» » Д. Писарев как литературный критик

Д. Писарев как литературный критик

русский публицист и литературный критик, революционный демократ

Дмитрий Писарев

Краткая биография

Дми́трий Ива́нович Пи́сарев (14 октября 1840, село Знаменское, Орловская губерния - 16 июля 1868, Дуббельн, Лифляндская губерния) - русский публицист и литературный критик, переводчик, революционер-демократ. По праву считается «третьим», после Чернышевского и Добролюбова, великим русским критиком-шестидесятником. Плеханов называл его «одним из самых выдающихся представителей шестидесятых годов».

Окончил 3-ю Санкт-Петербургскую гимназию (1856) и историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета (1861). За выпускное сочинение о позднеантичном мистике Аполлонии Тианском был удостоен серебряной медали.

В 1859 году вёл библиографический отдел в журнале «Рассвет» под редакцией В. А. Кремпина. В 1861-1866 был ведущим критиком и идейным руководителем журнала «Русское слово». За нелегальную статью-прокламацию «О брошюре Шедо-Ферроти», содержавшую призыв к свержению самодержавия («Низвержение благополучно царствующей династии Романовых и изменение политического и общественного строя составляет единственную цель и надежду всех честных граждан России»), с июля 1862 по ноябрь 1866 отбывал заключение в Петропавловской крепости. С августа 1863 года ему было разрешено продолжить литературные занятия.

В 1867-1868 годах сотрудничал с журналом «Дело» и «Отечественными записками». В статьях о художественной литературе в развитие «реальной критики» Н. А. Добролюбова трактовал художественные образы как объективное изображение социальных типов (статья «Базаров» о романе И. С. Тургенева «Отцы и дети», 1862; «Борьба за жизнь» о романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», 1867, и другие). Вёл борьбу с эстетством и эстетикой (статьи «Реалисты», 1864; «Пушкин и Белинский », «Разрушение эстетики», «Посмотрим!», 1865) как врагами «разумного прогресса», но впоследствии преодолевал нигилистическое отношение к «эстетике».

Отрицал значение творчества Пушкина: Пушкин , Лермонтов и Гоголь были для Писарева пройденной ступенью.

Перевёл на русский язык 11-ю песнь «Мессиады» Ф. Г. Клопштока, поэму Генриха Гейне «Атта Тролль».

О влиянии статей Писарева, самого их задорного тона, щедро рассыпанных в них афоризмов, убийственных сравнений свидетельствовали в своих письмах и мемуарах многие писатели, журналисты, учёные; известно, по свидетельству Н. К. Крупской, что В. И. Ленин очень любил Писарева и взял с собой в ссылку в Шушенское его портрет.

Летом 1868 года Писарев с троюродной сестрой Марией Вилинской, новым объектом своей страсти, и её сыном отправился к Рижскому заливу на морские купания и 4 (16) июля 1868 года утонул в Дуббельне (Дубулты). Похоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища в Санкт-Петербурге.

Адреса

Надгробие Д. И. Писарева на Литераторских мостках

в Санкт-Петербурге

  • 1867 - доходный дом - Невский проспект, 98;
  • 1867 - лето 1868 года - дом И. Ф. Лопатина - Невский проспект, 68.

в Москве

  • 1867 - Доходный дом Торлецкого - Захарьина (улица Кузнецкий Мост, 20/6/9).

Собрания сочинений Д. И. Писарева (основные издания)

  • Собрание сочинений в 6-ти т. - Изд. Ф. Павленкова, 1897.
  • Избранные сочинения в 2-х т. - М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1934.
  • Сочинения в 4-х т. - Гос. изд-во худож. литературы, 1955.
  • Литературная критика. В 3-х т. - М.: Художественная литература, 1981.
  • Полное собрание сочинений и писем в 12 т. - М.: Наука, 2000-2013.
  • Собрание сочинений
Категории: Метки:

К 40-ЛЕТИЮ сот СМЕРТИ

Крупная фигура Дм. Ив. Писарева, промелькнувшая, как метеор, в 60-е гг. и вызвавшая целую бурю в современной ему критике, до сих пор еще мало освещена.

Борьба, которую пришлось ему вести за свою короткую, едва семилетнюю деятельность, значительно способствовала неизбежному субъективизму суждений и надолго окружила его фигуру пеленою предвзятых мнений.

Для людей, стоявших правее его, он навсегда, кажется, останется «опасным нигилистом», подлежащим сугубому преследованию. Для людей, стоявших левее его, он не более, как «просветитель». С этим титулом просветителя он до сих пор значится в истории русской критики.

Просветитель! Да, конечно, Писарев был просветителем. Его мировоззрение, его понимание задач момента, его практические цели не шли дальше просветительства, популяризации и распространения реальных - а это значило для него - естественно-исторических знаний. Рост знания, развитие мысли для него были альфой и омегой прогресса, панацеей от всех общественных зол.

«Я и теперь и прежде всегда был глубоко убежден в том, - писал он, - что мысль, и только мысль, может переделать и обновить весь строй человеческой жизни».

И все-таки слово «просветитель» говорит очень мало. Оно не разъясняет нам, каково отношение Писарева к различным общественным слоям и течениям его времени, как зародилось и сложилось мировоззрение Писарева, каково его место в развитии общественной мысли и жизни. Назвав Писарева просветителем, мы еще ни на йоту не подвинемся в понимании того, почему, с одной стороны, он подвергался таким нападкам слева, например, со страниц «Современника», с другой стороны, почему он пользовался такой широкой и искренней популярностью среди молодежи, популярностью, на много лет пережившей его самого.

Только ответив на эти два вопроса, только поняв, чем был и чему учил Писарев, за что принимала его и чему училась у него молодежь, мы сможем отвести Писареву надлежащее место в истории нашей общественности.

Но скажем несколько слов о личности Писарева.

Этот «нигилист», это страшилище охранителей 60-х гг., был изящным, превосходно воспитанным молодым человеком с мягкими, женственными манерами, типичным баричем, первенцем, маменькиным сынком.

Происходя из старой дворянской семьи, когда-то богатой, но при жизни его уже окончательно разорившейся, он был воспитан матерью очень тщательно по тому времени, но и с соблюдением всех установленных предрассудков: покорность и послушание старшим, уважение ко всякому начальству, довольство существующим порядком.

Только попав в университет, Писарев увидел, что жизнь шире, чем горизонт барского поместья в Знаменском, а личные неудачи заставили его скоро усомниться в святости авторитетов и поднять против них знамя бунта.

Началась борьба за личное счастье, а с нею и за личность вообще. Освобождение личности стало наряду с торжеством знания лозунгом всей деятельности Писарева.

Атмосфера 60-х гг., могучий ум и неудачи личной жизни быстро переработали потомка крепостников в «мыслящего пролетария», типичного интеллигента с его неизбежными чертами: индивидуализмом самосознания и рационализмом мышления.

Понять миросозерцание Писарева без его биографии довольно трудно. В этой сильной, оригинальной личности все исходило, так сказать, изнутри. Обобщения, носившие социальный характер, зарождались в нем обыкновенно на почве известных личных переживаний. Пресловутое базаровское отрицание, легшее в основу его реализма, было подготовлено личной необходимостью отрицать весь строй семейной жизни, душившей его своими традиционными авторитетами.

Писарев на своей жизни испытал всю тяжесть этих авторитетов, вторгнувшихся его душу, пытавшихся расстроить его женитьбу на любимой девушке, оттолкнувших его, когда он посмел выработать свои собственные убеждения. И обобщая этот моральный и физический гнет внутри общества, он писал:

«Те условия, при которых живет масса нашего общества, так неестественны и нелепы, что человек, желающий прожить свою жизнь дельно и приятно, должен совершенно оторваться от них, не давать им над собой никакого влияния, не делать им ни малейшей уступки».

Оторваться от условий, это значит прийти в себя, развивать лишь в себе свое «я». И Писарев последовательно проповедовал идею «эгоизма».

«Эгоизм, то есть любовь к собственной личности, - писал он, - ставит целью жизни наслаждение, но не ограничивает выбора наслаждения тем или иным кругом предметов... Эгоист - человек свободный в самом широком смысле этого слова, он делает только то, что ему приятно, ему приятно то, что ему хочется, следовательно он делает только то, чего ему хочется, или, другими словами, остается самим собой во всякую данную минуту и не насилует себя ни из угождения к окружающему обществу, ни из благоговения перед призраком нравственного долга».

Но Писарев был слишком умен, чтобы не понимать, что идея эгоизма, последовательно развитая, признает право на эгоизм, то есть на жизнь, знание и наслаждение, за каждой личностью.

И он не закрывал глаза на то, что «позади нас есть миллионы других людей, которые имеют одинаковое право на человеческую жизнь, образование и социальное усовершенствование».

Но не следует забывать, кем был Писарев. Эти «миллионы других людей» - народ - оставались для него книгой за семью печатями.

Правда, вы найдете у него и такую решительную фразу:

«Конечная цель всего нашего мышления и всей деятельности каждого честного человека состоит все-таки в том, чтоб разрешить навсегда неизбежный вопрос о голодных и раздетых людях, вне этого вопроса нет ничего, о чем бы стоило заботиться, размышлять и хлопотать».

Но не торопитесь на основании этой фразы причислить Писарева к социалистам. Не забывайте, что для него «великой задачей нашего времени является умственная эмансипация масс, через которую предвидится им исход к лучшему положению, не только их самих, но и всего общества».

Свой взгляд на «вопрос о голодных и раздетых» Писарев выразил однажды кратко, но вразумительно:

«Если естествознание обогатит наше общество мыслящими людьми, если наши агрономы, фабриканты и всякого рода капиталисты выучатся мыслить, то эти люди вместе с тем выучатся понимать как свою собственную пользу, так и потребности того мира, который их окружает, тогда они поймут, что эта польза и эти потребности совершенно сливаются между собой, поймут, что выгоднее и приятнее увеличивать общее богатство страны, чем выманивать или выдавливать последние гроши из худых карманов производителей и потребителей... Если все наши капиталы, если все умственные силы наших образованных людей обратятся на те отрасли производства, которые полезны для общего дела, тогда, разумеется, деятельность нашего народа усилится чрезвычайно, богатство его будет возрастать постоянно и качество его мозга будет улучшаться с каждым десятилетием.

А если народ будет деятелен, богат и умен, то что может помешать ему сделаться счастливым во всех отношениях».

Это характерное место как бы живьем взято из какого-нибудь учебника по политической экономии английской либерально-буржуазной школы.

Такой фритредерский взгляд на эмансипацию масс народа, естественно вытекавший из теории эгоизма, резко расходился с народническими воззрениями «Современника» и последующих поколений.

Но из этих взглядов вытекала на первых порах одна необходимость и потребность: способствовать тому, чтоб народ был «деятелен, богат и умен». Как Базаров говорил, что «хочется возиться с людьми; хоть ругать их, да возиться», так и теоретик базаровщины, Писарев, сознавал необходимость работать для совершенствования людей.

«Есть в человечестве только одно зло - невежество, - писал он, - против этого зла есть только одно лекарство - наука, но это лекарство надо принимать не гомеопатическими дозами, а сорокаведерными бочками».

Но если единственное зло - невежество, и единственное средство против него - знание, то, естественно, на первый план выступают те элементы общества, которые обладают знаниями и готовы бороться с невежеством. Это - интеллигенция. И действительно, Писарев, со свойственной ему прямотой и искренностью, предложил сосредоточить все силы и все внимание на интеллигенции.

«Реалист, - говорит он, - мыслящий работник, с любовью занимается трудом. Из этого определения читатель видит ясно, что реалистами могут быть в настоящее время только представители умственного труда. При теперешнем устройстве материального труда, при теперешнем положении чернорабочего класса во всем образованном мире, эти люди не что иное, как машины, отличающиеся от деревянных и железных машин невыгодными способностями чувствовать утомление, голод, боль...

Таким образом, самый реальный труд, приносящий самую осязательную и неоспоримую пользу, остается вне области реализма, вне области практического разума, в тех подвалах общественного здания, куда не проникает ни один луч общечеловеческой мысли. Что ж вам делать с этими подвалами?

Покуда приходится оставить их в покое и обратиться к явлениям умственного труда, который только в том случае признается позволительным и полезным, когда он прямо или косвенно клонится к созиданию новых миров из первобытного тумана, наполняющего грязные подвалы».

Откладывая, таким образом, непосредственное воздействие на «грязные подвалы» ad calendas graecas , Писарев ограничивает свою деятельность одной интеллигенцией. Он становится писателем для интеллигенции, ее учителем, выразителем ее потребностей, ее идеологом.

Интеллигенция должна освободить свою личность от всяких пережитков прошлого, вооружить ее положительным знанием, и тогда самым фактом своего существования интеллигентные люди заставят делать других то же самое, заразят их жаждой знания и развития. «Умная и развитая личность, - говорит по этому поводу Писарев, - сама того не замечая, действует на все, что к ней прикасается. Ее мысли, ее занятия, ее гуманное обращение, ее спокойная твердость - все это шевелит вокруг нее стоячую воду человеческой рутины; кто уже не в силах развиваться, тот по крайней мере уважает в умной и развитой личности хорошего человека, а людям очень полезно уважать то, что действительно заслуживает уважения, но кто молод, кто способен любить идею, кто ищет возможности развернуть силы своего свежего ума, тот, сблизившись с умной и развитой личностью, может быть, начнет новую жизнь, полную обаятельного труда и неистощимого наслаждения».

Так представлялся Писареву путь к совершенствованию и счастью человечества.

Если взять мысли Писарева вне знакомства с его личностью и с историческим моментом, когда он писал, можно подумать, что мы имеем дело с либералом чистейшей воды. Защита индивидуальности, чрезмерная роль, отводимая знанию, просвещенный эгоизм, наконец фритредерский взгляд на экономический прогресс - все это как будто взято из багажа умного английского либерала, поклонника Ад. Смита и Рикардо.

Но нам придется значительно изменить эту оценку, если мы сопоставим взгляды Писарева с его внутренним развитием и поместим их в верную историческую перспективу.

Хорошим критерием должен явиться для нас тот факт, что широкие слои молодежи зачитывались Писаревым и считали его выразителем своих стремлений. Писарев не изобрел писаревщины, он только красиво и ярко формулировал мысли и потребности целого течения.

Тип Базарова, поднятый Писаревым на щит, был еще до Писарева подмечен и изображен Тургеневым. Этот тип действительно существовал и был, пожалуй, доминирующим в конце 50-х и в 60-х годах.

В это время на общественную арену выступил новый слой - разночинцы, другими словами, мелкая буржуазия, сдавленная до тех пор дореформенным строем. Типичным представителем этого слоя явился пресловутый семинарист. Было вполне естественно, что духовенство, наиболее образованная часть мелкой буржуазии, поставляло идейных борцов для этого слоя. Но не следует забывать, что наряду с бурсаками здесь были дети мещан, мелких служащих, купцов и даже крестьян.

Мелкая буржуазия как общественный слой никогда не играла в русской истории заметной роли. Она ютилась где-то в щели между дворянством, забитая, неразвитая, погрязшая в болоте. Ее молодые побеги не могли найти себе никакого питания в родной почве, они всегда стремились на сторону. Но при старых дореформенных порядках им некуда было деться. Они расползались по канцеляриям и деревенским приходам, теряясь в общественном подполье.

Но эпоха реформы толкнула массу накопившихся избыточных сил на открытую арену. Молодежь бросилась учиться, она заполнила университеты, она создала свою, новую демократическую прессу, она заняла видное место в общественной жизни. Эта разночинская интеллигенция выступила на первых порах с могучим сознанием своих молодых сил, готовясь за свой счет перевернуть землю.

В течение столетий этот слой был угнетен и бесправен, и, воскреснув, он почувствовал в себе исполинские силы; в течение веков он жил и трудился для хозяев жизни, и вот теперь он хотел пожить для себя, хотел сам насладиться жизнью. В течение веков держали его во тьме и невежестве, и теперь он хотел упиться знанием, охватить всю науку.

Это он, а не Писарев, принес индивидуализм, эгоизм, увлечение знанием. Писарев лишь формулировал его настроение, он дал лишь ему теоретическое обоснование.

Базаров самонадеян, он полагается только на свои силы, он верит только в силу мысли, он не знает «принципов», знает только «ощущения», он слегка презирает массу за ее невежество, но в то же время советует ей читать Фогта, Молешотта, Бюхнера и резать лягушек.

Базаров прожил недолго. Разночинец скоро убедился, что его мощь - плод его личной иллюзии. Он начал искать опоры на стороне, он мало-помалу пошел туда, куда указывали ему Добролюбов и Чернышевский, - он пошел «в народ», в крестьянскую массу. Руководители «Современника» оказались правы - они были на целую голову выше современного им поколения. Писарев же не был выше его: он был только умнее и талантливее Базарова.

И вот за эти черты, которые Писарев подметил в молодом поколении и возвел в теорию, это поколение так ценило и любило его.

Мы уже видели, что Писарев происходил совершенно из другой среды, что он был баричем, дворянским сыном. Но он в личной жизни пережил эволюцию, сходную с той, которую пережили разночинцы в общественной жизни.

Подавление личности в семье толкало его к культу индивидуальности, постоянное самоурезывание в пользу авторитарного принципа подсказывало ему теорию эгоизма, ложное воспитание и невежество родной среды заставляло преувеличивать силу знания. Все это подготовило в нем почву для восприятия той идеологии протеста, которая так типична для первой стадии в развитии разночинства и которая захватила молодое поколение в 60-е годы.

Учения народничества, проповедовавшиеся уже в зачаточном виде группой «Современника», были чужды ему, как был чужд и сам народ. Он не знал этого народа, не видал его никогда; «голодные и раздетые» были для него скорее теоретической величиной. Та кровная связь, которая существовала между разночинцем и народом и которая в конце концов сблизила разночинца с народом, Писареву была чужда. И это-то отчуждение от народа восстановляло против Писарева руководителей «Современника».

Разночинцы не представляли собой определенного класса, это была интеллигенция, оторвавшаяся от класса, так сказать, штаб без армии. Такая оторванность от живого общественного организма, долженствующего регулировать мышление и действия интеллигенции, страшно способствовала развитию рационализма. Никогда, быть может, рационализм мышления не сказывался так ярко в русской общественности, как в период базаровщины и, в частности, у Писарева.

Черты, которые принес с собой разночинец, Писарев развил до крайних пределов. Принцип общественной пользы он довел до отрицания эстетики; принцип индивидуализма он довел до крайнего эгоизма, принцип освобождения нравственной личности он довел до отрицания всякого долга, всякой морали.

Правда, его учение не было безнравственным, ибо оно предполагало «умную, развитую личность», то есть личность с очень высокой внутренней моралью. Но именно в этом преломлении, в этом чисто метафизическом отрешении от действительности лишний раз сказывался весь рационализм его мышления.

Писарев, как и Базаров, умер очень молодым. Что было бы, если бы он дожил до 70-х гг., до эпохи народничества? Этот вопрос встает сам собой.

Внутренняя эволюция Писарева дает некоторый материал для его решения. «Для меня, - писал он приблизительно в 1860 году, - каждый человек существует настолько, насколько он приносит мне удовольствия». Этот примитивный эгоизм 19-летнего юноши начал, однако, скоро уступать место более здоровым понятиям; уже в 1865 году он пишет матери: «Я начал любить людей вообще, а прежде, и даже очень недавно, мне до них не было никакого дела». Несомненно, что дальнейшее развитие и новые веяния времени заставили бы его сделать еще один шаг и возлюбить не «людей вообще», а лишь тех, деятельная любовь к которым является условием прогресса. Уже тот факт, что Писарев после закрытия «Русского слова» перешел в «Отечественные записки», где сосредоточивались хранители традиций «Современника», указывает на вероятный ход его дальнейшего развития. Несколько лет совместной работы могли значительно изменить его физиономию, ибо переход от его утопического эгоизма к утопическому социализму «Отечественных записок» не так уж труден.

Но Писарев не дожил до такого превращения. Он умер в разгар базаровщины. И оценивать его необходимо под этим утлом. А оценивая его, приходится признать, что в социальном отношении он был лишь идеологом мелкобуржуазной интеллигенции в первой стадии ее развития.

Этой ролью, конечно, не исчерпывается деятельность и значение Писарева. Его борьба с принципами авторитетности, его отстаивание прав личности пережили надолго ту эпоху, выразителем которой он явился. Его крупный критический талант и до сих пор не утратил своей свежести и своего обаяния. Но эти стороны его деятельности прочно признаны в литературе, а потому мы и не считали нужным на них останавливаться.

  • До греческих календ (лат.), то есть на неопределенное время.

(1840-1868) русский критик и публицист

Дмитрий Иванович Писарев родился в родовом имении своего отца, обеспеченного, но не очень богатого помещика. До двенадцати лет Дмитрий не покидал родительского дома. С ним занималась мать, Варвара Дмитриевна, и приглашенные учителя. Когда же мальчику исполнилось двенадцать, мать переехала вместе с ним в Петербург и определила сына в классическую гимназию.

Дмитрий Писарев прекрасно учился и в 1856 году закончил гимназию с золотой медалью. В том же году он поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Правда, в это время Писарев мечтал быть философом, интерес к литературе появился у него лишь тогда, когда он стал сотрудничать в журнале для девиц «Рассвет».

По просьбе издателя, Дмитрий Писарев должен был рецензировать все выходившие в то время литературные произведения. В статьях, посвященных роману Ивана Гончарова «Обломов», произведениям Ивана Тургенева и рассказам Льва Толстого , молодой критик пытался показать своим юным читательницам своеобразие каждого из авторов. Он не просто представлял новинки, а анализировал каждое произведение, выявляя его достоинства и новизну, связывая их с современными проблемами общества.

Во время учебы на последнем курсе университета, Дмитрий Писарев влюбился в свою двоюродную сестру Л. Кореневу. Молодые люди собирались пожениться, но так и не смогли переступить через запрет родителей. Вынужденный разрыв с любимой вызвал у Писарева сильнейшее нервное потрясение, после которого он более полугода лечился в психиатрической клинике.

После выздоровления и отдыха он вернулся к занятиям в университете и в 1861 году закончил курс, защитив дипломную работу, посвященную учению римского философа Аполлония Тианского. Она была удостоена серебряной медали, и одаренный университант получил предложение остаться на кафедре при университете, однако отказался от научной карьеры и по приглашению своего знакомого Г. Благосветлова стал редактором популярного журнала «Русское слово».

Вскоре его статьи в этом журнале стали привлекать внимание читателей твердой авторской позицией, искренностью, остротой мысли, начали расти тиражи издания. Кроме создания публицистических статей он начал заниматься и литературным трудом. Так, опубликовал перевод на русский язык поэмы Генриха Гейне «Атта Тролль».

К этому времени изменилось и общественное сознание критика. Увлекшись философским материализмом, Дмитрий Писарев считает, что необходимо в первую очередь решить социально-экономические проблемы России. Придя к выводу, что просвещение народных масс может ускорить процесс революционного преобразования общества, он разрабатывает целую педагогическую систему, которая является продолжением демократических взглядов Виссариона Григорьевича Белинского , Николая Гавриловича Чернышевского и Николая Александровича Добролюбова . Писарев считает, что для молодых людей, стремящихся к знаниям и общественной жизни, «талантливый критик с живым чувством и с энергическим умом, критик, подобный В. Г. Белинскому, мог бы быть в полном смысле слова учителем нравственности».

Опубликованная в 1862 году статья Дмитрия Ивановича Писарева «Базаров» стала важнейшим литературно-критическим выступлением революционных демократов. Автор решил «обрисовать крупными чертами личность Базарова, или, вернее, тот общий, складывающийся тип, которого представителем является герой тургеневского романа». Считая, что главный герой может рассчитывать на читательские симпатии, Писарев в то же время отмечал, что его нигилистическая односторонность, неприятие им поэзии, музыки и других видов искусств является признаком «узкого умственного деспотизма».

Статья стала объектом ожесточенной полемики с Антоновичем, критиком журнала «Современник», а Дмитрий Писарев приобрел славу яркого, интересного полемиста, блестящего исследователя и глубокого мыслителя. Одновременно он вошел в число крупнейших русских критиков. Его статьями зачитывались по всей России, а выхода каждого номера журнала ждали с нетерпением.

Казалось, его жизнь складывается вполне благополучно. Дмитрий Иванович Писарев много работал и был буквально завален предложениями от различных изданий. Но внезапно спокойное течение жизни изменилось. В начале 1862 года он написал рецензию-памфлет на брошюру Ш. Фиркса, автор которой критиковал деятельность политического эмигранта писателя Александра Герцена .

Осознавая, что официальные издания не посмеют напечатать это произведение, Писарев передал рукопись в нелегальный студенческий рукописный журнал. Неожиданно в редакции журнала был проведен обыск, и рукопись попала в руки полиции.

Через несколько дней Дмитрий Писарев был арестован и посажен в одиночную камеру Петропавловской крепости по обвинению в государственной измене. Содержавшиеся в статье мысли были восприняты как призыв к свержению существующего строя. Только через год после ареста Писарев получил разрешение писать и печатать свои сочинения.

За эти годы Дмитрием Ивановичем Писаревым было написано более сорока статей, которые принесли ему истинную литературную славу. Огромная сила воли, материнская поддержка и участие сотрудников журнала «Русское слово» помогли ему выдержать тюремное одиночество. Большинство публицистических статей Писарева были посвящены социально-политическим, философским и педагогическим вопросам.

Среди литературно-критических работ этого периода следует отметить статью «Мотивы русской драмы», по оценке драмы Александра Николаевича Островского «Гроза» (1864). Статья была написана с целью опровергнуть взгляд Н. А. Добролюбова на образ главной героини пьесы. В своей работе «Луч света в темном царстве» Добролюбов указывал на благородство, страстность, честность и совестливость Катерины, называя ее «лучом света» в царстве невежества, самодурства и деспотизма. Он считал, что «Гроза» - «самое решительное произведение Островского». А Дмитрий Писарев в своей работе доказывал, что вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий. Она ежеминутно кидается из одной крайности в другую, и, наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством - самоубийством, да еще таким самоубийством, которое является совершенно неожиданным для нее самой...

Осенью 1864 года в журнале «Русское слово» появилась знаменитая работа Писарева «Реалисты», в которой критик вновь проанализировал образ Базарова. Он считал, что Тургенев создал более жизненный тип, чем в свое время А. Пушкин. Конечно, оценки Дмитрия Писарева отличались известной категоричностью, вызванной тем, что он находился в тюрьме и был лишен возможности участвовать в живой полемике. Но тщательность и аргументированность анализа, а также простота и доступность изложения материала обеспечили популярность его статей в разных слоях общества.

Однако официальная оценка критических произведений Писарева была совершенно иной. После публикации его статьи «Мыслящий пролетариат», посвященной роману Н. Чернышевского «Что делать», власти поспешили закрыть журнал «Русское слово».

18 ноября 1866 года Дмитрий Писарев был освобожден из заключения. Получив разрешение на жительство в Петербурге, он вместе с небольшим кругом друзей основал новый литературный журнал «Дело». Финансовую сторону взял на себя Г. Благосветлов, который был связан с Писаревым многими годами дружбы и совместной работой в журнале «Русское слово».

После выхода из крепости критик переоценил многое из того, что было написано им в полемическом задоре. В частности, в статьях «Борьба за жизнь» и «Борьба за существование» он дал развернутый анализ романа Достоевского «Преступление и наказание» и показал, что Раскольников является своеобразным героем предостережения.

В своих последующих статьях Дмитрий Писарев изменил точку зрения и на образ Катерины, во многом согласившись с мнением Добролюбова. Неизменность революционных взглядов Писарева постепенно привела к разрыву с Благосветловым, который боялся, что власти закроют и его новый журнал.

В начале 1868 года Дмитрий Иванович Писарев принял предложение Н. Некрасова и стал заместителем главного редактора в журнале «Отечественные записки». Там он снова стал печатать рецензии на все литературные новинки, но налаженная работа неожиданно прервалась.

Выехав летом с женой и сыном в курортное местечко Дуббельн (Дубулты) под Ригой, Дмитрий Иванович Писарев утонул во время морской прогулки. Его похоронили на Волковом кладбище в Петербурге, которое было своеобразным некрополем деятелей русской культуры.

Умер в год освобождения крестьян (1861). Ещё год спустя был арестован и подвергся долгому заключению и ссылке Чернышевский . Таким образом, эти два первых вождя крайних левых сошли с общественной сцены, и на первый план вышло новое поколение радикалов, занявшееся пропагандой материализма . Лозунгом дня стали естественные науки, и главным врагом оказалось не столько правительство, сколько старые идеалистические предрассудки – искусство и романтизм вообще. Происхождение человека от обезьяны стало первым постулатом новой веры, а препарирование лягушек – символическим ритуалом их религии.

Новые радикалы называли себя «мыслящими реалистами», но не возражали и против названия «нигилисты », данного им противниками. Возглавлял их Дмитрий Иванович Писарев (1840–1868). Он был дворянином по рождению, но весь пропитался новыми антиромантическими и материалистическими идеями. Как и Чернышевский, в жизни он был пуританином, хотя и проповедовал эмансипацию плоти. В 1862 г. Писарев оказался замешанным в дело о печатании прокламаций и был приговорен к четырехлетнему заключению в Петропавловской крепости. Там он и написал большую часть своих статей. После освобождения в 1866 г. он почти перестал писать, а через два года утонул во время купания.

Писарев бесспорно был блестяще одаренным человеком, хотя и многословным, как все русские журналисты, и свирепым, как все шестидесятники. Но ему были присущи подлинное остроумие и настоящая живость. Прирожденный полемист, он убивал противников наповал. Писарев был крайне суров и беспощаден в своем деле разрушения. В области литературной критики он отбрасывал всякое искусство, допуская тенденциозное лишь постольку, поскольку оно может быть немедленно использовано для обучения научной интеллигенции. Писарев написал знаменитое развенчание Пушкина, где старался показать полную ошибочность идеалистической интерпретации великого поэта, данной Белинским .

«Борец за свободную личность», Писарев отрицал творческую полноту личности, полноту ее духовной и даже душевной жизни, отрицал право на творчество в философии, в искусстве, в высшей духовной культуре. Он утверждал крайне суженное, обедненное сознание человека. Человек оказался обреченным исключительно на естественные науки, даже вместо романов предлагалось писать популярные статьи по естествознанию. Это означало обеднение личности и подавление ее свободы. Такова была обратная сторона русской борьбы за освобождение и за социальную правду. Результаты сказались на большевицкой революции , на совершенных ею гонениях на дух.

Д.И. Писарев, метаязыковой концепт «реалиста». Критика Д.И. Писарева была предельным развитием реальной критики и во многом зачеркивала ее (как будто по закону диалектического «отрицания»), выявляя невозможность дальнейшего прямого развития ее идей. Недаром Д.И. Писарев отвергал авторитет В.Г. Белинского.

Философскую базу критической системы Д.И. Писарева составила позитивистская философия О. Конта и материализм К. Бюхнера, Я. Молешотта - учений, согласно которым природа мира сплошь материальна, психология сводится к физиологии, и вообще человеческое знание укладывается в рамки естественнонаучного знания. Отличительными чертами метода Д.И. Писарева являются:

а) Предельный утилитаризм . Критик считает оправданным только то, что приносит практическую пользу (наука, технология, прогрессивная общественная идея). В свете этого убеждения Д.И. Писарев полностью подчиняет искусство целям социального прогресса. Как Н.Г. Чернышевский, и даже гораздо энергичнее он отрицает специфичность искусства как культурной и творческой сферы. Из утилитаризма вытекало требование экономии энергии в интеллектуальной и прочей деятельности, в том числе искусстве. Это идея, по которой из двух способов действия нужно выбирать более простой.

б) Эмпиризм. Д.И. Писарев признает в науке и любых публицистических суждениях только факт, но не абстрактное обобщение. Таким образом бескомпромиссный материализм и «реализма» распространяется на отношение к теоретическому знанию - заставляет принимать в расчет только конкретные явления жизни, чуждаясь любой теоретической абстракции.

в) Антиэстетизм. Это качество вытекает из предыдущих двух: эстетика абстрактна и не имеет утилитарного значения. Д.И. Писарев (задолго до формалистов) понимал, что художественный язык - это усложненный язык. Так как критик не признавал никакой специфики за искусством и не мог, как В.Г. Белинский, признать, что искусство имеет свои собственные средства, он должен был счесть усложненный язык нерациональным, неэкономным.

«Если бы В.Г. Белинский и Н.А. Добролюбов поговорили бы между собой с глаза на глаз, с полною откровенностью, то они разошлись бы между собою на очень многих пунктах. А если бы мы поговорили таким же образом с Н.А. Добролюбовым, то мы бы не сошлись бы с ним почти ни на одном пункте». («Реалисты»).

С этих позиций литература представляется критику только вместилищем идей, общественно полезной работой, участием в общем деле построения справедливого общества. Искусство, не имеющее силы пропаганды (музыка, скульптура, архитектура, лирическая поэзия) кажется Д.И. Писареву вообще ненужным. Обобщая, отметим, что для методологии Д.И. Писарева…


литература = публицистика

(с использованием вымышленных примеров)

поэтика = ритроика

образ = факт

(художественные образы рассматриваются как подлинные биографии).

В методе Д.И. Писарева содержалось причудливое противоречие. Он исходил из представлений, которые должны были бы исключать существование самого метода. Ведь если отказаться от теоретической абстракции, то придется отказаться и от теоретических предустановок (пресуппозиций) в отношении литературы. Но Д.И. Писарев смело решает этот парадокс, воплотив свои пресуппозиции в форме поэтического образа. В самом деле, ведь образ обладает силой факта, значит его нельзя назвать теоретической реальностью.

Здесь Д.И. Писарев выступил сам как литератор (может быть, бессознательно). Он сложил свои пресуппозиции в цельный образ энергичного, деятельного интеллектуала с материалистическим, прагматическим и общественно устремленным образом мыслей, назвал его «реалистом» и, поскольку его «реалист» был суммой его идеологический пресуппозиций, стал ожидать появления этого образа в литературе. Учитывая, что сам Д.И. Писарев считал литературу риторикой, комплексом приемов для пропаганды общественно полезных идей, разницы между ним как теоретическим создателем образа «реалиста» и писателями, воплощающими его на практике, действительно не оказывается никакой.

Здесь следует заметить, что Д.И. Писарев стал предтечей такой эстетической функции, как «программирование» образа положительного героя в советской литературной системе. Эту роль брала на себя официозная литературная критика. Руководствуясь генеральной идеей «плановости» и «управляемости» всех сфер жизни и в целом признавая аналогию между искусством и производством, советская литературная система выдвигала принцип «соцзаказа», на который должны ориентироваться писатели. Заказ формулировала официозная критика, и часто его главным пунктом был некий образ героя, уже заранее созданный теоретиками. Его требовалось ввести в художественную практику, воплотить в поэтической форме. Но задавался он не как «голая» идея, а как идея в комплексе с концептуальным «макетом» поэтического воплощения. То есть созвучно тому, как был сконструирован и функционировал теоретически «реалист» Д.И. Писарева.

Метаязык. «Реалист» стал у Д.И. Писарева инструментом анализа произведений и поэтому может быть назван метаязыковым образом. Наиболее полное воплощение своего предугаданного образа Д.И. Писарев нашел в фигурах Базарова и Рахметова. Часто критик основывал и негативные оценки на сравнении того или иного литературного героя с эталонной моделью «реалиста».

Метаязык Д.И. Писарева характеризуется и тем, что он переносит в критику пласт терминологии, заимствованной из естественной и общественной науки того времени (экономия, наслаждение, польза и т.п.)

Жанр и текст. Статьи Д.И. Писарева носят публицистический, часто памфлетный характер, сама его позиция в литературе значительно отличалась от позиции других критиков, его предшественников и современников. Новаторство Д.И. Писарева состоит в том, что он решился радикально изменить речевой образ критика в критическом тексте. И Н.Г. Чернышевский, и Н.А. Добролюбов выступали как ученые-публицисты, и этот авторитетный образ носителя речи казался, видимо, единственно возможным. Но Д.И. Писарев увидел условность этого образа (как сказали бы в ХХ веке, осознал его как прием) и справедливо рассудил, что речевой образ реалиста-разночинца должен быть радикально отличным от речевого образа критиков-интеллигентов предыдущего поколения. Он должен служить факту, а не подчиняться искусственной норме (этикету, стилистическому коду). Поэтому речевое, действенное отрицание норм (в том числе жанровых) стало принципиальным, эстетическим жестом в критике Д.И. Писарева. Своих сторонников часто именует мальчишками - и в курсиве этого слова звучит вызывающая цитатность и одобрительная ирония. Агрессивный, нелицеприятный, по-юношески дерзкий тон и стиль критики Д.И. Писарева - ее важнейшая поэтическая и риторическая черта. Стиль Д.И. Писарева стал в дальнейшем одним из универсальных, вечно присутствующих в критике стилистических начал.

В программной статье «Реалисты» (1864) главной мировоззренческой основой нового поколения названа вся «сила современного естествознания», при этом особенно подчеркивается значение наук, которые «занимаются изучением всех видимых явлений»: астрономии, физики, химии, физиологии, ботаники, зоологии, географии и геологии. Свое собственное мировоззрение Писарев определяет как «реализм» («реалистическая критика» или «мыслящий реализм»), основанный на «принципах естественных наук». Он выделяет особого рода скептицизм, названный «экономией мышления», который организует познавательный процесс на основе «расчета» и «пользы», развивает социально полезное научное знание и отсекает идеалистическую метафизику, представляющую собой «бесцельную роскошь».

Новое миросозерцание раскрывается во всей полноте в статье «Реалисты». Это миросозерцание - не что иное, как всестороннее развитие идей и психологии Базарова. Автор неоднократно ссылается на тургеневского героя, отождествляет его с понятием «реалист», противопоставляет «эстетикам» и даже Белинскому. Определение «строгого и последовательного реализма» как «экономии умственных сил» подтверждается раньше опровергнутым изречением Базарова на счет природы - мастерской. Отсюда идея полезности, идея того что нужно. А нужны прежде всего пища и одежды; все остальное, следовательно, «потребность вздорная». Все вздорные потребности можно объединить одним понятием: эстетика. «Куда ни кинь - везде на эстетику натыкаешься»; «эстетика, безотчетность, рутина, привычка - это все совершенно равносильные понятия».

Д. Писарев оговаривается, что «реалисты» понимают пользу не в том узком смысле, как думают их «антагонисты». Писарев допускает и поэтов, только с тем условием, чтобы они «ясно и ярко раскрыли пред нами те стороны человеческой жизни, которые нам необходимо знать для того, чтобы основательно размышлять и действовать». Но эта оговорка нисколько не спасает искусства и поэзии.

Писарев беспрестанно ставит дилемму: или «накормить голодных людей», или «наслаждаться чудесами искусства» - или популяризаторы естествознания, или «эксплуататоры человеческой наивности». Общество, которое имеет в своей среде голодных и бедных и вместе с тем развивает искусства, Писарев, по примеру Чернышевского, сравнивает с голодным дикарем, украшающим себя драгоценностями. Для настоящего времени, по крайней мере, творчество - «вздорная потребность».

Писарев в работах «Разрушение эстетики», «Пушкин и Белинский» (1864) рассуждает о вреде, который наносит изящное искусство молодому поколению, отрывая его от проблем реального мира и обращая к бесплодным фантазиям и иллюзиям. Пушкин, посвятивший себя изображению таких никчёмных людей, как Онегин, и противопоставляющий себя «трудовому» обществу (черни), представляет собой яркий пример писателя, не обременённого элементарным навыками здравомыслия, и поэтому должен быть исключён современной публикой из круга чтения.

Статьи о Пушкине - крайнее выражение писаревской критики. Они любопытны еще потому, что Писарев обнаружил здесь замечательную оригинальность, порвал со всеми авторитетами, даже с самым уважаемым из них - с Чернышевским. Вообще на Пушкина критик изощрял свои силы, сражаясь за честь реализма и своей последовательности. Но именно это сражение и доказало несостоятельность нового направления Писарева. Поэта оказалось возможным развенчать только путем явного недоразумения - путем смешения лично-нравственного вопроса с авторски-художественным. Самая горячая филиппика против Пушкина написана по поводу дуэли Онегина с Ленским. Слова поэта: «И вот общественное мненье! Пружина чести - наш кумир! И вот на чем вертится мир!» - Писарев понял так, как будто Пушкин в эту минуту идеализирует своего героя и признает законность предрассудка, ведущего к дуэли: «Пушкин оправдывает и поддерживает своим авторитетом робость, беспечность и неповоротливость индивидуальной мысли...».