольствие существуют с июля 1941 года. Из переписки Микояна со Сталиным мы узнаем о голоде в армии. Главное интендантское управление Красной Армии в экстренном порядке решает вопрос об обеспечении продовольствием войсковых частей и госпиталей, расположенных в Кировской области, критическая ситуация в том же январе 1942 г. складывается с продовольствием и фуражом на Карельском и Калининском фронтах, где "имеются случаи смерти от истощения".

Патриотизм никак не противоречит знанию трудных и тяжелых страниц истории своей страны. Более того, нормальный, реальный, практически действенный патриотизм только таким и может быть. Если мы не знаем своих ошибок, если мы их не анализируем, это патриотизмом назвать нельзя. Потому что в перспективе это нас приведет к повторению этих ошибок уже совсем в иных масштабах. Нужно извлекать уроки из своей истории. К слову, широко распространенная максима Гегеля: "История учит тому, что она ничему не учит", была оспорена сто лет назад Василием Ключевским, который в своих дневниках написал: "Не цветы виноваты, что слепой их не видит". Мне кажется, что это точная формула, которую мы все должны иметь в виду, начиная разговор об истории, о трудных ее вопросах. Мы живем не с чистого листа.