Разделы: Литература
Цели урока: Дать представление о храме Василия Блаженного, познакомить с текстом поэмы Дмитрия Кедрина "Зодчие", формировать умение лингвостилистического анализа текста, заинтересовать историей России, способствовать формированию патриотизма.
Оборудование:
- портрет Д. Кедрина,
- плакаты с изображением храма Василия Блаженного с разных точек,
- карточки с древнерусскими словами,
- запись колокольного звона,
- любая спокойная музыкальная композиция,
- этимологический словарь,
- выставка книг по зодчеству.
- Организационный момент;
- Объяснение нового материала (слово о храме Покрова);
- Знакомство с автором.
- Чтение текста "Зодчие".
- Работа над текстом. Лингвостилистический анализ произведения.
- Подведение итогов урока.
- Домашнее задание.
Ход урока
Звучит колокольный звон.
Под его сопровождение учитель читает отрывок из поэмы:
Церковь та
Как невеста была!
И с рогожкой своей,
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту:
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошёл его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
- Лепота! - молвил царь.
И ответили все: - Лепота!
Учитель: Эти строки написаны о храме Василия Блаженного в Москве или, как его ещё называют, о Покровском соборе, который является уникальным творением русской культуры и зодчества, вершиной русского искусства. А что думаете вы?
Заранее подготовленные ученики представляют материал:
Русский народ облёк выношенный им столетиями идеал в блестящую художественно-архитектурную форму и воздвиг в центре своей земли и в центре своей столицы каменный образ совершенного града. Покровский собор является воплощением в камне русского мировоззрения середины 16 века и отражением в архитектурной форме государственного устройства. Он воплощает в себе полёт народной фантазии. Он есть жемчужина древнерусского зодчества.
Покровский собор построен в 1555 году по приказу Ивана Грозного. Он был задуман как памятник в честь взятия русскими войсками Казани и Астрахани. Храм строился 6 лет. Существует версия о том, что строили его никому не известные зодчие Барма и Постник, по одному источнику - владимирские, по другому - псковичи.
Учитель: Важно отметить, что Покровский собор расположен за пределами Кремля, в посаде, где раньше была торговая площадь, Хитров рынок, где были притоны и обитала вся беднота. И это не случайно. Давайте немного вспомним историю.
Ученик: 50-е годы 16 века были периодами реформ: издание Судебника, устройство губного и земского самоуправления, регламентация церковной жизни и упорядочение частной жизни, "Домострой".
Все эти реформы способствовали нарастающему антагонизму между царём и боярами. Поэтому Иван Грозный и вынужден был искать поддержки у народа. Покровский собор стал выражением общей ориентации царя на посад.
Хочется отметить, что кроме того, что храм стоит вне Кремля, он является центром Москвы. Место, где он воздвигнут, выбрано не случайно. Он действительно находится в самом центре столицы, на Кремлёвском холме, и виден издалека. Его вид необычен для русской церкви. Согласно традиции, на Руси строили пятикупольные храмы. Храм Василия Блаженного - исключение. Он состоит из девяти куполов. В центре находится главный несущий столп, возвышающийся над другими куполами. По четыре стороны от него стоят восьмиугольные церкви, символизирующие стороны света, а между ними пристроены ещё четыре предела, которые призваны были служить приходскими церквями. Всего - девять куполов. Согласно замыслу, они должны были символизировать дни решающих боёв за Казань. Все церкви объединены основной галереей со сводчатыми переходами. Храм построен из красного кирпича. Он не предназначен для большого скопления народа. Его внешний и внутренний вид сильно отличаются друг от друга. Внешне - богатое убранство. Внутри - контраст высоких потолков и тёмных сводчатых переходов.
Учитель: О том, как строился храм, в народе ходят различные легенды. Одна из них легла в основу поэмы Дмитрия Кедрина "Зодчие". Давайте познакомимся с автором, а затем прочитаем поэму.
Ученик: Дмитрий Кедрин прожил короткую жизнь. Наследие, оставленное им, невелико. Юность поэта пришлась на первое послеоктябрьское десятилетие. Печататься он начал в 17 лет, но как поэт сформировался значительно позднее. Хотя в юности его стихи мало чем отличались от стихов его сверстников, он уже тогда прекрасно владел литературной техникой. Затем, с опытом прожитых лет, он заполнил свои стихи глубоким смыслом. Кедрин всегда увлекался историей, поэтому основную часть его творчества составляют исторические поэмы, одна из которых - "Зодчие".
Учитель: Действительно, эта поэма написана в годы войны. Главной её ценностью является дух русского народа. Сюжетом для неё послужило известное предание о талантливых русских зодчих, построивших храм Покрова и в знак благодарности ослеплённых Иваном Грозным, чтоб "в землях иных не поставили лучшего храма, чем храм Покрова!"
Чтение поэмы.
Совместный лингвостилистический анализ.
Начало стихотворения - размеренный слог, торжественная бесстрастная интонация, лишённая эмоциональности. Обратите внимание - Дмитрий Кедрин молчит. Говорит летописец. Вот откуда бесстрастие. Это поэтика летописи, требующая только фактов. Далее эта интонация сохраняется. Сообщается о мастерах-флорентийцах, немцах и прочих", о том, как пришли "двое владимирских зодчих". Здесь Кедрин не удержался, сказав, что зодчие были молоды, статны и босы. Эта ремарка проникнута гордостью за народ: хоть и босы, а не хуже флорентийцев.
Кедрин - патриот. Он гордится своим народом, его творческим гением. В "Зодчих" он показывает, как в мрачном быте той эпохи рождается жемчужина древнерусской архитектуры.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста.
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту, -
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту:
Это идейный смысл поэмы, то, ради чего Кедрин вспомнил предание. Храм, построенный владимирскими зодчими, "смердами", оказался не просто оппозиционным "вельми спёртому духу", но и его победителем. Это победа народного гения. Ведь он помогает жить в страшном быте.
Строфы о казни - опять выступает летописец.
Кедрин жалеет зодчих: "соколиные очи", "болезные", "темны". Здесь интонация иная. Зодчих оплакивает народ.
Это конец? Нет!
Церковь стоит, "как невеста", которая "приснилась", "сказка", которую увидела "непотребная девка". Она противостоит реальности Ивана Грозного и побеждает её.
Но и это не конец!
"Страшная царская милость" пробудила к жизни несчётное число художников. О несчастных зодчих поют гусляры. И с ними уже не справиться. Народный гений олицетворяют и зодчие, и гусляры.
Стихотворение Кедрина тем и замечательно, и тем отличается от предания, что в "Зодчих" искусство побеждает насилие.
Обратимся к тексту подробнее.
Беседа с учащимися по вопросам, работа со словарём.
Скажите, какие незнакомые слова вам встретились в тексте. Объясним их значение с помощью этимологического словаря. (На доску вывешиваются постепенно карточки).
- Вельми - очень (древнерусское).
- Смерды - вонючие (общеславянское).
- Божница - лампада (общеславянское).
- Зане - потому что (древнерусское).
- Тать - вор (древнерусское).
- Лепота - красота (древнерусское).
- Богомазы - иконописцы (общеславянское).
- Зело - везде, вокруг (древнерусское).
- Кружалы - кабаки (древнерусское).
Какую роль эти слова играют в тексте?
Эти слова употреблены в тексте с той целью, чтобы приблизить повествование к былинному сказанию, создать атмосферу той исторической эпохи.
Укажите слова экспрессивно и стилистически окрашенные. С какой целью они используются?
Подворье, сказанье, оной, мужей, чару, благолепней, богомазы, очи, изукрашен зело, молвил царь.
Это лексика книжная, устаревшая, высокого стиля. Она используется для придания торжественности, значимости в соответствии с поэтикой летописи.
Тать, смерды, срам, девка, истошно вопил.
Это разговорная лексика. Она употреблена в пренебрежительном контексте, показывающем отношение царя к народу, место простых людей в условиях той социальной среды.
Передаёт ли эта лексика историческую эпоху Ивана Грозного?
Да (подтверждаем текстом).
К какому жанру устного народного творчества можно отнести поэму?
Предание (объяснить).
Можно ли сгруппировать слова в данном тексте по определённой теме, например, портрет или пейзаж? Приведите примеры.
Примечание. Лингвистическая работа проводится под музыкальное сопровождение (тихая спокойная музыка).
Учитель: Прочитайте любой понравившийся вам отрывок. (Снова звучит запись колокольного звона).
Учитель: Сегодня мы познакомились с архитектурным памятником древнерусского зодчества и проследили, как он повлиял на искусство. Познакомились с поэмой Дмитрия Кедрина "Зодчие", основой для которой послужило предание о строительстве храма.
Великий русский писатель Ф. М. Достоевский сказал: "Красота спасёт мир". И эту красоту в мир несут наши храмы. Не случайно сейчас идёт возрождение нашей нации, нашей духовной культуры.
Дома ещё раз перечитайте текст и постарайтесь перенести на бумагу те чувства, которые возникли в вашей душе. Нарисуйте или опишите "государево слово и дело" - они едины или разнятся? Что это - стихотворение или поэма (проблема жанра, определить и доказать - дополнительное задание)?
Региональное задание (дополнительное, для сильных учащихся):
Подумайте и вспомните, какие храмы в городе Волгодонске вы знаете. Кто из вас видел храм в Цимлянске? Кто из строителей возводил храм на берегу рукотворного Цимлянского водохранилища, какая организация? Как бы вы описали один из храмов (например, храм великомученицы Елисаветы)? Слышите ли вы утром колокольный звон, обращаете на него внимание? Что вы чувствуете при этом? Напишите свои мысли.
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель, –
Гласит летописца сказанье, –
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была –
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту, –
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" – молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!" –
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.(С)
1938
Дмитрий Кедрин. Стихотворения. Поэмы.
Москва: "Московский Рабочий", 1982.
Я люблю эти стихи, потому что их можно рассказывать, а не только читать, и, рассказывая, каждый раз отмечать еле уловимое отличие.
Можно, говоря за Грозного, вспоминать, как сыграл его Черкасов, и чуть-чуть гнусавить презрительно и «величественно» (но тут главное не увлечься и не пересолить!) Можно вздохом «Лепота!» передать его искреннее восхищение без всякого высокомерия. Но потом глухой голос сменить скрипучим, с интонацией выспрашивающей и безобидной, как у того, кто заманивает в западню, и так заранее дать почувствовать, что беспощадную хитрость он замыслил, какой и на уме не может быть у его зодчих.
Я часто думаю, как надо произносить «Можем!» в начале и в конце стихотворения.
В первый раз это должна быть спокойная уверенность в себе, и «Прикажи, государь!» - не более, чем предложение испытать их.
Зато во второй раз – внезапное, явственное ощущение дара, благодати, гения. Робкое, но подлинное прозрение – и смиренная, но страстная мольба, чтобы дозволил дару воплотиться.
Начало и приказ об ослеплении можно торжественно чеканить, об ослеплении можно восклицать с негодованием, поражаясь тому, что сообщаешь, а можно говорить очень спокойно. И лучше – если просто и спокойно, и тихо, как рассказывал старик-летописец.
Не нужно слишком выпячивать «пивших чару вина в один дых»: главное, на мой взгляд, не то, что церковь была краше всяких там строений италийских-индийских, а то, что она была краше их в глазах тех, для кого была создана.
Стихам Кедрина часто свойственна трогательная прямолинейная наивность. Он бывает порою жесток, но не бывает нечестен; он никогда не обманывает, только сам обманывается. В «Зодчих» эта наивность выражается словами:
«Краше вилл италийских
И пагод индийских была!» (С)
Виллы – это светские сооружения, а пагоды – то, что называется «культовые». Красота тех и других проявляется несколько иначе, и сравнивать храм Покрова с теми и с другими неуместно, по-моему. Но это–дело автора, он не мог, видно, сказать по-другому.
И немного выше – любовное перечисление деталей человеком, который верит, что все другие также неминуемо разделят с ним веру в красоту им описанного:
«И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола...» (С)
Это перечисление не так передает красоту церкви, как короткие сравнения «как невеста» или «такая, что словно приснилась». Но в нем зато выявляет себя личность автора.
Говорят, что именно это стихотворение вдохновило Тарковского на создание фильма «Андрей Рублев». Но слова «живописной артелью монаха Андрея Рублева» нельзя понимать буквально: Андрей Рублев жил раньше Грозного. Скорее, тут имеются в виду иконописцы как его ученики и последователи.
Самое главное – финал, заключительные строфы. У «Зодчих» с одним и тем же текстом может быть два совершенно разных финала. Нельзя не выразить жалости к зодчим и отвращения к приговору. Вопрос в том, что перевесит – осуждение ли «страшной милости» Грозного или кроткое умиление перед церковью и светлым чувством, которое в ней заключено ее создателями, не смотря ни на что другое. Можно ведь прочитать и так, чтобы послышалось: она – сильнее смерти, сильнее страдания. Превозмогла все…
Но тут надо очень осторожно, чтобы не быть ни назидательным, ни напыщенным, и не сфальшивить. Надо поверить в это, чтобы получилось. Если позволить себе поверить, наступает момент, когда чувствуешь: со всей кажущейся патетикой и авторской наивностью, стихи – на уровне национального озарения.
стихотворения Кедрина Зодчие отзыв стихотворения Кедрина Зодчие отзыв напишите отзыв о стихе. и получил лучший ответ
Ответ от
В марте 1938 года в журнале «Красная новь» была напечатана небольшая историческая поэма Дмитрия Кедрина «Зодчие», сразу привлёкшая внимание любителей поэзии.
Обращение Кедрина к истории тесно связано с его эстетической позицией, суть которой сформулировал сам поэт так:
Я теперь понимаю, что вся красота -
Только луч того солнца, чьё имя – Россия.
Иными словами, в истории поэт стремится постигнуть начало той духовной мощи, которую через мрак веков пронёс русский народ – творец красоты.
Слово «история» происходит от греческого «historia», что означает «исследование». Для Д. Кедрина обращение к исторической теме действительно стало началом углубленного и настойчивого исследования прошлого. Однако поэт проделал гигантскую работу, чтобы превратить факты истории в живую поэзию.
Исторические стихи, поэмы, баллады занимают главное место в творчестве Д. Кедрина. В этом ряду «Зодчим» принадлежит особое место. Кедрина принято называть автором «Зодчих», что подчёркивает особую значительность именно этого произведения.
Однако современники отнеслись к этой вещи далеко не почтительно. Один из них даже писал о «Зодчих» так: «Это стихотворение не производит впечатления оригинальности, это пересказ известного предания – не больше». (А. Ильичев «Мнимые свидетели». – «Вечерняя Москва», 1940, 5 сентября. Цитируется по книге Г. Красухина «Дмитрий Кедрин» издательство «Советская Россия» - Москва – 1976 страница 55). Просто пересказ? То есть А. Ильичев считает что, «Зодчие» написаны историком, а не поэтом.
Известный исследователь творчества Д. Кедрина П. Тартаковский утверждает, что поэту потому удаются исторические вещи, что их отличает абсолютная достоверность. Обратим внимание на определение «абсолютная». Оно явно предполагает, что историк в Кедрине превалирует над поэтом. Чтобы быть точной, процитирую П. Тартаковского: «Подлинность названий, терминов, имен исторических лиц, населяющих поэмы и стихи Кедринахронологическая точность воспроизводимых событий и их исторической последовательности – вот те элементы, из которых складывается широкое историческое полотно, создающее у читателя впечатление, что он буквально перенесён силою таланта в другую эпоху и рождающее максимум доверия к эрудиции автора». (П. Тартаковский. «Дмитрий Кедрин. Жизнь и творчество». М. «Сов. писатель», 1963, стр. 89-90).
Итак, историк или поэт? Что стоит на первом месте в «Зодчих»: исторические лица, факты, детали, события или их оценка, их восприятие поэтом, фантазия художника, воссоздающего дух времени?
Посмеем утверждать, что Кедрин прежде всего поэт, может быть, поэт-историк. Именно эта мысль прозвучала в устах известного советского поэта Степана Щипачева: «Среди поэтов Д. Кедрин, - пожалуй, единственный (по преимуществу) поэт-историк». («Второй съезд сов. писателей». Стенографический отчёт М. , Сов. писатель, 1956, стр. 136; цитируется по книге Г. Красухина, стр. 77). Доказать правоту данного утверждения возможно путём сопоставления исторических фактов, используемых Кедриным, и вымысла, фантазии, личностных оценок и художественных средств и приёмов художника-поэта.
Таким образом, тема данного исследования может быть сформулирована так: «Роль исторического факта и его интерпретация поэтом Д. Кедриным в балладе «Зодчие».
Диана Салахова
Ученик
(229)
Ну.. анализ как отзыв, там просто реально много писать. Прости, скинула, что смогла.
Внеклассный урок литературы в 9 классе «Историческая память в поэме Д.Кедрина «Зодчие»
Выполнила: Асеева Инна Владимировна, учитель русского языка и литературы МКОУ «Зуевская основная общеобразовательная школа» Солнцевского района Курской области.
Тема:
Тип урока : урок внеклассного чтения
Форма урока: аналитическая беседа.
Цели урока:
Познавательная : знать содержание поэмы Д.Кедрина «Зодчие»; уметь выделять проблемы, поднятые автором в произведении; определить художественное своеобразие произведения, роль выбора темы исторической памяти в литературе 30-х годов.
Развивающая : совершенствовать монологическую речь, умение анализировать поэтический текст , сравнивать, делать выводы; развивать ассоциативное мышление, творческое воображение; формировать коммуникативную компетенцию обучающихся; способствовать развитию креативного мышления, культуры общения и речи.
Воспитывающая : воспитывать личность самостоятельную, творческую, духовно-нравственную, прививать любовь к Родине.
Эпиграфы:
Настоящее России более чем великолепно, а прошлое удивительно.
В.Белинский
Прошлое страстно глядится в будущее.
А.Блок
Используемый материал:
«История государства российского» Н.М.Карамзина, репродукция картины В.Васнецова «Царь Иван Васильевич Грозный», тексты поэмы «Зодчие», портрет поэта Д.Б.Кедрина, презентационное сопровождение (слайды).
Межпредметные связи:
история, живопись, русский язык.
Ход урока.
Оргмомент.
Сообщение учителя о теме, форме его проведения. (Слайд 1)
Какова цель нашего урока?
Изучение нового материала.
Слово учителя
Сегодняшний урок мне хотелось бы начать со строчек знаменитой «Истории государства российского» Н.Карамзина (слайд 2):
«Он имел разум превосходный, не чуждый образования и сведений, соединённый с необыкновенным даром слова; хвалился с милостью и щедростью, обогащая любимцев достоянием опальных бояр и граждан, хвалился правосудием, карая вместе, с равным удовольствием, и заслуги и преступления; хвалился духом царским, соблюдением державной чести, велев разрубить присланного из Персии в Москву слона, не хотевшего стать перед ним на колена, и жестоко наказывал бедных царедворцев, которые смели играть лучше державного в шашки или в карты… и если иго Батыево унизило дух россиян, то, без сомнения, не возвысило его царство Иоанново».
Эти слова как нельзя лучше характеризуют образ Ивана Грозного, ставший центральным в поэме Д. Кедрина «Зодчие», которую вы прочитали дома.
2) Вопросы классу :
Понравилось ли вам это произведение?
Чем поразила вас эта поэма?
Созвучна ли она словам Н.М.Карамзина?
3) Наблюдения над репродукцией картины В.Васнецова
«Царь Иван Васильевич Грозный» (слайд 5)
Вопрос классу:
Сообщение ученика:
4) Сообщение подготовленного ученика-
историческая справка (приложение 2).
Историческая справка
Вывод: Иван Грозный в истории знаменит не только как
«грозный» государь, но и реформатор, преобразователь, выдающаяся историческая личность.
Слово учителя (слайд 6) :
Обратимся к произведению, одним из главных героев которого будет и Иван Грозный.
В основу поэмы Д.Кедрина «Зодчие» положена легенда, одно из преданий о строительстве прекрасного памятника русского зодчества- храма Василия Блаженного, воздвигнутого в честь победы над татарами, и поражающем своей жестокостью приказе Ивана Васильевича. За этой поразительной историей кроется очень глубокий смысл. Наша задача- разобраться в идее этого произведения, написанного в эпоху начала культа личности Сталина.
Почему поэт обратился к эпохе Ивана Грозного? Какое звучание приобрела поэма? Я предлагаю вам ответить на эти вопросы в ходе нашего урока.
6) Сообщение подготовленного ученика о биографии Д.Б.Кедрина (слайд 7)
Приложение 3 (см. «Дополнительные материалы к уроку).
7) Словарно-лексическая работа (слайд 6) :
-зодчество -искусство строительства зданий;
-зодчий - строитель, архитектор;
- смерд - в Древней Руси крестьянин-земледелец.
8)Выразительное чтение поэмы Д.Кедрина «Зодчие»
(слайды 8, 9,10)
(учитель или подготовленный ученик(-и)).
9)Аналитическая беседа с учащимися по тексту поэмы (тексты перед каждым учеником)
Какое впечатление производит поэма?
Прокомментируйте название поэмы.
(От старославянского здати – “создавать, строить”. Однокоренные слова: здание, созидать, зиждитель, создание).
При помощи каких средств?
(Автор использует множество историзмов и архаизмов: «изразцовая печка», «посконные рубахи», «торговая площадь», «смерды», «тать» и другие - для передачи особенностей быта и духа того времени.)
(Благодетель, государь, Иоанн Четвёртый, царь, но ни разу Иоанн Грозный.) Почему?
В каких случаях он называет его благодетелем? (Примеры из текста: когда решает построить храм и когда задумывает испытать строителей.)
(В первом- отношение народа к царю, во втором- горькая ирония автора.)
(«Двое безвестных владимирских зодчих, двое русских строителей, статных, босых, молодых».)
Как проявляется отношение зодчих к своему труду?
(«Мастера выплетали узоры из каменных кружев, выводили столбы и, работой своею горды, купол золотом жгли, кровли крыли лазурью снаружи и в стрельчатые башни вставляли чешуйки слюды».)
Случайно ли поэма называется «Зодчие», а не «Иван Грозный»?
(Нет, так как главный герой поэмы- народ, автора волнует именно его судьба.)
Основной композиционный прием – антитеза. Что противопоставлено в поэме?
(Добро – зло; царь – мастера; храм – торгов ая площадь, повседневная жизнь.)
Что противопоставляется красоте храма? (Поступок царя.)
Обратимся к толковому словарю под редакцией С.И.Ожегова:
(слайд 11,12)
Срам-, -а (-у), м. Позор, стыд. Стыд и с.! Какой с.! Уйти от срама. С. смотреть (стыдно смотреть).Как вы понимаете это слово?
Какой художественный приём лежит в основе этих понятий: красота и срам? (Контраст.)
Какую задачу художника позволяет выполнить этот приём? (Подчеркнуть главную мысль произведения.)
В чем смысл образа храма? В чем его ценность?
(Храм, а значит, искусство, про тивостоит злу и бездуховности, напоминают об этом запретные песни гусляров.)
Какой з а вет человеку, что он человек, пробуждает все лучшее в нем. Символ бессмертия искусства.)
Что победило: добро или зло?
(Добро торжествует – храм стоит века, несет добро грядущим поколениям. Нравственный человеческий закон, который он воплощает, выше любой власти. Все это знает, может оценить народ, о чем свидетел ьствует момент, по-вашему, является кульминационным? Перечитайте его ещё раз.
(От:
А как храм освятили,
То с посохом, в шапке монашьей
Обошёл его царь …
До:
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих…)
Вернёмся к нашим вопросам, которые мы задали в начале урока: разобраться в идее этого произведения, написанного в эпоху начала культа личности Сталина.
Почему поэт обратился к эпохе Ивана Грозного?
Какое звучание приобрела поэма?
Слайд 13 (портрет И.Сталина)
10) Развёрнутые ответы учеников (приложения 4, 5)
1) Первый ученик
Каждый человек воспитывается в культурной среде, сложившейся на протяжении веков, вбирая в себя не только современность, но и прошлое своих предков. Прошлое – это та почва, на которой мы стоим и, отталкиваясь от которой, идем в будущее. А это прошлое, духовный опыт народа запечатлен в улицах и площадях, домах и парках, храмах и книгах, картинах и скульптурах. Необходимо все это бережно сохранять и беречь, постоянно пополняя этим свой духовный мир.
Слайд 14
– Не вымоюсь водою
И тканью не утрусь,
А нынешней бедою
Сплотится наша Русь!
2) Второй ученик.
А вот что сказал о Дмитрии Борисовиче Кедрине, поэте и человеке, его друг Кайсын Кулиев:
В заснеженном посёлке Подмосковья
мы сиживали часто, коротая
досуг в домишке из сосновых бревён,
и вслушивались в завыванье вьюги.
Его густые волосы сбегали,
пересекая лоб открытый слева.
Как были тонки и подвижны пальцы!
Он голову откидывал при чтенье,
он отличался лёгкою походкой,
он радовался, как дитя, пороше.
Я помню - он любил смотреть подолгу
на снег, свалившийся на плечи леса.
Когда читал он вечером метельным,
России сердце в тех строках стучало,
я видел битвы на равнинах снежных
и ощущал себя их очевидцем…
Смерть меднохвостой огненной лисицей
выглядывала из лесу и снова
скрывалась.
Мы же не подозревали
(хотя сосновый бор был близко, близко!),
что на снегу нетронутом, конечно,
она следы незримо оставляла.
В те дни глядели мы не на лисицу,
а в песен чистые глаза гляделись.
Какое дело было нам до смерти!
Ушёл вослед лисице меднохвостой
мой друг с безоблачным и добрым сердцем.
Что делать! Уходящий за лисицей
уже не возвращается обратно:
его пути заносит снег глубокий,
Вступают смерть и память в поединок,
но друга память уступить не хочет!
Поэзия спешит на бой со смертью,
поэзия бросает смерти вызов,
стихи кричат: - Не отдадим поэта!
Когда из жизни он ушёл, планета
мне показалась холодней, суровей.
Обычно это происходит с нами,
когда теряем близких безвозвратно.
Всю силу дружбы - крепости алмаза -
оставьте мне, Поэзия и Память!..
11) Заключительное слово учителя
Литературовед Александр Ратнер пишет в своей статье «Ах, медлительные люди, вы немного опоздали…»:
Существуют две тайны, связанные с именем поэта , – тайна рождения и тайна смерти. Женщина, которую он в конце жизни стал называть матерью, была его тётушкой; фамилия, которую он носил, принадлежала его дядюшке.
Дедом Дмитрия Кедрина по материнской линии был вельможный пан Иван Иванович Руто-Рутенко-Рутницкий, проигравший своё родовое имение в карты. Человек крутого нрава, он долго не женился, а в сорок пять выиграл в карты у своего приятеля его дочь Неонилу, которой было пятнадцать лет. Через год по разрешению Синода он женился на ней. В браке она родила пятерых детей: Людмилу, Дмитрия, Марию, Неонилу и Ольгу.
Все девушки Рутницкие учились в Киеве в институте благородных девиц. Дмитрий в восемнадцать лет кончил жизнь самоубийством из-за несчастной любви. Мария и Неонила вышли замуж. С родителями остались старшая дочь Людмила, некрасивая и засидевшаяся в девушках, и младшая – прелестная, романтичная, любимица отца Ольга.
Чтобы выдать замуж Людмилу, Иван Иванович не пожалел ста тысяч приданого. Мужем Людмилы стал Борис Михайлович Кедрин – в прошлом военный, за дуэли выдворенный из полка, живущий на долги. Молодые переехали в Екатеринослав.
После отъезда Кедриных Ольга призналась матери, что беременна. Причём неизвестно, сказала ли она, кто отец ребенка, или нет. А мать, зная крутой нрав и вздорность мужа, сейчас же отослала Ольгу к Неониле в город Балту Подольской губернии. Неонила отвезла сестру в знакомую молдавскую семью, неподалеку от Балты, где Ольга родила мальчика. Было это 4 февраля 1907 года.
Неонила уговаривала мужа усыновить ребёнка сестры, но тот, боясь осложнений по службе, отказался. Тогда Ольга поехала к Кедриным в Юзово. Боясь гнева отца и позора, она оставила ребёнка в молдавской семье, где у мальчика была кормилица. Ольге удалось уговорить Бориса Михайловича Кедрина усыновить её ребенка, и здесь же, в Юзово, точнее, на Богодуховском руднике, предшественнике нынешнего Донецка, за большие деньги поп окрестил ребёнка, записав его сыном Бориса Михайловича и Людмилы Ивановны Кедриных. В момент крестин мальчику было уже около года. Назвали его Дмитрием – в память о рано ушедшем из жизни брате Ольги и Людмилы.
Вспоминая свою жизнь, Кедрин с фронта писал: «Кроме детства у человека нет ничего радостного».
В 1931 году Кедрина потянуло в Москву, где ранее уже обосновались его днепропетровские друзья-поэты М. Светлов, М. Голодный и другие. Кто знает, как сложилась бы его жизнь, если б он не переехал в столицу, где начались все тяготы и унижения, главными из которых были постоянная бытовая неустроенность и невозможность издать книгу стихов. .С грустным и тревожным настроением Кедрин однажды записал в дневнике, обращаясь к жене: «А мы с тобой обречены судьбою в чужом дому топить чужую печь». И в этой обстановке он умудрялся быть гостеприимным хозяином, писать изумительные стихи Отвергнутые произведения Кедрин складывал в стол, где они пылились до очередного приезда друзей, его верных слушателей и ценителей. Он работал не покладая рук, получал гроши, во всём себе отказывал.
Шли годы, а книги всё не было. Он говорил жене: «Поэт хотя бы изредка должен издаваться. Книга – это подведение итога, сбор урожая. Без этого невозможно существовать в литературе. Непризнание – это фактически медленное убийство, толкание к пропасти отчаяния и неверия в себя».
На фронт Кедрин рвался с первых же дней войны, но высокая близорукость держала его в тылу, где ему было невероятно трудно и как мужчине, и как поэту. Все на фронте, а он… Однако, предвидя ход событий с достоверностью историка, Кедрин сражался и в тылу. Арсенал его оружия был весьма разнообразным – песня и сказка, героический эпос и классическая поэзия. А в мае 1943 года, добившись своего, он отправляется на Северо-Западный фронт в красноармейскую газету «Сокол Родины».
В августе 1945 ода Кедрин вместе с группой писателей уезжает в командировку в Кишинёв, который поразил его своей красотой и напомнил Днепропетровск, юность, Украину. Он решил по приезде домой всерьёз обсудить с женой возможность переезда в Кишинёв. Перед отъездом из него на базаре Кедрин купил большой кувшин с мёдом, который в поезде разбил кто-то из его попутчиков. Едущая на соседней полке простая женщина сказала Кедрину: «Ну, мил человек, быть беде. Плохо, коли кувшин со сладким разбиваешь, особо, ежели – с мёдом».
(Слайды 15,16)
15 сентября 1945 года возвращающегося из Москвы Кедрина какие-то дюжие молодцы чуть не столкнули под электричку. Хорошо, что люди отбили. А через три дня он не вернулся из Москвы. Нашли его рано утром 19 сентября 1945 года неподалёку от железнодорожной насыпи на мусорной куче в Вешняках. Экспертиза установила, что несчастье произошло накануне, примерно в одиннадцать часов вечера. Как поэт оказался в Вешняках, почему он приехал на Казанский вокзал, а не на Ярославский, при каких обстоятельствах погиб – остаётся загадкой. На память приходит последняя строфа его стихотворения «Глухарь»:
Может, так же в счастья день желанный,
В час, когда я буду петь, горя.
И в меня ударит смерть нежданно,
Как его дробинка – в глухаря.
…«В конце 70-х годов, – вспоминает дочь Кедрина Светлана Дмитриевна, – в мытищинскую газету «Путь к победе» пришло письмо от бывшего «лагерника», который писал, что находился в лагере вместе с поэтом Дмитрием Кедриным, умершим весной то ли 1946, то ли 1947 года. Новая легенда стала обрастать подробностями. Да и я сама немало размышляла об этом.
Во-первых, в морге маме показали только фотографию, по которой она узнала папу. Во-вторых, ни она, ни мы с братом не видели папу мёртвым. А видели его только товарищи в морге.
В маминых записях недавно я вычитала, что гроб на кладбище не открывали.
Могила Дмитрия Кедрина на Введенском кладбище Узнав о письме бывшего «лагерника», мама твёрдо сказала мне: «Знай, Светлана, что могила твоего отца – на Введенском кладбище. Пусть это знают твои дети, внуки и все, кто любит поэзию твоего отца.
Сейчас, когда вскрыты преступления, совершённые во времена сталинизма, не остается сомнения, что поэт Дмитрий Кедрин явился жертвой культа.
Дмитрий Кедрин перешагнул вместе с нами в двадцать первый век из века двадцатого, в котором в один из самых страшных годов, в 1937-м, он мужественно и, как всегда, великолепно написал ( слайд 17) :
Жить вопреки всему! Жить вопреки обидам
И счастью вопреки, что от тебя бежит!
Жить грязным червяком! Жить нищим инвалидом!
И всё же, чёрт возьми, не умирать, а жить!
ЗАДАНИЕ НА ДОМ
Подготовить отзыв о поэме Д.Кедрина «Зодчие».
Написать в тетради по литературе о проблеме исторической памяти на примере поэмы Д.Кедрина «Зодчие».
Индивидуальные задания:
Подготовить презентационный материал к исследовательскому проекту «Прошлое страстно глядится в будущее» (группа учеников).
Литература к уроку
Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа -
Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М.: Русский язык, 1988.
Альманах «45-я параллель»//Днепропетровск.- 2009, №1.
Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. –М.: Русский язык, 2000.
Светлана Кедрина. Жить вопреки всему. // Составление, предисловие А. Ратнера. – Днепропетровск: Монолит, 2006. –368 с., ил.
Приложение 1
Картина «Иван Васильевич Грозный» была закончена Васнецовым в 1897 году. На полотне узкого вертикального формата Иван Грозный представлен во весь рост, так, что зритель как бы оказывается где-то внизу. Среди толпы, к которой спускается царь, и поэтому вынужден смотреть на него снизу вверх. Что придаёт изображению особую значимость и величие. Как в жёсткий надёжный футляр, фигура царя облачена в тяжёлую, глухо застёгнутую, тканную золотом ферязь, в узорчатые рукавицы и чоботы, унизанные жемчугом. И в этой своей варварской пышности, с резным посохом, властно зажатым в жилистой руке, он кажется неким языческим божеством, неотъемлемым ни от этих испещрённых причудливым узором стен и арки, покрытой орнаментом, ни от этого едва виднеющегося в полукруглом пролёте окна пейзажа древней Москвы, полного сказочного обаяния. Эта щедрая декоративность, логическая слитность облика Ивана Грозного с окружающим миром древней столицы привносят в картину нечто от народных песен и сказов о грозном царе. Но если задержать взгляд на лице, мы увидим не только символ безраздельной власти, подобно жуткому видению, перешагнувшему века и пришедшему в этот мир,- перед нами предстаёт человек, терзаемый множеством страстей, натура неистовая и противоречивая. Глядя на лицо васнецовского Грозного, вспоминаешь образ, созданный Ф.Шаляпиным в «Псковитянке». Сам Васнецов утверждал, что в психологическом углублении портрета царя ему помогло поразительное перевоплощение Шаляпина.
Приложение 2
Историческая справка
Иван 4 – известная личность в русской истории. Его реформы позволили шагнуть Росси далеко вперёд, встать в ряд с более развитыми западными странами.
Заслуга Ивана Грозного была, во-первых, в присоединении Астраханского и Казанского ханств, во-вторых, в принятии нового судебника 1566 года, в-третьих, в присоединении Западной Сибири и знаменитом походе Ермака, а также в отмене Юрьева дня и строительстве нового Кремля.
Иван 4, прозванный в народе Грозным, остался знаменитым как государственный деятель благодаря этим важнейшим реформам.
Приложение 3
Кедрин Дмитрий Борисович
Кедрин Дмитрий Борисович (4 февраля 1907, Берестово-Богодуховский рудник - 18 сентября 1945) - русский советский поэт, переводчик.
Родился в 1907 году в донбасском посёлке Берестово-Богодуховский рудник в семье железнодорожного бухгалтера, мать была секретаршей в коммерческой школе. Рано осиротев, Кедрин получил хорошее домашнее образование благодаря бабушке-дворянке, которая ввела его в мир народного творчества, познакомила с поэзией , Шевченко. Учился в Днепропетровском железнодорожном техникуме (1922-1924).
В 1923, бросив учебу в техникуме, начинает работать в газете, пишет стихи, увлекается поэзией и театром. Печататься Дмитрий Кедрин начал в 1924 году. К концу 1920-х порывает с определенными тенденциями «железной поэзии» Пролеткульта, в его стихах ощущается тенденция к эпичности и историзму («Смертник», «Казнь», «Прошение»). В 1929 Дмитрия Кедрина арестовывают.
В 1931, после освобождения, Кедрин переехал в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве «Молодая гвардия». Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы «великого перелома». Строки в «Алене Старице» - «Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят» - были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 Кедрин создает шедевр русской поэзии XX в. - поэму «Зодчие», поэтическое воплощение предания о строителях храма Василия Блаженного, под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм «Андрей Рублев». Единственный прижизненный поэтический сборник Кедрина «Свидетели» вышел в 1940-м и был жестко урезан цензурой. Одним из самых значительных произведений Кедрина является замечательная стихотворная драма «Рембрандт» (1940) о великом голландском художнике. В истории его интересовали не князья и вельможи, а люди труда, творцы материальных и духовных ценностей. Особенно Дмитрий Кедрин любил Русь, так самородку-строителю Федору Коню - посвящена поэма «Конь» (1940).
В начале Великой Отечественной войны Кедрин, освобожденный по зрению от воинской службы, добивается назначения корреспондентом фронтовой авиационной газеты «Сокол Родины» (1942-1944). Историко-патриотическая тема преобладает в поэзии Кедрина и в годы войны, когда он создает поэмы «Дума о России» (1942), «Князь Василько Ростовский» (1942), «Ермак» (1944) и др. В войну Кедрин заявляет о себе и как крупный поэт-лирик: «Красота», «Аленушка», «Россия! Мы любим неяркий свет», «Мне все мерещится поле с гречихой...». Он начинает создавать поэму о женщинах трагической судьбы - Евдокии Лопухиной, княжне Таракановой, Прасковье Жемчуговой. Все отчетливее в его стихах звучат православные мотивы.
В творчестве Дмитрия Кедрина наряду с песенными стихами о природе много публицистики и сатиры, и стихотворений повествовательных, часто исторического содержания. В его ясных и чётких стихах, где умело соблюдена мера в образном воссоздании духа и языка прошедших эпох, отражены страдания и подвиги русского народа, подлость, свирепость и произвол автократии. Многие стихи Дмитрия Кедрина были положены на музыку. Кедрину принадлежит также множество поэтических переводов с украинского, белорусского, литовского, грузинского и других языков. Его собственные стихи так же переводились на украинский.
По возвращении с фронта Кедрин замечает за собой слежку. Предчувствие беды не обмануло поэта. 18 сентября 1945 Дмитрий Кедрин трагически погиб под колесами пригородного поезда возле Тарасовки (по некоторым данным он был выброшен из тамбура электрички). Похоронен в Москве на Введенском кладбище.
Приложение 4
Каждый человек воспитывается в культурной среде, сложившейся на протяжении веков, вбирая в себя не только современность, но и прошлое своих предков. Прошлое – это та почва, на которой мы стоим и, отталкиваясь от которой, идем в будущее. А это прошлое, духовный опыт народа запечатлен в улицах и площадях, домах и парках, храмах и книгах, картинах и скульптурах. Необходимо все это бережно сохранять и беречь, постоянно пополняя этим свой духовный мир.
Д.С.Лихачев, известный деятель современной культуры, считает, что “если человек равнодушен к памятникам истории своей страны, он, как правило, равнодушен и к своей стране”.
Писатели и поэты помогают нам это понять. Например, поэт Дмитрий Кедрин.
История родины – главное в творчестве поэта. Он обращается к прошлому, чтобы показать истоки настоящего, талантливость народа, красоту его души. Кедрин показывает, что одной из черт народного характера является красота и способность создавать прекрасное вопреки жестоким условиям, в которых жил народ.
О многом нас заставил подумать, много почувствовать проникновенный, умный, чуткий поэт:
Приложение 5
К. Кулиев ПАМЯТИ ДМИТРИЯ КЕДРИНА
В заснеженном посёлке Подмосковья
мы сиживали часто, коротая
досуг в домишке из сосновых бревён,
и вслушивались в завыванье вьюги.
Его густые волосы сбегали,
пересекая лоб открытый слева.
Как были тонки и подвижны пальцы!
Он голову откидывал при чтенье,
он отличался лёгкою походкой,
он радовался, как дитя, пороше.
Я помню - он любил смотреть подолгу
на снег, свалившийся на плечи леса.
Когда читал он вечером метельным,
России сердце в тех строках стучало,
я видел битвы на равнинах снежных
и ощущал себя их очевидцем…
Смерть меднохвостой огненной лисицей
выглядывала из лесу и снова
скрывалась.
Мы же не подозревали
(хотя сосновый бор был близко, близко!),
что на снегу нетронутом, конечно,
она следы незримо оставляла.
В те дни глядели мы не на лисицу,
а в песен чистые глаза гляделись.
Какое дело было нам до смерти!
Ушёл вослед лисице меднохвостой
мой друг с безоблачным и добрым сердцем.
Что делать! Уходящий за лисицей
уже не возвращается обратно:
его пути заносит снег глубокий,
а расстоянья поглощают голос.
Вступают смерть и память в поединок,
но друга память уступить не хочет!
Поэзия спешит на бой со смертью,
поэзия бросает смерти вызов,
стихи кричат: - Не отдадим поэта!
Когда из жизни он ушёл, планета
мне показалась холодней, суровей.
Обычно это происходит с нами,
когда теряем близких безвозвратно.
Всю силу дружбы - крепости алмаза -
оставьте мне, Поэзия и Память!.. (1945-1948)
Приложение 6
Зодчие
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель, -
Гласит летописца сказанье, -
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар и жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестясь на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане_ эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту, -
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
Их клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!" -
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
Добрый день. У нас продолжается курс «Сто лет — сто лекций». И сегодня у нас 1940 год, в котором, правду сказать, ничего особенно радостного в русской литературе не произошло, кроме выхода небольшим тиражом изуродованного сборника стихов Дмитрия Кедрина «Свидетели».
Кедрин готовил этот сборник десять лет, тринадцать раз получал его на доработку. Сначала эта книга называлась «Русские стихи», слово это, «русские», еще не было официально реабилитировано, потому что русским, а не советским, стало можно называть все отечественное только в начале войны. Но и тогда, в 1942 году, сборник под названием «Русские стихи» Кедрину зарезали. Зарезали его сборник «День гнева», где была собрана его военная публицистика. Он удивительным образом был невезуч в русской литературе. Не зря он в 1944 году писал жене: «Мне скоро 40, жизнь сгорела бездарно. Друзей у меня нет, читателей я не вижу, и всему виной ремесло, которое выбрал я, точнее, которое выбрало меня».
Тем не менее, каким-то нечеловеческим образом Кедрину в 1940 году удалось напечатать довольно многое. Сначала драматическую поэму «Рембрандт», которую он считал одним из лучших своих произведений, и правильно считал, потому что, пожалуй, две хороших пьесы в стихах, ну три, было в русской литературной традиции. Кедринский «Рембрандт», поэма Антокольского «Франсуа Вийон» и «Давным-давно» Гладкова. Все остальные образцы, конечно, не выдерживают критики. Во-вторых, Кедрину в 1940 году удалось напечатать свое ныне самое известное произведение. Это, конечно, баллада «Зодчие».
Если искать Кедрину какой-то аналог, сравнивать его с великими авторами XIX столетия, пожалуй, он больше всего похож на Алексея К. Толстого. Та же великолепная чеканка формы, то же пронзительное лирическое чувство, удивительно сильное, та же любовь к историческим сюжетам. Причем, если, скажем, Антокольский всю жизнь отрицал, что он имеет в виду прямые исторические аналогии, он писал: «Я такой пошлости никогда не могу себе позволить». Но на самом то деле, конечно, всякий поэт, обращаясь к истории, имеет в виду аналогии. Не случайно Алексея Толстого больше всего интересовало время Ивана Грозного, когда русская матрица начинала закладываться. И эта же эпоха больше всего волновала Кедрина.
Надо было обладать большим талантом и смелостью, чтобы в 1940 году, когда уже главной исторической фигурой был Иван Грозный, а Петр уже был задвинут на дальнюю полку, вот в этом году напечатать стихотворение, в котором Иван Грозный представал зверем, злодеем. Кедрин излагает в «Зодчих» довольно распространенную,и в общем, не имеющую под собой никакого основания, легенду, но судить об эпохе, судить о людях, надо не столько по фактам, сколько по тем легендам, которые от этой эпохи остаются. Ну вот, например, мы все знаем, что Мать Мария не перешивала свой номер другой узнице и не шла за нее в газовую камеру, а умерла от дизентерии в марте 1945 года, но легенда такая осталась, и все мы уверены, что Кузьмина-Караваева пошла в газовую камеру за другого человека. Почему так? Да потому, что это вытекает из всей логики ее судьбы.
И вот из всей логики правления Ивана Грозного вытекает то, что он убил своего сына, хотя сына он, как выясняется теперь, не убивал. Выясняется, в частности, и то, что Барма и Постник, строители главного шедевра русской архитектуры, строители храма Василия Блаженного, ослеплены не были. Но действительно, легенда такая возникла без каких-либо оснований, если не считать того, что основанием для нее была вся деятельность Ивана Грозного. Действительно, это очень в его духе, сначала спросить, можете ли вы, как сказано у Кедрина,
«Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?»
«Можем!
Прикажи, государь!»
И ударились в ноги царю.
И потом он опять их спрашивает: «А можете сложить лучше этого храма?» «Можем», — отвечают зодчие.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Естественно, довольно сильные исторические вольности, масса отступлений от фактов, но в любом случае, все, что мы знаем о Барме и Постнике, это их имена. Вот Барма и Постник — двое зодчих, которые построили лучший русский храм. А в результате возникает легенда, что дабы никакого храма лучше построено не было, их приказали ослепить. Даже тут есть определенные разночтения в их возрасте, и в том, какой, собственно, храм это был, и где он стоял, но вот то, что Грозный приказал такой построить, а потом ослепил исполнителей, это дожило до XX века. И именно эту легенду в 1938 году обрабатывает Кедрин, и в 1940 году это стихотворение наконец печатает.
Как это получилось, как ему это удалось? Очень многие исследователи его творчества, и российские, и зарубежные, искренне недоумевают, каким образом можно было напечатать в 1938 году его стихотворение «Легенда об Алене-старице». Все прекрасно понимают, что Алена Арзамасская, о которой идет речь, это звероватый такой персонаж, страшная сподвижница Степана Разина, которую потом в Москве долго пытали, и возраста мы ее тоже не знаем, потому что старица не означает возраст, это означает, что она, видимо, из беглых монахинь. Мы вообще ничего не знаем про Алену Арзамасскую, но главное, чего мы не понимаем, это каким образом Кедрину удается в 1938 году напечатать стихи:
Все звери спят.
Все птицы спят,
Одни дьяки
Людей казнят.
Вот эта страшная картина пыточного застенка, которая там нарисована, и страшные слова Алены-старицы: «Сегодня — нас, а завтра — вас!», каким образом это все проскочило через советскую цензуру?
Понятно, что Сталин очень любил исторические произведения, но на самом деле тут просто господь каким-то образом помог, потому что Кедрин очень мало знал удачи в своей жизни. А вот то, что он напечатал при жизни «Алену» и «Зодчих», это безусловная и принципиальная удача.
Судьба этого человека вообще странная и темная. Он родился в 1907 году, причем родился вне брака. Его усыновила потом семья старшей сестры, а мать его, Ольга, она родила его от случайного беглого романа. Он жил все свое детство, проведенное в Екатеринославе, он жил на попечение большой, интеллигентной, культурной, не слишком богатой семьи, которая с очень ранних лет приучала его к поэзии. Сам он сочинять начал лет с шести-семи. Он переехал в Москву, в Москве честно не скрыл, что на Украине просидел год. Сидел он с 1928 по 1929 за то, это вот новая, вернувшаяся с нам статья, за то, что называется «недонесение». Он знал, что у его друга отец — офицер-колчаковец, и он не донес, и за это год получил. Правда, дали ему два, но он выпущен был досрочно. Он не скрывал этого факта ни в одной из своих анкет. Несколько раз ему предлагали стать осведомителем НКВД, и всякий раз он умудрялся отказаться. Вот это удивительная кедринская черта, в самом деле, мы можем себе представить Кедрина в какой угодно функции, в какой угодно социальной роли, но не можем его представить ни палачом, ни доносчиком. Каким образом можно было требовать от него, чтобы он донес на друга? Тем не менее, именно такова была норма тогдашней морали.
Кедрин — человек идеально чужой, принципиально не вписывающийся в это время. И хотя у него есть довольно много, очень плохих, кстати, что уж тут его оправдывать, очень много плохих, жалких попыток как-то примирить свой характер, свой нрав с советской властью, написать стихотворение, которое было бы не совсем советским и не совсем антисоветским. Таково, например, стихотворение «Добро» 1931 года, или «Кукла», которая так нравилась Горькому, потому что там Горький упомянут. Все это половинчато. Кедрину прекрасно удавалась трагическая лирика, исторические баллады, а про советскую действительность он ничего написать не мог, это у него клинически не получалось. Все его попытки этой действительности коснуться, они выдают страшную натугу. Но зато посмотрите, какой органический, какой чистый, какой небывалый звук у Кедрина, когда это настоящий Кедрин,
Несчастный, больной и порочный
По мокрому саду бреду.
Свистит соловей полуночный
Под низким окошком в саду.
Свистит соловей окаянный
В саду под окошком избы.
«Несчастный, порочный и пьяный,
Какой тебе надо судьбы?
Рябиной горчит и брусникой
Тридцатая осень в крови.
Ты сам свое горе накликал,
Милуйся же с ним и живи.
А помнишь, как в детстве веселом
Звезда протирала глаза
И ветер над садом был солон,
Как детские губы в слезах?
А помнишь, как в душные ночи,
Один между звезд и дубов,
Я щелкал тебе и пророчил
Удачу твою и любовь?..»
Молчи, одичалая птица!
Мрачна твоя горькая власть:
Сильнее нельзя опуститься,
Страшней невозможно упасть.
Рябиной и горькой брусникой
Тропинки пропахли в бору.
Я сам свое горе накликал
И сам с этим горем умру.
Но в час, когда комья с лопаты
Повалятся в яму, звеня,
Ты вороном станешь, проклятый,
За то, что морочил меня!
Вот это очень здорово, потому что только Кедрин с такой элегической и вроде бы шаблонной интонацией может так ровно провести стихотворение вот к этому финальному взлету, к этому абсолютно парадоксальному финалу, в котором он обвиняет все клише мировой поэзии в том, что они ему так преступно солгали. Человека готовили к совершенно другой жизни, а жизнь, которой ему пришлось жить, была непрерывным отчаянным унижением. Но не будем думать, что в стихах Кедрина много вот этой романтической злости, на самом деле он как раз поэт примирения, поэт милосердия, и не случайно собственная подступающая зрелость, а потом и старость, не вызывают у него такого уж мучительного чувства.
Но самое, наверное, известное его стихотворение конца тридцатых, это «Бабка Мариула», написанное, точнее, уже в 1940, все том же году.
После ночи пьяного разгула
Я пошел к Проклятому ручью,
Чтоб цыганка бабка Мариула
Мне вернула молодость мою.
Отвечала бабка Мариула:
«Не возьмусь за это даже я!
Где звезда падучая мелькнула,
Там упала молодость твоя!»
Конечно, Кедрин поэт вечной тоски по тщетно растрачиваемой жизни, по жизни, которая могла бы быть прекрасной и насыщенной, а может быть, и полезной кому-то. Но так случилось, что лучшие качества не востребованы, а востребованы отвратительные, которых он не может себе позволить.
Почему «Зодчие» стали главным, самым известным стихотворением Кедрина? Вообще надо сказать, что Кедрин пережил настоящую посмертную славу, ну, не пережил, а имя его пережило вот этот посмертный взлет интереса к его лирике. Это началось на самом деле с шестидесятых годов, Кедрина очень многие люди пытались посмертно привлечь в союзники — и так называемая тихая лирика, лирика почвенная, лирика сельская, философская, и городская лирическая традиция, такая как например Кушнер или Чухонцев. Многие считали Кедрина одним из отцов-основателей этого направления. Почему? Потому что он в советское время умудряется писать абсолютно честные, очень хорошие, очень звонкие, замечательные и с формальной стороны тоже, классические русские стихи. В нем совершенно нет налета достаточно поверхностного российского авангардизма, в нем нет никакого эпатажа, нет никакого эксперимента, он продолжает вот эту чистую, классическую русскую традицию, но при этом, конечно, Кедрин безусловный новатор в трактовке русской истории. Раньше ведь к русской истории подходили двояко, либо наша история — это сплошное пыточное пространство, у нас нет истории, у нас есть география, как говорит Чаадаев, либо наоборот — прошлое России превосходно, настоящее выше всяких сравнений, а будущее превосходит самые смелые ожидания, как говаривал Бенкендорф. Но Кедрин удивительным образом, и это, может быть, его величайшая историческая заслуга, отделяет историю царя от истории народа. Вот есть царь, одержимый манией подозрительности, царь-чудовище, царь, который кровавым называется в легендах, а не просто грозным, а есть народ, который на самом деле творит сам свою историю, свое искусство, народ, который от этой власти независим, народ, который умеет ценить прекрасное.
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту, —
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
То есть действительно непотребная девка больше царя понимает в красоте и милосердии, это как раз заветная кедринская мысль, что с народом ничего не сделается, народ по-прежнему продолжает в себе хранить вот это зерно свободы, красоты, независимости. Это на самом деле главное в Кедрине, и главное в поэме «Зодчие». Неслучайно она называется, собственно говоря, «Зодчие». И надо вам сказать, что впоследствии, как ни странно, самым прямым продолжателем этой темы в русской литературе оказался не какой-нибудь почвенник, архаист, а самый что ни на есть авангардист Вознесенский, который по следам кедринских «Зодчих» написал свою поэму «Мастера».
Колокола, гудошники…
Звон. Звон...
Художники
Всех времен!
Микеланджело,
Барма, Дант!
Вас молниею заживо
Испепелял талант.
Вот это обращение к архитекторам, к строителям, хранителям культуры, оно именно у Вознесенского в 1959 году, спустя почти 20 лет после кедринской публикации, прозвучало как прямая преемственность.
Почему архитектура становится таким важным символом? Потому что, собственно говоря, архитектура — это и есть единственное лицо эпохи. От Ивана Грозного остался вот этот храм, вот что пытается нам показать Кедрин. То, что главное, что остается от эпохи, — это не ее кровавые злодейства, не присоединение земель и не убогое теоретизирование, а главное, что остается, лицо времени, — это то, что построили двое безвестных зодчих. У Кедрина, кстати говоря, гораздо раньше появилась эта мысль, еще в поэме «Пирамида»:
И скажет:
«Царь!
Забыты в сонме прочих
Твои дела
И помыслы твои,
Но вечен труд
Твоих безвестных зодчих,
Трудолюбивых,
Словно муравьи!»
Вот то, что главная задача человек на свете — это создать храм культуры, мысль, которая потом прозвучала у Стругацких в «Граде обреченном», это как раз Кедрин, это кедринская концепция. Потому что даже положить свой кирпич в основание этого храма — уже значит больше, чем присоединить любые земли.
Дальнейшая судьба Кедрина была очень трагична. Он уцелел во время войны, несколько раз просился добровольцем, но его не брали из-за зрения минус 17. Попал в конце концов во фронтовую газету, под псевдонимом Вася Гашеткин написал множество стихов почти теркинской силы, а в 1945 году погиб при до сих пор не выясненных обстоятельствах, там очень странная история. Он поехал в Москву за гонорарами, жил в Мытищах, поехал за гонораром в Москву. Там его в баре недалеко от проспекта Мира увидел Михаил Зенкевич, последний человек, с которым он говорил. И Зенкевич заметил, что около них все время терся какой-то странный тип, который пытался пристать к их застолью, поодаль за ними наблюдал. И Зенкевич предложил, чтобы Кедрин заночевал у него, не ездил в Мытищи, а Кедрин сказал: «Нет, жена больна, везу лекарства».
И Кедрина нашли, случайно, в совершенно другой стороне. Неподалеку от станции Вешняки он был выброшен с поезда, и жена, которая его опознавала, говорит, что выражение такого ужаса, нечеловеческого, было у него на лице, какого она никогда не видела при жизни. Это, кстати, опровергает версию о возможном суициде, которая тоже гуляла довольно долго. Его и за три дня до этого какие-то странные люди пытались столкнуть с платформы, но тогда вмешались пассажиры. Кто его убил, и из-за чего, до сих пор никто не знает. Все его документы подбросили семье две недели спустя просто к порогу.
Много было расследований, много было попыток это дело возобновить, ничего неизвестно. Почему он поехал не в ту сторону? С кем поехал? Как он вообще провел 18 сентября 1945 года, последний свой день? Это до сих пор тайна. И непонятно, может быть, действительно то ли какие-то давние НКВДшные провокации, за ним ходили провокаторы и следили, и какой-то след за ним темный тянулся, то ли он должен был получить квартиру в Москве, и кто-то вот таким варварским образом решил его обойти, этого мы до сих пор не знаем. Но невыносимо мучительна сама эта смерть на взлете, смерть человека, который только-только начинал набирать какое-то влияние, какую-то славу, человека, который только что начинал становиться на крыло. И что нам всем от того, и что Кедрину самому от того, что в шестидесятые годы он стал одним из самых знаменитых русских поэтов? Надо сказать, он вообще предвидел и такой конец, и посмертную свою славу, и какое-то страшное это эхо несвершившейся судьбы, оно звучит во многих его пророческих стихах.
Какое просторное небо! Взгляни-ка:
У дальнего леса дорога пылит,
На тихом погосте растет земляника,
И козы пасутся у каменных плит.
Коль есть за тобою вина или промах
Такой, о котором до смерти грустят, —
Тебе все простят эти ветви черемух,
Все эти высокие сосны простят.
И будут другие безумцы на свете
Метаться в тенетах любви и тоски,
И станут плести загорелые дети
Над гробом твоим из ромашек венки.
Какая-то интонация совершенно вообще из начала ХХ, из конца ХIХ века, совершенно странная для русского стиха.
Судьба Кедрина посмертная была странная еще тем, что в те времена, когда советская власть не очень-то издавала Пастернака и совсем не издавала Мандельштама, для детей моего поколения Кедрин был таким мостом к настоящей высокой поэзии. У многих очень из своих сверстников я находил вот тот же, зачитанный до дыр оранжевый сборник 1984 года, где впервые были напечатаны и «Рембрандт» в полном виде, и большинство поэм, включая гениальное «Приданое», которое я с тех пор знаю наизусть. Очень много кедринских текстов, которые для нас как бы заменяли прикосновение к подлинной русской классике ХХ века. Можно, конечно, сказать, что Кедрин — это такой суррогат этой классики для советского подростка. Но это не так. Мне кажется, что это поэт абсолютно клюевской на самом деле мощи, поэт классической, а не графоманской, не попсовой традиции. Многие посматривают на Кедрина высокомерно, говоря, да, это, конечно, не Мандельштам. Я думаю, что он Мандельштаму в лучших своих вещах не очень-то и уступает. И если мы сегодня перечитаем «Приданое», мы поразимся тому, какая там лирическая сила.
В общем, «Зодчие», и весь практически Кедрин довоенный, к 1940 году так трагически закончившийся, это все остается для нас уникальным памятником не только русской лирики, но и простого, выдержанного, негромкого человеческого мужества, того самого мужества, которого в ХХ веке было так мало.
У нас, понятное дело, есть вопрос, и этот вопрос довольно предсказуем. Почему Кедрина не посадили?
Вы будете смеяться, но сажали не всех. Представить себе, что все писатели той эпохи, даже имевшие уголовные дела в прошлом, были арестованы в тридцатые годы, это, знаете, никакого воображения не хватит. Некоторые все-таки уцелели. Почему не взяли Кедрина? Во-первых, кто знал Кедрина? Он сидел на должности тихого литконсультанта, кстати говоря, был одним из учителей Наума Коржавина, вел литературную студию, где тот когда-то первые свои стихи читал. Коржавин вспоминает, что однажды он прочел там свои стихи, что если когда-нибудь его враги обманут, «я приползу на старую Лубянку» , там была такая строчка. А Кедрин сказал ему, не надо тебе никуда ползти, они сами за тобой придут. Что и осуществилось четыре года спустя.
Кроме того, Кедрин был очень мало кому известен и никакой опасности не представлял, он просидел в тихой такой нише. И жил в коммунальной квартире, где кабинетом ему служила четверть комнаты, завистников у него не было, доносов на него не писали. Может быть, то, что он так роптал на свое бесславие, это было некоторой ошибкой его, потому что по большому счету радоваться надо было, что никто тебя не знает. Может быть, именно это полное отсутствие аудитории и славы, когда его знали, может, три человека — Щипачев, Луговской, Антокольский — может быть, это и спасло его тогда, но не спасло, как видим, после войны. Потому что человек, диссонирующий с эпохой, гибнет если не от репрессий, то от бандитов. Правда, утешением ему может служить то, что в следующую эпоху он станет одним из главных героев своего времени.
А в следующий раз мы поговорим о 1941 годе и о поэте гораздо более известном.