Петр Павлович Пшеничный родился 22 июня 1900 года в слободе Николаевская Камышинского уезда. В 1919–1921 годах служил в рядах Красной Армии. Работал фининспектором. После войны - в Наркомфине (позже Министерстве финансов СССР), начальником Управления финансирования капитального строительства. Умер в 1966 году.

«Дневник ополченца» - это подлинные военные дневники участника боевых событий Великой Отечественной войны, прошедшего фронт с первых дней войны до дня Победы.

В начале июля 1941 года Петр Павлович Пшеничный вступил добровольно в ряды Московского ополчения. В чине капитана он был комиссаром полковой артиллерийской батареи 76-миллиметровых орудий 1291-го стрелкового полка, входившего в 4-ю дивизию народного ополчения Куйбышевского района г. Москвы. Позже он был парторгом полка, затем начальником политотдела 11-й гвардейской армии и Политуправления Особого военного округа. Был награжден четырьмя орденами и шестью медалями.

П.П. Пшеничному, как комиссару полка, было предписано вести его боевую историю, отсюда и появились дневниковые записи.

22 июня. В 11 часов утра по радио было объявлено, что сейчас будет выступать народный комиссар иностранных дел тов. В.М. Молотов. Тов. Молотов оповестил советский народ о вероломном нападении германского фашизма на нашу Родину, сообщил, что ряд пограничных городов подвергся бомбардировке и что нашему народу предстоят серьезные испытания в борьбе с врагом. Он призвал к сплоченности вокруг коммунистической партии.

Я понял, что для меня, сорокалетнего, имевшего уже опыт гражданской войны, наступила пора снова взяться за оружие.

23–30 июня. Ждал вызова в райвоенкомат либо в Московскую Пролетарскую дивизию, к которой был приписан как командир запаса. Несколько раз звонил в эти места, но получал неизменный ответ: «Не волнуйтесь и не торопитесь. когда придет время, получите повестку».

С 3 июля в Москве началось формирование добровольческих ополченческих частей. Объявили, что в Куйбышевском районе формируется 4-я стрелковая дивизия народного ополчения. Более 60 человек моих сослуживцев по Наркомфину СССР вступили добровольцами в ряды ополченцев.

До 5 июля я повестки с вызовом в райвоенкомат не получил, поэтому вступил в 4-ю стрелковую дивизию народного ополчения Куйбышевского района г. Москвы.

Прибыли командиры - выпускники средних военных училищ, все молодежь 20–23 лет. Меня назначили рядовым во 2-ю роту 3-го стрелкового полка. Здесь много сослуживцев - работников Наркомфина СССР, а также бывших работников других предприятий и учреждений района. Началась боевая подготовка- изучение уставов и наставлений. Затем откуда-то была извлечена старая винтовка системы «лебель», по которой ополченцы начали изучать материальную часть оружия.

Период между 6–12 июля является организационным. Обнаружилось при этом много непродуманного, хаотичного, непонятного.

12 июля. Начались разговоры о том, что сегодня полк выступает. Наши молодые лейтенанты, командиры рот и взводов ничего не могли сказать о целях и направлении предстоящего движения. В 17.00 последовала команда построить роты с вещами, при этом приказали быть налегке, не брать с собой много вещей. Потом из-за этой глупой команды мы начали страдать от холодных ночей, так как не взяли с собой пальто, шинели, плащи; страдали от грязи, так как не имели смены белья.

14 июля. Не доезжая Вязьмы, свернули с шоссе в ближайший кустарник, замаскировали автомашины. Ночью была объявлена воздушная тревога. Вражеские самолеты дали несколько очередей из пулеметов по автотранспорту на шоссе Москва–Минск.

Рано утром двинулись в путь, но не на Смоленск, а пересекли шоссе и по проселку держим путь на г. Белый и Ржев, то есть на север и северо-запад. Через несколько часов езды мы оказались в Калужской области. Жара нестерпимая. Пыль.

Движемся без отдыха, без пищи. Люди измучены.

Чувствуется, что командование либо не знает твердо своего маршрута, либо заблудилось.

Наконец, наше движение началось опять на юго-запад, то есть в обратном направлении.

Никто не говорит о смысле и цели нашей поездки.

Днем пролетали самолеты противника, сбросили агитационные листовки.

15 июля. Едем по Смоленской области, по населенным пунктам реки Днепр. Ночью разгрузились, устроили шалаши.

Ночью же выстроили 150 человек ополченцев, и выяснилось, что только 30 человек умеют стрелять из винтовки, стало быть, остальные 120 человек вообще не подготовлены в военном отношении.

Из числа отобранных для военного дела людей под мою команду дали 6 человек, а меня назначили начальником караула по охране деревянного моста через р. Днепр у дер. Нероново Андреевского р-на Смоленской обл.

Задача караула состояла в том, чтобы не дать шпионам взорвать мост через реку. Эту задачу бойцы выполнили четко и исправно.

16 июля. Начались земляные работы широкого масштаба по восточному берегу Днепра. Люди из наркоматов и канцелярий, не привыкшие к физическому труду, начали болеть, но постепенно втянулись в рытье противотанковых рвов и траншей.

Наблюдаем бесконечное движение людского потока на восток, с имуществом и детьми на возах, а по обочинам дорог плетется измученный и голодный скот из смоленских колхозов.

18 июля. Продолжаем возводить укрепления на возвышенностях у деревни Нероново, пренебрегая осторожностью и маскировкой. В 16 часов фашистский разведчик на бреющем полете начал нас расстреливать, к счастью, никто не пострадал; но этот случай научил людей осторожности.

Днем происходили выборы партбюро роты. Я избран секретарем партбюро.

После дневной тяжелой работы люди смогли вымыться в бане и надеялись отдохнуть, но этого не случилось. По тревоге полк был поднят, роздан сухой паек, и люди были предупреждены о предстоящем большом марше.

20 июля. С 4 часов утра до 7 часов вечера полк совершил сорокакилометровый марш в дер. Конопатино, близ Сычевки (к северу от Вязьмы). Как всегда, командование проявило беспомощность и пренебрежение к людям, - ополченцы, не привыкшие к длительным переходам, не были проинструктированы о режиме марша, им не подготовили пищу и кипяток. Имеются люди отставшие и потерявшиеся на марше, есть с большими потертостями ног. Все устали до изнеможения и обозлены на нераспорядительность командования.

Огромное количество самолетов противника устремилось на восток, к Москве. Утром люди были выведены на рытье противотанковых рвов вокруг дер. Конопатино.

Днем получена сводка о первом налете немецкой авиации на Москву. Москвичи-ополченцы с тревогой встретили это известие, у многих там остались родные и близкие.

Неприятное впечатление также произвело сообщение о предательстве высшего командования Западного фронта - генерала Павлова и других.

23, 24 и 25 июля. Весь первый батальон частями на автомашинах перебрасывался на новый участок на 30 и 40 км ближе к фронту. Сообщено о третьем налете вражеской авиации на Москву. Растет тревога за близких.

26 июля. Полк сосредоточился в дер. Болшево Андреевского района Смоленской области для возведения мощных противотанковых укреплений. Здесь, у истоков Днепра, природа создала прекрасные условия для длительной и стойкой обороны. На этих позициях командование надеется дать отпор врагу.

Я пока занимаю в роте должность снайпера-наблюдателя и секретаря партбюро, поэтому прикреплен к ячейке управления роты. Ежедневно по 2–3 часа работаю на земляных работах, прикрепляясь к тому или другому взводу.

Все бойцы приняли присягу, случаев отказа не было, не было каких-либо сомнений.

Вечером того же дня на основании приказа комиссара батальона я направлялся политруком в артиллерийскую батарею 76-миллиметровых орудий. Батарея из 76-миллиметровых пушек - подразделение небольшое, всего 43 человека, но так как пушек нет, то артиллеристы вооружены, как и все мы, винтовками и еще двумя пулеметами бельгийского происхождения.

Они проходят военную подготовку пехотинцев.

13 августа. В 10 часов утра получили приказ выступать на юго-восток к Вязьме. В течение 45 минут батарея собралась, выступили бодро, прошли 8 км до дер. Завражье. Пообедали, разместились на сеновалах.

14–27 августа. Идет укомплектование полка, проводится боевая подготовка применительно к пехоте; усиленно ведется подготовка к выступлению на передовую. Приблизились еще на 12 км к линии фронта в район дер. Замашки Ново-Дугинского района.

Занимаем вторые линии (второй эшелон) - принадлежим к резервам армии. Получили пока две пушки 76-миллиметровой полевой артиллерии.

31 августа. Получили полный комплект 76-миллиметровых пушек- четыре. Изучаем материальную часть пушки, получили запасные части, стереотрубу, телефонные аппараты.

4 сентября. Получили 36 лошадей, но лошади дрянные, как артиллерийские, так и строевые: маленькие, молодые, малосильные.

Организуем конюшни, привязи, питание. На это уходит много времени.

5–6 сентября. Проводим парную езду спарованных орудийных лошадей. Подобрали ездовых. Проводили занятия с пушкой.

9 сентября. Утром получили приказ подготовиться к комбинированному маршруту, - это значит пеший, железнодорожный и автомобильный способы передвижения.

Получена сводка Совинформбюро: за 26 дней августа на западном направлении Красная Армия разгромила 8 пехотных и одну танковую дивизию противника. Обратно взят г. Ельня.

В 11 часов командир полка созвал совещание командно-политического состава и поставил задачу движения и марша: перебрасываемся на северо-западное направление в помощь героическим частям, отстаивающим Ленинград.

12 сентября. В 4 часа утра совещание у командира полка. Зачитан боевой приказ. Выступаем пешим походом на расстояние 70 км.

Маршрут: Кувшинов, Тараскино, Петровское, Жданово, Сухино, Святое (озеро Селигер).

С 6 часов утра идет мелкий осенний дождь. Все мокрые. Двигаемся в плащ-палатках. К 14–15 часам все насквозь промокло. Дороги раскисли.

13 сентября. Ночевали в лесу под дождем. Костры не разгораются. Не проспали ночь, а промучились.

Целый день отдыхали. За два дня прошли 82 км, потерь нет.

Постоянно идет дождь.

Получили боевое имущество.

Ночью дан приказ о занятии огневых рубежей.

16 сентября. Передвинулись на 8 км ближе к фронту в район дер. Мошенки и Просуха. Шли ночью под дождем. Холод пронизывающий.

18 сентября. Получен приказ передвинуться к противнику на передний рубеж. Снимаемся в 5 часов утра.

Идет дождь, дороги расползлись. Лошади вязнут по брюхо, еле-еле тащат артиллерию.

19 сентября. Расположились в лесу, близ дер. Гославль, что в 3 км от оз. Селигер. Близко слышны орудийные выстрелы.

Дождь и невылазная грязь.

Приказано рассредоточить орудия по наиболее важным точкам.

21 сентября. Спим в шалашах в лесу. Холодно. На заре разжигаем костры и греемся. Порывистый ветер с дождем.

Из дер. Скит перебросили орудия и очень удобно расставили их по берегу Селигера у деревень Лыково и Ходыриха.

2 октября. Получен приказ изменить дислокацию. Весь полк готовится сделать переход в 40 км к Осташкову (у Селигера). В 17 часов выступаем батареей, обоз отправлен вперед.

4 октября. В 8 часов утра прибыли в пункт сосредоточения - село Святое. Расположились в лесу в шалашах. Холодно, уже заморозки.

5 октября. Отдыхают люди и кони. Приводится в порядок и чистится материальная часть орудий.

В 17 часов приказано занять жилые дома, - предстоит десятидневный отдых, люди довольны... Но в 18 часов командир батареи был вызван в штаб полка, откуда вернулся с приказом немедленно сниматься для совершения марша в 90 км в направлении Ржева: в этом районе противник сосредотачивает силы для удара на Москву.

Люди и кони измучены без пищи. Нужно пройти еще километров 25.

Не дойдя 12 км, остановились на 30 минут покормить лошадей.

Не прошли и полкилометра, как появились три немецких истребителя, которые, зайдя вперед колонны на 5 км, начали с пике поливать свинцом наши в беспорядке движущиеся по шоссе колонны. Налет не обошел и батарею. Все попадали на землю. Замаскировать орудия в лесу было невозможно, так как лес отстоял на километр от шоссе. В результате - три человека ранено, трое убиты. Потеряли трех лошадей, семь ранено.

Средства отражения воздушной атаки у нас были, но почему-то не приводились в действие...(?!).

Просидели до ночи в лесу. С наступлением темноты двинулись на Селижарово - путь в 40 км.

В 16 часов снимаемся в направлении Ельницы. Целую ночь до 7 часов утра двигались к Ельнице.

Измучены люди и кони, еле добрели. Все бросились на еду - и в сон.

В 14 часов получен приказ выступить в направлении Селижарова (!!!). Отказываюсь понимать. Что это? Растерянность командования или военное недомыслие?.. Зачем было гнать из Селижарова в Ельницу? Говорят, что нужно погрузиться в Селижарове 10 октября в 6 часов и переправиться в Можайск.

Готовим людей и коней к выступлению в обратный путь, который мы с таким трудом преодолели. Выступаем в 18–19 часов 9 октября.

10 октября. Разместились в дер. Нивка, под Селижаровом. Вечером двигаемся к станции. Ночь провели в лесу. Утром грузимся.

11 октября. Ночью уже стояли в Москве на Киевской-товарной. Далее двинулись в направлении Малого Ярославца, на юго-восток от Москвы. По пути видели расстрелянные и разбомбленные эшелоны, убитых лошадей, разбитые вагоны, огромные воронки от снарядов - результат массированного налета противника. Здесь, по показаниям жителей, убито в поезде до 100 человек и 30 лошадей.

Добрались до разъезда Воронино. К нашему эшелону примкнули бойцы разбитого полка. Рассказывают потрясающие вещи о неорганизованности и беспомощности. Когда мы двигались из Москвы, нас все время сопровождали наши самолеты. Неужели этого нельзя было сделать на день раньше- а именно 9–10 октября, когда враг господствовал авиацией по линии железной дороги от Наро-Фоминска до Малоярославца и наносил нашим частям большие потери, что мы и наблюдали по дороге. Беспечностью, иначе ничем нельзя объяснить такую неорганизованность и непредусмотрительность нашего командования.

14 октября. Выступаем в направлении дер. Редькино и готовимся со второй половины дня в наступление на дер. Митяево.

Идут упорные бои за город Боровск.

Орудия по взводам рассредоточили на огневых позициях.

Первый взвод открыл огонь. Расстреляв все свои снаряды, он снялся с позиции.

Перехватили одного немца. Командир взвода задержался с этим пленным, и, вместо быстрого отвода орудий в тыл, он попал в окружение с двумя орудиями и ездовыми - весь орудийный расчет... Будучи во втором взводе, я принял участие в стрельбе по другому краю деревни. После трех выстрелов неприятель обнаружил нас и засыпал минами.

Не имея потерь в людях и конском составе, пришлось отвести орудия в тыл.

Придя на командный пункт батальона, я попал со всеми там находящимися под перекрестный огонь немецких автоматчиков, но наступившая ночь скрыла нас от них, и вся наша группа отошла к дер. Редькино. Итак, деревню взять не удалось, при этом мы понесли потери до 30 человек.

15 октября. Пытались отбить наступление неприятеля на Редькино, но были оттеснены к дер. Колодино.

16 октября. Получили боевое задание готовиться к боям за взятие дер. Русино, занятой неприятелем.

В ночь с 16 на 17 октября начался бой. Сила минометного огня неприятеля была так велика, что люди приковывались к земле. Сопоставляя наши силы с силами противника, я понял, что деревню мы не возьмем. Так оно и вышло.

Бессонные ночи, недоедание обессилили бойцов, поэтому при усилении неприятельского минометного огня наши роты теряют боеспособность и отходят. Говорят, что 18 октября наступление повторится.

18 октября. Действительно, мы получили танковый полк, который развернувшись повел за собой неустойчивую часть 1-го и 3-го батальонов. Танки были пропущены в дер. Русино, но четыре из них были подожжены, а на пехоту обрушился минометный огонь. Мы открыли орудийный огонь по деревне, выпустили 15 снарядов, но враг пристрелялся и начал поражать нас минами. Наступление провалилось. Танки и полк отошли на исходные рубежи.

Потери наши очень большие. В 9-й роте комсостав выведен из строя. Что-то похожее на бессилие. Авиация противника господствует, а нашей не видно. Неужели мы так воюем? Местное население деморализовано. Сведения о сдаче Мелитополя и Одессы усиливают унылое настроение бойцов, вызывают в них отчаяние, неверие в наши силы.

20 октября. В 7 часов утра началось наступление немцев на наше расположение - деревни Инютино и Климакино.

После развернутого наступления и минометного огня наша пехота начала отходить, мы стали вывозить орудия, отступать. В течение получаса неприятель гнал нас, заняв деревни Инютино и Климкино, к переезду Воронино, а еще через полчаса все - пехота, артиллерия полка и дивизии- сгрудились в дер. Добрино, и со всех сторон начался обстрел автоматчиками.

Всю эту деморализованную и в панике отступающую массу людей, подвод, орудий неприятель погнал самым решительным образом.

Никто не мог ему дать отпор, закрепиться в обороне.

Командир полка Дедов, потерявший самообладание и спокойствие, пытался удержать на оборонительном рубеже в беспорядке разбегающуюся пехоту, но все было тщетно - от него бежало все, все уходило в панике. Тогда ему подвели коня, и он быстро ускакал, бросив людей и огромные обозы.

Мы каким-то чудом спасли наши орудия, перебросив их на измученных лошадях в дер. Каменку.

Ночь и день двигаемся, утопая по колено в грязи, проселками и лесами в направлении Красной Пахры.

21 октября. Прибыли в Красную Пахру. Отдыхаем, отмываемся от грязи. Прошло уже три дня с момента нашего панического бегства от деревни Климкино. От полка осталось не более 300 человек, полковой обоз, противотанковая батарея с 2–3 пушками и наша 76-миллиметровая артиллерия с двумя пушками. Командования и штаба нет. Где они - никто не знает. Все в растерянности. Задаешься вопросом - кто виноват? Кто довел до такого состояния нашу сильнейшую армию?

Мы же десятилетиями оснащали ее боевой техникой. Где танки? Где наша авиация?

23 октября. Пытаемся связаться с командованием полка или дивизии. Нам отвечают, что оно находится с остатками дивизии где-то в районе Каменки.

Переехали из Красной Пахры в дер. Пучково под командование своих бесславных командиров 11-й дивизии. Нужно переформирование дивизии. То, что мы имеем сейчас, - это деморализованная, небоеспособная масса. Командование не отличается ни энергией, ни умением руководить боем. Мы уже стоим под Москвой. Предвижу огромные жертвы ввиду жестоких сражений, которые будут вестись на подступах к столице. Враг у Наро-Фоминска.

24 октября. Стоим в дер. Пучково. Разослали связных-разведчиков для отыскания командования дивизии. Весь день стоим и в напряжении ждем команды к движению.

Люди из-за этого не могут привести себя в порядок - сменить и постирать белье. Растет возмущение. Чувствуется бездеятельность и отсутствие воли у командования. От полка здесь, в селе Пучкове, не более 500 человек, остальные разбрелись в направлении Наро-Фоминска, Подольска и даже Москвы. Состояние людей подавленное, при первой же стычке бойцы опять разбегутся в разные стороны.

25 октября. Беседовал с командиром полка Дедовым. Говорил ему об отвратительном состоянии бойцов, а также и о материальной части. Восемь человек разуты, у ботинок нет подошв, ходят на портянках, нет достаточного продовольствия. Завшивели все бойцы и командиры. Наше подразделение не в состоянии выполнять боевой приказ. Я предложил командиру полка доложить об этом командиру дивизии. На это он мне ответил, что он в курсе всей обстановки, знает, что мы не боеспособная часть, и все же необходимо выполнить приказ дивизии - переброситься на 25 км от Пучково до дер. Голохвастово, что в 10 км от Наро-Фоминска, и там, сосредоточившись, занять оборонительный рубеж. Гибельное указание!.. Мы же не можем держать оборону!.. Интересно, что командир полка и начальник штаба согласны со мной, однако нужно выполнять гибельный приказ, угробить людей и материальную часть... Что за дикость?..

26 октября. Остановились в дер. Белоусово, ждем указаний. Проливной дождь и холод. Основной костяк батареи начинает роптать. Бегут почти на наших глазах командиры отделений, бойцы. Получен приказ передвинуться на 5 км в дер. Могутово.

27 октября. Проводим ночь на холоде, в сараях, под дождем и голодные. Связываемся со штабом дивизии и получаем приказ занять оборону на Волковской даче (бывшее лесничество).

К исходу дня сосредотачиваемся на даче.

28 октября. Отрываем землянки. Наша хозяйственная часть в дер. Могутово. Продовольственные дела поправляются, получаем горячую пищу.

1–12 ноября. Стоим на переднем крае обороны. Пушки расставили в местах возможного прорыва танков. Откопали землянки. Рубеж, который занимаем - опушка леса, - отстоит от неприятельских окопов в 500 м у дер. Слизнево.

11 ноября наступали на Слизнево с целью дать возможность развернуть генеральное наступление первому полку на дер. Атепцево.

Противник шквальным минометным огнем не дал нам развить наступление. Мы отошли с небольшими потерями.

21 ноября. Подвозят зимнее обмундирование, налаживается питание. Противник обстреливает каждый день из села Слизнево. Каждый день потери. Противник без боев наносит большой ущерб.

1 декабря. В 7 часов 30 минут утра противник начал ожесточенную минометную и артиллерийскую подготовку.

Через час, в 8 часов 30 минут, немцы повели согласованное и ритмичное наступление на наш рубеж.

Полк оборонялся, затем стал отходить. Пушки вывести не сумели, так как из-за сильного огня нельзя было подвести коней.

Автоматчики уже заняли опушку леса, на которой был наш рубеж обороны, оттеснили нашу пехоту в глубь леса. От пушки вернулись командир взвода Александров, командир орудия Хабалов, бойцы Жиделеев и Лузгин, а остальные остались у пушки. Лузгин рассказал трагическую историю орудийного расчета: бойцы Лузгин, Ефремов, Прохоров и Тихонов сидели в ровике около пушки, подошел немецкий автоматчик и бросил в ровик гранату, троих ранило, за исключением Лузгина. Когда раненый Тихонов попытался вылезти из ровика, в него была пущена очередь из автомата, и он мертвый свалился в ровик. Лузгин через 10 минут вылез из ровика и оврагом добрался до нашего командного пункта, находившегося в 300 м от пушки. Немцы наступали на нас. Мы с командным пунктом полка начали отходить, все время отстреливаясь.

Итак, идя с боями, мы отходили до Волковой дачи. Потери большие. На Волковой даче закрепились в присутствии руководства дивизии. Однако ночью дача была занята немцами.

Немцы нажимали, неся большие потери.

К двум часам дня мы, небольшая группа (100–120 человек) во главе с командиром, комиссаром и начальником политотдела дивизии, оказались в окружении, так как в лоб на нас шли немецкие автоматчики, а с тыла били немецкие танки.

Я оказался со своим связным Белоуховым, лейтенантом - начальником артиллерии Хорданским и еще с семью бойцами в непосредственной близости от немецкой артиллерии. Чтобы не выдать себя, мы простояли под соснами 4 часа и, когда стемнело, начали выходить из окружения. До 4 часов утра 3 декабря мы проделали не менее 30 км, вышли в расположение своих частей.

Укрывшись на опушке леса за дер. Могутово, они стали ждать противника, который стал атаковать нас. Танки открыли шквальный огонь, уничтожив до 200 автоматчиков.

4 декабря. После такого удара под дер. Могутово немцы быстро покинули эту деревню, Волкову дачу и весь четырехкилометровый лес и закрепились на старых позициях в дер. Слизнево.

5 декабря. Из инвалидов-пушек одну поставили на Волковой даче. На старом месте нашли трупы наших товарищей Тихонова и Прохорова. Остальные четверо, видимо, попали в плен.

Нашли передок от пушки, а самую пушку немцы утащили к себе.

17 декабря. У командира полка С.Д. Лобачева состоялось совещание, на котором была поставлена задача: 1291-му стрелковому полку поручалось незаметно для противника перейти линию вражеской обороны севернее дер. Атепцево, форсировать Нару, углубиться на 2–3 км в тыл противника, окружить, а затем уничтожить его группировку, оборонявшую линию Елагино–Атепцево–Слизнево.

Командир полка четко определил задачи каждого подразделения в бою, и в том числе нашей полковой артиллерийской батареи 76-миллиметровых пушек.

Нам, артиллеристам, поставили следующую задачу - обстреливать противника, находящегося в дер. Атепцево, и поддерживать 1291-й полк, который будет действовать в тылу врага.

Батальоны один за другим двинулись к линии обороны противника, в тыл врага.

Прошло уже более часа, как последний боец исчез в морозной мгле. Зайдя в тыл врага, основные силы полка - стрелковые роты и спецподразделения - быстро сосредоточились в районе высот 196,7 и 195,6, которые находились в лесах за дер. Атепцево.

Но отдельные группы бойцов роты связи, саперной роты и других значительно отстали от основных сил полка. Противник их заметил и начал атаковать. В различных местах завязался бой.

Заместитель командира роты связи лейтенант Н.К. Соловьев собрал разрозненные группы бойцов и приказал пробиваться к основным силам полка. Солдаты были хорошо вооружены и могли оказывать сопротивление.

Но вскоре противник разгадал план русских и решил крепко держать свою линию обороны. К исходу второго дня (19 декабря) наш полк оказался полностью окруженным гитлеровцами.

Командование полка приняло решение - крепко держать круговую оборону, а под покровом ночи быстро маневрировать.

До трех раз полк менял свои позиции. Сталкиваясь лицом к лицу с врагом или оказываясь у него в тылу, наши бойцы наносили ему тяжелые потери.

Потянулись изнурительные бои, не прекращавшиеся ни днем ни ночью. Боеприпасы были на исходе, рация молчала, мы не знали, какова была обстановка в полку.

На пятые сутки борьбы в тылу врага поздно ночью к нам пришел связной боец Амелин, измученный, еле двигаясь. Связной доложил о тяжелом положении полка: люди обморожены, скопилось большое количество раненых, медикоменты и перевязочные средства подходят к концу, боеприпасов хватит лишь на сутки, рация не работает, так как аккумуляторы сели, средства обогрева отсутствуют, разводить костры запрещено, чтобы не выдать себя.

Информация связного встревожила нас. Нужно было немедленно оказывать товарищам помощь.

В течение последующих двух суток, периодически, с интервалами 7–8 часов в тыл врага на помощь полку направлялись по два-три связных с аккумуляторами, продуктами, медикаментами.

Лишь одна группа связных достигла расположения полка, остальные погибли. Радиосвязь с полком наладилась.

Второе и последнее крупное наступление на наш полк фашисты предприняли 26 декабря, рассчитывая зажать его в кольцо и уничтожить.

В критический момент командование дало нам, артиллеристам, сигнал начать обстрел - в небо взвились красные ракеты. Большинство из выпущенных снарядов легло в цель - по наступающим цепям врага, нанося ему большие потери. Наступление противника провалилось.

Шел восьмой день героической борьбы ополченцев в тылу врага. Бойцы и командиры стойко сражались, но, к сожалению, после каждого боя увеличивались потери - число раненых, убитых и обмороженных. Но боевой дух, несмотря на это, не покидал воинов, так как они видели, что несмотря на малочисленность, они наносят врагу огромные потери.

Утром 27 декабря разведывательные группы полка, совершающие ночные вылазки, донесли, что на шоссе Наро-Фоминск–Башкино полностью прекращено движение противника, что он активно перебрасывает силы в деревню Рождество на соединение со своим штабом.

Таким образом, боевая задача была успешно завершена 1291-м стрелковым полком. По спецсвязи был получен приказ дивизии идти на соединение с основными силами. Операция была завершена.

За успешно проведенную боевую операцию многих бойцов и командиров наградили орденами и медалями. Командир полка С.Д. Лобачев получил орден Ленина.

31 декабря встречаем новый, 1942 год с радостным чувством успеха, достигнутого неимоверными усилиями и огромными жертвами.

Мы получили подарки с угощениями и вином. Встречаем Новый год с надеждами на скорейшую победу.

2 января. Наступаем с целью обойти группировку немцев, закрепившуюся по линии железной дороги, то есть выйти им в тыл у деревни Рождества. Однако эта операция не удалась. Простояв всю ночь на тридцатиградусном морозе, полк вернулся на исходные позиции.

3 января. Наш и первый полк ходили в наступление. Никакого толка из этого не вышло, а потеряли около 300 человек в обоих полках. Моя пушка взорвалась на мине. ранен боец, убита лошадь, исковеркан передок пушки. Эх, расейская расхлябанность! Командир дивизии, где Ваш батальон саперов? Почему мы так скверно работаем?

Пять дней в своих руках держим Атепцево и уже три раза взорвались на вражеских минах! Разве мы имеем право так легко жертвовать людьми и материальной частью?!

4 января. Нам дают третью пушку и людей. Через несколько дней будет опять полноценная батарея. Немец сидит крепко в своих дзотах и блиндажах. Несмотря на взятие нашими Малоярославца и окружение Боровска, немцы не думают покидать свои места, стоит тридцатиградусный мороз. Страшно и непонятно.

5–8 января. Полк перебрасывается в наступление на деревню Щекутино. В течение прошедших четырех дней наши попытки совместно с первым полком выбить немцев не увенчались успехом. Наша пушка била по дзотам противника, вела артиллерийскую подготовку, но после этого пехота не шла в наступление, поэтому артподготовка не давала желаемых результатов. Не чувствовалось умения вести наступательные действия.

10 января. В 3 часа утра получен приказ о стремительном отходе противника. Наша задача - догонять и уничтожать его.

Двинулись на Порядино, Митенино, Гастенково, Клин, Самород, Волченко и Верею. У Порядино простояли 17 часов на 35-градусном морозе.

Противник допустил нас в деревню, отступив к Митенино.

11 января. Стоим под Митенином сутки. Враг яростно защищается. Мы громим артиллерией, при этом несем потери. Врагу не по себе, он поспешно уходит, оставляя крупнокалиберные орудия.

Противник встретил сильным пулеметным огнем. Яростно за них цепляются немцы.

14–15 января. Стоим под Клином. Открыли убийственный артиллерийский огонь прямой наводкой. За два дня выпущено 130 снарядов, гранаты и шрапнель. Попадание прекрасное. Командование хвалит. Обещают наградить командира взвода Данилова и наводчика Будакова.

16 января. Взяли Гуляеву Гору и Клин. Много убитых немцев, сожженных в домах, поджигаемых отступающими, - они сжигают своих убитых. Двигаемся маршем, не встречая сопротивления, в направлении дер. Самород и Волченки. Эти две деревни сожжены дотла. Население разбежалось в леса и отсиживалось в землянках и погребах, холодные и голодные.

18 января. Вели несколько атак на дер. Загряжье, которые не имели успеха. Противник отражал их сильным огнем автоматчиков, пулеметов и минометов. Выведены из строя орудийный расчет артполка и 8 лошадей. Во второй половине дня противник вел ураганный огонь из тяжелых орудий.

19 января. В 1 час ночи батарея была поднята по тревоге, чтобы в обход с востока осадить г. Верею. В 8 часов утра оказалось, что и дер. Загряжье, и г. Верея очищены от немцев, которые ушли еще 18 января в 23 часа... Неужели разведкой нельзя это было установить, а потом уже принимать решения? В 16 часов в город вошел комсостав батареи, а через два часа пришла и сама батарея. Остановились в домах горожан. Встречают со слезами на глазах, делятся своими переживаниями за время трехмесячного господства немцев. Город и деревня горят.

20–23 января. Отдыхаем в городе. Приводим себя в порядок, стираем и чиним свои вещи. Центрвоенторг снабдил выпивкой и хорошей закуской. Необходимо скорейшее пополнение полка - в стрелковых батальонах насчитывается в среднем по 80 человек.

24 января. В 1 час ночи неожиданно явился связной и предупредил о подготовке к движению в направлении Медынского шоссе.

В 8 часов утра двинулись всей огромной массой в виде дивизионных и полковых обозов. Эта процессия растянулась на 10–15 км без элементарных средств ПВО, совершенно не маскируясь.

В 15 часов налетел вражеский самолет и на виду наших двух истребителей начал обстреливать нас из пулемета. Счастливо отделались - один ранен. Странно, что наши истребители не оказали сопротивления.

Ночевали в полусожженной деревне.

26 января. Остановились в селе Шанский Завод, бывшем крупном торговом селе Износенского района. Повсюду следы прошедших крупных боев, много убитых немцев.

27 января. Установили орудие на господствующей высоте у церкви и сделали артиллерийский налет на дер. Щевнево. Через час после этого противник засек нас и ответил губительным артогнем. Снаряды ложились в 10–15 метрах от цели. Противник выпустил 20–25 снарядов крупного калибра. К вечеру дер. Щевнево была нами взята. цена была высока.

28–31 января. Отдыхаем в дер. Щевнево. Пришло сообщение, что штаб Западного фронта утвердил меня в звании старшего политрука (приказ П/8 от 03.01.42 г.), о чем было сообщено в политчасть полка.

1 февраля. В 5 часов утра выдвигаемся на линию дер. Прудницы для атаки немцев, занявших эту и ряд других деревень.

2–7 февраля. Бои за деревни Водницкое, Терехово и Елманово носили упорный и ожесточенный характер. Три полка с большой оперативностью носились от подступов одной деревни к другой, но выбить немцев не удалось. Мы несли потери, а толку не было. Правда, противник тоже нес потери, но главным образом от артогня. Причина неудач - в слабой оперативно-боевой способности наших штабов, неорганизованности и слабом взаимодействии артиллерии с пехотой.

Вот один из примеров беспечности и расхлябанности нашего командования. 4 февраля решили отвести два полка на отдых. И вот из леса среди бела дня потянулись обозы и люди. Выехав в чистое поле, эти люди и кони встретились с 11 бомбардировщиками противника, которые открыли огонь по нам. Моя батарея в мгновение ока потеряла одного убитым - ездового Ивантеева и всех четырех лошадей. Орудие осталось без тяги. Из-за глупой беспечности наши потери исчисляются: 8–10 человек убитых, 6–8 человек раненых и убито 25–30 лошадей. Если мы будем так двигаться без маскировки, нас будут расстреливать, как куропаток.

Неожиданно 7 февраля был принят план наступления на эти же деревни. И вот отрадно было видеть четкость и спокойствие, уверенное движение пехоты и два броска атаки с криками «ура!». Враг поспешно отступил, успев сжечь только три дома из 31 двора.

8 февраля. Взятая атакой нашего полка деревня Терехово на заре была заполнена войсками, которые, не отдыхая, двинулись дальше, преследуя врага. Дорога отвратительная. Заносы. Сижу с бойцами взвода управления в Терехове и жду, когда в эту деревню с колоссальным трудом дотянут пушки вконец уставшие лошади.

9–11 февраля. Приказано двумя полками атаковать деревни Мочалино и Пронькино. С наступлением темноты повели наступление. Орудие выкатили на огневые позиции и в упор расстреливали огневые точки противника. Занять деревни не удалось. Противник, засевший в дзотах, не допустил пехоту на близкое расстояние, расстреливал губительным огнем. Понеся потери, мы отступили.

13 февраля. на заре с боем бросились в атаку на противника в деревне Игумново и заняли ее, захватив трех пленных-раненых, обмундирование и один ручной пулемет. Артиллерию оставили в сожженной дер. Марьино, так как дорога в Игумново была заминирована.

К исходу дня противник, увидев, что потерял значительную коммуникацию - дер. Игумново, в связи с чем ему был отрезан путь к отступлению, начал поливать деревню снарядами из тяжелых орудий. У меня на одном орудии были выбиты все лошади, ранены командир взвода, два бойца-наводчика. И так ежедневно, методически через 2–3 часа противник ведет обстрел деревни.

16 февраля. Установили резиденцию для артиллерии в сожженной дер. Марьино, что в километре от дер. Игумново. Вырыли землянки на пепелищах. В землянках пыль и смрад. В этих тяжелых условиях живем уже несколько дней.

В ночь на 18 февраля предприняли атаку на дер. Рожково, были уже в деревне, но нас выбили немцы так же, как и прежде. Атака опять провалилась, пехота слаба во всех отношениях. Конечно, артиллерия большое дело, но без крепкой пехоты она не основная сила. Плохо, очень плохо мы ведем наступательную войну.

22–23 февраля. Деревня Игумново, в которой расположился штаб полка, по-прежнему является «деревней смерти», так как артиллерийские налеты противника неожиданны и ожесточенны, отчего мы несем потери.

Получили праздничные подарки. Было много вина.

1–5 марта. Наш полк брошен на левый фланг занять маленькую деревушку Синеево. Натолкнулись на сильную оборону противника. Им сооружены большие укрепления. Бьемся уже четыре дня и безрезультатно. Несем большие потери.

6–10 марта. Переброшены на юго-запад километров на 15. Находимся в трех километрах от железной дороги и от шоссе Гжатск–Юхново с целью прорвать оборону противника и выйти на Вязьму, соединившись с четырьмя дивизиями нашей армии.

11 марта. Заняли огневой рубеж. В первый же день была атака, которая кончилась неудачей, понесли большие потери.

Предпринимаем вторичную атаку с сильной артподготовкой и уничтожением огневых точек врага прямой наводкой. Атака оказалась безуспешной, несмотря на то, что она продолжалась 22 часа. Слаба пехота.

16–20 апреля. Занимаем прежние огневые позиции и занимаем оборону. В эти дни противник бросил на соседнюю дивизию 125 человек немцев, живыми ушло только 6 человек, остальные были уничтожены губительным огнем. За это противник нещадно угощает нас снарядами и минами. Орудие тов. Хабалова бьет прямой наводкой и днем и ночью.

Противник сделал попытку пойти в наступление на укрепленный разъезд. Под прикрытием артогня 300 человек немцев пошли в атаку. Наши молчали. И когда артогонь противника утих, заговорили все наши огневые средства. Бой продолжался около трех часов. Из этой группы немцев едва ушло обратно 50 человек.

1 мая. Празднование 1 Мая было радостным. настроение бойцов приподнятое, получили подарки от трудящихся.

3–5 мая. Получен приказ двинуться на новое место в район деревень Марьино, Игумново, Пронькино, то есть туда, где мы дрались в феврале и занимали эти деревни. Двигаемся 4 и 5 мая. грязь невыносимая, люди и лошади измучены. Все же довели полностью людей, лошадей и материальную часть.

6–10 мая. Отрываем огневые позиции, землянки, ровики, закапываемся в землю. Наша задача - держать оборону. Организовали собственную батарейную кухню. Питание улучшилось. Занимаемся учебой.

Здесь мы простояли 17 дней, ведя активную оборону. Получен приказ передвинуться на новый рубеж.

26–31 мая. Переезжали ночью. Переход был быстр и без потерь. Расположились в первом эшелоне от противника в двух километрах от дер. Сорокино. Сидим на болотистом месте, вечная грязь и тина. Пытаемся рыть ровики, но в них быстро набирается вода. Приходится отливать воду из щелей.

1–4 июня. При переезде в дер. Слепцово я свалился под мост и серьезно повредил ногу, несколько дней пролежал в хозчасти в 2 км от передовой. Узнал, что мою работу по партийно-политической части оценили хорошо. И это верно, ведь я всю душу вкладываю в свою работу.

22 июня. Меня выдвинули членом юбилейной комиссии по празднованию годовщины создания полка. разрабатываем проекты наград ветеранам, потребовались итоги боевых успехов батареи за год.

23–26 июня. Упорно занимаемся боевой подготовкой и политической работой. Учим подразделения метко поражать танки и живую силу противника, стойко защищать занятые рубежи, не отходить ни на шаг.

27–28 июня. В 2 часа ночи 28 июня мы были разбужены страшной артиллерийской канонадой на нашем правом фланге. Противник вел убийственный артиллерийский и минометный огонь с целью перехода в атаку. Целый час продолжался артиллерийский огонь, до трех часов, затем пехота пошла в атаку на нас. Создалось угрожающее положение. Противник вклинился в нашу оборону, смел одну роту и начал теснить другие. Мы двинули свою артиллерию для поддержки, в результате план атаки был сорван. К 10–11 часам утра немцы стали отходить на исходные позиции, неся при этом большие потери, - на всем участке он потерял до 1000–1500 человек, минометную и артиллерийскую батареи.

1 июля. Мы стреляли с закрытых позиций по дер. Горбуны. Выпущено 12 снарядов, убито 10 немцев, одно прямое попадание в дом и рассеяно до взвода пехоты противника.

5–6 июля. Из Москвы приехала делегация во главе с секретарем Куйбышевского РК ВКП(б) тов. Шаховым. Я пригласил их на огневые позиции и на НП посмотреть в стереотрубу на нашего врага. обещали, но не приехали. Выдали подарки в виде посылок.

16–20 июля. Стоим на старых огневых позициях. Занимаемся по-прежнему боевой подготовкой. Сводки информбюро тревожны. Враг идет на Воронеж и юг. Ждем встречи на нашем участке, мы все понимаем, что долго в обороне он сидеть не будет.

1–5 августа. Готовимся к наступательным боям. Один из орудийных расчетов моей батареи готовит материальную часть пушки и тренируется для предстоящих боев.

7 августа. Снимаемся с существующих огневых позиций. Двигаемся всю ночь. Путь в 30 км сделали к 16 часам 8 августа.

8–10 августа. Быстро заняли огневые рубежи на левом берегу реки Истра, на западной окраине дер. Поляны. Приготовились вести огонь прямой наводкой с открытых позиций.

11–12 августа. Срок наступления прошел, а команды начинать не поступает. Живем в рощице, не подавая признаков жизни.

13 августа. Утром началось, наконец, наступление по прорыву западного фронта. Наш полк рвал линии через реку Истра на дер. Степаново. К исходу дня мы продвинулись на 5 км. Уничтожили три огневые точки противника (блиндажи) в дер. Степаново. Мы потеряли убитыми и ранеными 18 человек, была разбита одна пушка, одна лошадь убита, три ранены.

15–17 августа. Все время наступаем. Без сна, под проливным дождем. Попал под бомбежку авиации, а через 2 часа под дер. Моргуново -под обстрел противотанковой артиллерии. Снаряды рвались в 5–10 метрах. В течение ночи 18 августа потери полка составили: 27 человек убиты, 38 ранены.

22 августа стали в оборону. Дивизия обескровлена. Стояли в обороне до 30 августа. Сегодня должны наступать на дер. Холм. Наступление будет вестись без танков. Мы будем бить прямой наводкой.

Расстояние от противника - 200–250 метров. Он заметил нас и пехоту и начал обстреливать минометным огнем. Мы наступаем. Выпустили 68 снарядов, разбили три пулемета и одну землянку. Подошли танки, а пехоты не осталось. Получаем приказ сняться. Под носом противника вывезли пушку, а через 30 минут говорят: «Назад, на старое место...» Какое безрассудство!

4 сентября. Утром бомбили противника, но безрезультатно. Налет нашей штурмовой авиации был так силен, что забросали бомбами свою батарею. Как говорят, «боевая ошибка».

6–12 сентября. Находимся в обороне. Затишье. Редкая перестрелка. Занимаемся боевой подготовкой и укрепляем линию обороны.

13–22 сентября. Находимся в обороне. Было три случая ночных атак противника, бои шли с переменным успехом для обеих сторон.

28 сентября. Нами получен приказ передвинуться на правый фланг километров на 15, а наш участок займут 113-я и 5-я гвардейские дивизии, которые должны атаковать совхоз Скугарево, высоту 251 и дер. Холм.

Наши усилия по осуществлению этой задачи 1 и 2 сентября провалились. Может быть, гвардейцы сделают лучше.

1 октября. Двое суток передвигались в поисках удобного расположения огневых позиций, собирались занимать подходящую местность, но в 12 часов ночи получаем приказ возвратиться под совхоз Скугарево.

Здесь в течение этих двух дней 113-я и 5-я гвардейские дивизии вели бои, не увенчавшиеся успехом, - потеряли людей, пушки, а совхоз и высоту не взяли. Гвардейцев куда-то перебросили, а мы опять заняли оборону, где топчемся уже полтора месяца.

1–17 октября. По-прежнему занимаем оборону. Совершенствуем линию обороны укреплениями. Питание и снабжение хорошие. Видим, как страна напрягает все силы, все отдано армии для победы.

19 октября. Кончилась золотая осень, ушли теплые и нежные осенние дни. Сегодня началась самая отвратительная погода: сырость, грязь невылазная, а с 6 часов утра поднялся снежный буран.

25 ноября. Сегодня за долгое время стояния в обороне 2-й полк повел наступление с целью захватить у противника дер. Горки. Эта операция - прелюдия к широкому наступлению, разведка сил и системы обороны противника. Получаем еще 2 пушки, их теперь будет 4.

28 ноября. Получен приказ передвинуться из-под совхоза Скугарево на правый фланг, то есть к высоте 251 и деревням Холм и Горки. Будем наступать.

29 ноября - 5 декабря. Живем на новом месте. Перешли в шалаши на снег. Холодно. Идет усиленная подготовка к наступлению.

5 декабря. Приказом по войскам Западного фронта от 10.11.42 г. №050/К мне присвоено звание капитана, вместо батальонного комиссара.

31 декабря. Встретили еще один военный новый год. Прошедший был трудным, полным трагических ошибок и потерь, но постепенно дававший военный опыт и умение правильно разбираться и принимать верные решения. Поистине, на ошибках учились.

19–21 февраля. Почти два месяца наш полк не участвовал в боях. Держим оборону до новых распоряжений командования. Готовились наступать на широком фронте, но внезапно отложили. Техники совсем нет. В чем дело? Говорят, она на другом направлении фронта.

4 марта. Внезапно получили приказ начать преследование противника. Это было неожиданно, так как противник ведет убийственный огонь по линии нашей обороны. Мы несем ощутимые потери. Иду во 2-й батальон; да, с утра начинаем наступление. Подошли два полка 5-й гвардейской дивизии. Целый день шел кровопролитный бой со взводом танков. Их наступление оказалось малоэффективно, через 20 минут 10 танков покинули поле боя.

5 марта. Наконец немцев сдвинули с обороны. Начинается их отход на запад. Двигаемся днем и ночью. Потери большие, в батальонах осталось по 50 человек. Много прекрасных командиров погибло: Билий, Силаев, Притула и много других.

12 марта. В 7 часов утра вошли в г. Вязьму. Я с одним сапером пошел через болото на станцию. Никого, всюду пустота и разрушение, все абсолютно взорвано и разрушено. Надеялись встретить немецких автоматчиков, их не оказалось. Появились из земли две женщины, сообщили, что в западной стороне города есть немцы. Начали подходить наша разведка и передовые части. В дер. Бозня мать с дочерью устроили мне на улице восторженную встречу со слезами. Потрясающее зрелище, я растроган.

Получен приказ отвести полк за 15 км в тыл на отдых. В 1-м батальоне осталось 40 человек, во 2-м - 50 человек, в 3-м - 12 человек. Спецподразделения более или менее сохранили свой личный состав.

Погибло много прекрасных ребят. Дорого нам обошлось наступление и взятие разрушенной Вязьмы!

13–25 марта. Двигаемся по тылам. Грязь, снег тает. Хожу в валенках, ноги с портянками не просыхают. Идет разговор о предоставлении нам небольшого отдыха. Было бы хорошо. Народ устал. Больше двух суток ни в одном пункте не задерживались. Переправились через р. Угру, остановились в сохранившейся деревушке Коротышево, только что приступили к отдыху, как получен приказ выступать. Двигаемся к фронту. Наша дивизия будет прорывать оборону.

29 марта. Начался бой. Уничтожающий артиллерийский огонь по противнику в течение более часа. Пошли танки и пехота. Перевес на нашей стороне.

1–12 апреля. Перешли на оборону. Укрепляем свои рубежи, это гигантская работа. На открытом месте нужно отрыть огневые ячейки, соединить их траншеями, построить землянки для людей. Кругом сырость и грязь. Продукты подвозятся с трудом. С 5 по 8 апреля буквально голодали: 150 грамм сухарей на сутки, и это все. Противник ведет усиленную разведку, есть убитые и раненые, двух человек-«языков» утащил. Пришло пополнение - девятнадцатилетние юноши. Через 2–3 месяца обстреляются, будут храбрые солдаты, а пока что дети.

Сегодня проводили митинг по случаю преобразования нашей 110-й стрелковой дивизии в 84-ю Гвардейскую стрелковую дивизию. На митинге я выступил с зажигательной речью. Горжусь, что я от ополченца-добровольца, пройдя через горы страданий, невзгод и ожесточенные бои, дошел в одном полку до гвардейца, и это непрерывно 22 месяца, в том числе 20 месяцев окопных боев. А скольких уже нет прекрасных, смелых и сильных людей, отдавших свои жизни делу защиты Родины.

13 апреля. Обнаружено преступление в батарее 76-миллиметровых орудий - командир батареи и его заместитель, оба члены ВКП(б), воровали питание - из НЗ были съедены порции колбасы, сахара, водки, и это в период, когда в распутицу бойцы голодали. Я немедленно провел через партбюро их исключение из партии.

18–24 апреля. Получен приказ оттянуть нашу 84-ю гвардейскую дивизию в тыл. Готовимся к передаче оборонительных рубежей. В ночь на 25 апреля уходим. Идем ночью, отдыхаем и едим днем.

27 апреля. Отошли на 40 км в тыл. Идем по Смоленщине. Прошли множество разоренных и сожженных деревень. Люди питаются каким-то непонятным хлебным суррогатом. Дети истощены, обескровлены, слабы. Оставшиеся в живых старухи и дети копают лопатами огороды и сажают различную зелень. В одном-двух дворах сохранились по одной или паре кур.

28–29 апреля. Остановились в дер. Дроздово - бывшем центре партизанского движения. Долго и упорно вела борьбу с немцами горстка стойких патриотов и, наконец, была уничтожена или рассеяна превосходящими силами. Много рассказывали о их героических делах, самоотверженной борьбе и смерти.

Два дня полноценно отдыхали. Но в ночь на 30 апреля получен приказ сосредоточиваться на станции Волосто-Пятница для погрузки в вагоны. К исходу дня расположились в еловом лесу близ станции. Ждем погрузки. Канун Первого мая. Получаем подарки. Много вина и хорошего питания.

1 мая. Отдыхаем, выпиваем, кушаем. Есть пьяные, особенно среди командиров. Стыдно за таких людей. Так как в этом замешаны члены партии, разбираю дела и наказываю виновных.

2 мая. Командир трофейной команды Сморчков рассказал мне, что в 4 км на запад от станции Волосто-Пятница Вязьмо-Брянской железной дороги в густом лесу сосредоточено огромное количество техники, орудия крупного калибра, автомашины, повозки. Видел он скелеты людей и лошадей.

Чтобы лично убедиться в этом, я пошел со Сморчковым на место. В деревне Андрианы заночевали у колхозника-старика Викторова, который во время войны оставался в своем доме и рассказал нам о трагедии.

В октябре 1941 года в указанном районе, в диаметре 20–25 км в деревнях и густых лесах были окружены крупные силы Красной Армии. Окружение произошло 7 октября. В течение 5 суток шли ожесточенные бои с целью прорыва окружения. У дер. Панфилово красные части батальонами и частями ходили в штыковые атаки, но сосредоточенным пулеметно-минометным огнем их косило сотнями и тысячами.

Когда прекратился бой, рассказывает Викторов, немцы очень быстро направились дальше на восток, а местных жителей обязали хоронить убитых. Мы, говорит Викторов, хоронили наших бойцов с 15 октября до 15 декабря 1941 года, затем весной - с апреля 1942 года до глубокой осени, и все же до сих пор в лесах лежат сотни трупов.

3 мая в 6 часов утра идем на поля сражений, близ деревень Хотьково и Андрианы. Насчитываю до 12 взорванных орудий 150 мм, 20 сожженных и взорванных автомашин. Опустившиеся могилы, наскоро присыпанные землей, из которых обнажились черепа в касках и без них. Прошли по лесу километров 5–8 и под каждым кустом, деревьями - уже размытые щели, ровики, землянки, в которых лежат полуистлевшие трупы; многие были в шинелях с противогазами, кожаными подсумками, гранатами, и, как правило, все в касках. Это свидетельствует о том, что люди принадлежали к кадровым сильным частям РККА. Ближе к реке в окопчике разбитый станковый пулемет и вокруг скелеты людей, принадлежавших пулеметному расчету.

В густых кустах стояла сожженная санитарная автомашина, а в ней и вокруг нее истлевшие трупы и скелеты, разбросаны склянки с лекарствами, шины, костыли - свидетельство того, что здесь погибла санитарная часть со всеми ранеными. Найти документы о наличии этих погибших частей не удалось. По словам местных жителей, которые слышали от раненых командиров тех частей, здесь было окружено несколько армий, 3 или 4, значительная часть которых погибла; по некоторым данным, здесь была окружена 19-я Красная Армия. История в будущем должна точно установить истину этого трагического события Великой Отечественной войны.

9 мая. С большими предосторожностями на Волосто-Пятнице погрузились в эшелон из 49 вагонов и также осторожно двинулись в путь на Вязьму, оттуда повернули на станцию Темкино - достопамятный Угрюмовский разъезд, у которого наша оборона держалась свыше года. Здесь погибли сотни и тысячи наших бойцов, но и немцев много полегло. В районе Темкино имеется пять огромных кладбищ.

Двигаемся на Калугу, затем на Сухиничи, наконец поворачиваем на Белев. Не доезжая 20–25 км до Белева, ночью разгружаемся на ст. Карасевская. Днем отдыхаем, предстоит марш в 18 км. Слышим орудийную канонаду.

13 мая. Противник стягивает крупные силы и технику для широкого наступления с исходных позиций: Орел–Брянск в направлении Белев–Калуга через Козельск с целью прорыва на Москву и ее захвата.

Мы вошли в состав 16-й армии, находимся в ее резерве. Наше командование учло план противника и ведет также усиленную подготовку. По некоторым данным, только на нашем направлении в 16-й гвардейской дивизии имеется до 1000 «РС» («катюш»), огромное количество танков и артиллерии. Такого насыщения огня я еще не видел. Борьба ожидается кровопролитная и ожесточенная.

20 мая. Идет усиленная боевая подготовка, в условиях, приближенных к действительному бою, с участием танков и поддерживающих средств. Высшее командование говорит, что мы готовимся наступать в грандиозных масштабах. Этого нужно было ожидать.

5 июня. Проходили полевые тактические занятия в присутствии заместителя командующего 16-й армией генерал-майора В.С. Лопатина, который дал высокую оценку боевой выучке личного состава, вынес благодарность.

6 июня. У нас праздник - в торжественной обстановке было вручено гвардейское знамя. Мы дали клятву Родине и народу. Церемония происходила на лоне роскошной природы, в старом дворянском «гнезде» - имении князей Оболенских, что в 3 км юго-западнее г. Козельска. На торжества приехали московские гости, и среди них инициаторы создания нашей ополченческой дивизии, ныне гвардейской, - бывший секретарь Куйбышевского РК ВКП(б) тов. Шахова, зам. наркомфина СССР тов. Бодров.

12 июня. Получен приказ о переброске нашего полка из тыла на передовую. Местность просматривается и простреливается противником. Деревень нет, сожжены.

15–21 июня. Получен приказ удесятерить бдительность, так как немец может пойти на каверзу в связи с двухлетием войны. Провели выборы полкового партбюро, я остаюсь парторгом.

5 июля. Сегодня двухлетие полка и моего в нем пребывания. Тогда в полку насчитывалось 2654 человека ополченцев-добровольцев, а к настоящему времени их осталось 53 человека, из них 18 человек представлены к правительственным наградам.

9 июля. Уже 3 дня живем и волнуемся военными событиями на Белгородском и Орлово-Курском направлениях - там уже 4 дня идут ожесточенные бои. Наступление немцев пока успеха не имеет. Готовимся на своем участке нанести удар с целью отвлечь на себя силы противника.

Мы становимся вторым эшелоном, и наш полк в резерве корпуса. стало быть, достанется больше всех. В предстоящих боях впервые мы будем драться под гвардейским знаменем. Завтра, 10 июля, выдвигаемся на исходные рубежи.

12 июля. Заняли исходные рубежи против реки Вытебеть и деревень Ожигово и Перестряж. В 4 часа началась артподготовка. Участвовало не менее 500–800 орудий только на нашем участке, несколько полков орудий «РС» («катюш») и армия авиации («армия Громова»). Артподготовка длилась около двух часов. Десятки тысяч снарядов было выброшено на оборону противника. Затем двинулись танки.

К 16–17 часам мы вступили на оборону противника - фундаментально оборудованные траншеи и огневые точки. Всюду растерзанные трупы немцев. В землянках следы бегства и паники, разбросано имущество. На КП дивизии привели первую группу пленных - 48 человек, среди них трое раненых. Большинство напуганы, все - грязные, обезумевшие.

Двигаемся по пути отступления противника. Дороги заминированы, подводы и люди иногда подрываются, однако движение идет успешно. Потери относительно небольшие. Голая, без леса местность, пересеченная оврагами.

13 июля. Сидим в овраге на КП полка, в 400 м идет жестокий бой за дер. Речица. В атаку пошли танки, один запылал. Вскоре деревня была взята, захвачены склады с продовольствием и медикаментами.

К вечеру вошли в дер. Долгое. Противник сосредоточился за рекой, левее села-райцентра Ульяново. К темноте стянулся весь полк.

Подводим итоги двух дней: убито и ранено 21 человек. Вдруг наша землянка содрогнулась от мощного взрыва. Оказывается, немец ударил по 1-й стрелковой роте, которая проходила по оврагу, 15 человек выведены из строя.

14 июля. Во второй половине дня форсировали реку. С тов. Шимуком шли полем к реке, немец встретил нас огнем, мы быстро перебежали поле и скрылись в лесу. Начался воздушный бой. Несколько немецких самолетов сбито, на нас сыплется их лом. На парашютах раскачиваются летчики, их забирают в плен.

Наша задача - выдвинуться к дер. Уколица. Двигаемся лесом, ночью пересекаем дорогу. Вдруг на ней появляются две немецкие машины с солдатами, мы открываем огонь. Машины подбиты, фрицы бегут. Всю ночь ловим немцев.

15 июля. К 4 часам сосредоточились на опушке леса, что северо-западнее дер. Уколицы. Тишина. Вдруг к нам двигается машина. Открываем по ней массированный огонь. Машина остановилась. Взят в плен обервахмистр Волтер. Полтора часа он не говорил о местонахождении НП и батареи, наконец, сказал. Он ранен в двух местах, ему оказали помощь. В 6 часов противник нас обнаружил, открыл убийственный артиллерийский обстрел переднего края и нашего КП. Несем тяжелые потери, но почему-то бездействуем. Здесь мы потеряли до 10 человек командного состава.

Во второй половине дня приказано сняться и двинуться к дер. Сорокино. Противник пустил самоходную пушку и ею оборонял две деревни. Сжег 6 наших танков, но в последнюю минуту наш термитный снаряд покончил и с пушкой и с ее расчетом.

16 июля. В 3 часа входим в дер. Сорокино, а тем временем враг очистил дер. Уколица. Всюду трупы убитых, много раненых. Мы несем большие потери.

18 июля. Получили приказ начать усиленный марш в направлении города Волхов. На десятом километре пути встретили сопротивление. Вместе с тов. Шимуком попали в огневой мешок. Выбрались. Целый день ведем бой за деревню. Вторично попал в мешок артогня. Выбрался. Несем тяжелые потери. Деревню не взяли. Двигаемся к райцентру Знаменка.

19–20 июля. С уполномоченным контрразведки М.М. Шкуриным в ночь на 20 июля прошли 40 км. Ноги истерты и ноют. Зашли в деревню, которую два часа тому назад враг разбомбил. Мокрые зашли в разрушенный дом, старуха топит печь. Залезли на печь и проспали до утра. В 7 часов в дер. Красниково нашли наш полк; пробыв час, пошли искать тылы, чтобы поесть и отдохнуть. Начался артналет, враг не только сопротивляется, но и переходит в контратаки. Обстреливаются все наши дороги и глубокие тылы, но в воздухе наше господство.

21 июля. С утра разгорелся кровопролитный бой. Наша задача - взять Знаменку, а она еще в 12 км, куда противник упорно не хочет нас пускать.

22 июля. Получили задачу занять дер. Круглое Поле и наступать на дер. Верхняя Рыдань. Повели наступление, захватили деревню, но через час противник нас оттуда выбил. Несем большие потери, а пополнения нет, в батальонах осталась лишь половина необходимого состава.

23 июля. С утра наступаем на Верхнюю Рыдань, идут жестокие бои. Целый день находился на наблюдательном пункте командира полка. Вечером противник дал налет на нас. В двух метрах от меня разорвался снаряд, командир при этом сохранял полное спокойствие. Деревню не взяли.

24 июля. Передышка. Отдых. Люди измучены напряженными боями с 12 июля. Пополнения нет. Авиация наша по-прежнему господствует. Танки и мотомехчасти - на правом и левом флангах. У нас, кроме артиллерии, ничего нет.

25 июля. Идут бои местного характера. Сидели у своей повозки, как вдруг в 50 метрах разорвался тяжелый снаряд. Мы залезли в щели. Начался обстрел. В одной щели лежим с агитатором полка тов. Шимуком. Снаряд ударился о дерево над нашей щелью. Воздушной волной меня ударило головой о землю. Вдруг крики. Оказывается осколком смертельно ранило М.М. Шкурина, с ним же тяжело ранило его помощника Конакова, а второй помощник Махович сидел с ними и остался невредим.

26 июля. Ведем бой за дер. Верхняя Рыдань. Противник ни за что не отдает ее. А это и понятно - в 5–6 км проходит основная магистраль Болохов–Знаменка–Карачев и далее Брянск. Немецкий пленный рассказывает о их колоссальных потерях: так, в 6-й роте осталось 5–6 человек, они бы давно сдались, но боятся офицеров.

27 июля. Отдыхаем. Держим оборону на окраине дер. Верхняя Рыдань. К исходу дня получили приказ 28 июля перебазироваться и наступать на высоту и дер. Пашково.

28 июля. В 4 часа после 15-минутной артподготовки пошли на высоту. Движение медленное. Противник отчаянно сопротивляется. Выдвинулись на высоту. Несем потери. К 16 часам было уже 30 человек раненых, сколько убитых - неизвестно. Пошли с Шимуком к минометчикам, вдруг просвистел снаряд и в 20 м от нас разорвался. Шимук стремительно бросился бежать назад, я кричу ему, чтобы остановился, но он продолжал бежать, по дороге его ранило - осколок угодил в мякоть руки. Я проводил его в медсанчасть, а затем в медсанбат.

Закрепились на высоте, но деревню не взяли. Левый сосед весь день ведет ожесточенный бой. До половины дня в воздухе господствуем мы, со второй половины - авиация противника. Бомбит немилосердно. Завязываются воздушные бои.

29 июля. Взяли наконец дер. Верхняя Рыдань и высоты против дер. Паньшино. Всюду распухшие и гниющие трупы людей - приметы недавних и давнишних боев.

30 июля. Дан приказ перебазироваться на 20 км вправо, в том же Знаменском районе. Направление - на Орел, с севера на юг. Запад у нас остается справа; значит, отсекаем немца, создаем нечто вроде кольца. Местность открытая. Авиация противника активизируется, бомбит.

31 июля. Пришли на место, заняли вторые эшелоны. Враг в 5 км за высотой. Мы сидим в низине дер. Кобылино. Впереди нас, на поле и в оврагах, - танковый корпус. Два раза авиация противника по 20–25 пикирующих бомбардировщиков обрабатывала передний край и технику, было сброшено не менее 200–300 бомб. Потери значительные.

1 августа. Авиаразведка донесла о движении в нашу сторону 400 танков противника. Известие не из радостных.

2 августа. Сегодня проходил прием в партию. 17 достойных бойцов были приняты в члены ВКП(б), а за все время боев - 37 человек. Фронтовая газета «За Родину» посвятила целый номер нашему полку. Оценка- полк воевал хорошо.

Передовые части сегодня наступали. Наша авиация бомбила передний край противника.

Нам дали передых, который, по-видимому, продлится 2–3 дня. но отдыхать некогда, надо брать Орел.

3–4 августа. Отдыхаем в дер. Дерлово. Получили пополнение - 750 человек молодежи и бывших в боях бойцов. Придется вводить в бой сразу.

5 августа. На нашем участке предполагается нанести удар на ст. Хотынец (18 км) и ст. Карачев. Туда стягивается огромное количество техники - несколько полков «РС», артиллерия «РГК», корпус танков. Движение этой техники продолжалось с 20 часов 4 августа до 24 часов 5 августа. Противник, заметив это движение, бомбил нас сильно, группами до 20 самолетов, но неудачно.

6 августа. Бой начался против немецкой обороны, которую удалось прорвать, захватили крупный населенный пункт - ст. Ильинское.

За день продвинулись на 7–9 км. Во второй половине дня противник бомбил нас с целью задержать наше движение. Потери незначительные.

7 августа. Продолжались ожесточенные бои. Противник сосредоточил по неподвижным целям огонь из самоходных пушек. С 4 часов утра начались налеты авиации немцев. Целый день шла немилосердная бомбежка. Эшелоны самолетов от 20 до 40 не сходили с лазурного неба.

Здесь я понял, что такое массированные налеты. За целый день наши зенитки сбили только один «мессершмитт». Наши самолеты по одному либо небольшими группами появлялись в небе, но противодействовать противнику не могли. Буквально - наша техника выведена на расстрел.

За 7 августа погибло до 15 машин, а наших самолетов сбито 3. Одна многотерпеливая и многострадальная пехота выносит все.

8 августа. Продвинулись с утра на 4–5 км к ст. Хотынец, осталось 5 км. Необходимо перерезать железную дорогу у ст. Хотынец. С большими потерями, но упорно двигаемся вперед.

9 августа. Бомбежка противника несколько ослабла - видимо, нажали в другом месте. Бои идут за овладение господствующими высотами перед ст. Хотынец. Ожесточенность боя достигла наивысшего напряжения к 17 часам.

10 августа. В 5 часов вошли в поселок и ст. Хотынец. Противник отстреливается убийственно. Ведем бой за ряд деревень по большаку в направлении на Карачев.

11 августа. Ожесточенный бой за дер. Яковлевскую. С господствующих высот противник бьет артиллерией и из бронепоезда. Несем потери, но упорно наступаем.

12 августа. Противник ночью отошел, освободив ряд деревень на подступах к ст. Карачев. При отступлении немцы сжигают дотла все деревни, угоняют население, забирают скот. Готовимся к решительному натиску на Карачев. Пленный, взятый сегодня, показал, что на Карачев немец отвел 100 танков типа «Пантера». вероятно, хочет дать бой.

Командование фронта объявило благодарность дивизии за взятие ст. Хотынец.

13 августа. Шли ожесточенные бои за овладение Карачевым. Были введены в бой крупные силы артиллерии «РС», танки, авиация. К исходу дня, утомленные ожесточенностью боя, остались на исходных рубежах, не продвинувшись ни на один метр. Ночевали прямо в окопах.

14 августа. В 12 часов началась артподготовка, танки двинулись на высоту, пехота приготовилась к атаке. Противник из самоходной пушки сжег 9 наших танков. Атака захлебнулась. Несем потери. В полку осталось 147 стрелков.

15 августа. Утром вошли в г. Карачев - разграбленный, разрушенный, сожженный. В городе немного домов уцелело, в основном - руины. В 16 часов противник начал обстрел подступов к городу с запада, откуда двигались наши части. Затем огонь был перенесен по городу. Ночуем в немецких бомбоубежищах. Составили акт о зверствах немцев за 2 года их оккупации.

16 августа. Противник отошел от города на 10 км. Идем по его стопам. Он закрепился на господствующей высоте перед дер. Ольховкой. До Брянска осталось 32 км. Враг упорно сопротивляется.

17–19 августа. Приказали отвести с передовой дивизию и полк. Был митинг, на котором зачитывался приказ о героизме нашей 11-й ударной гвардейской армии. Велась съемка кинохроники. Теперь мы - гвардейцы и карачевцы, вот боевой рост дивизии от ополченческой до ударной гвардейской. За время последних боев приняли в партию 74 человека. Испытываю гордость, в этом частично и моя заслуга. Получили отдых, баню, хорошую пищу, что безусловно заслужили.

20–24 августа. Отдыхаем. Находимся в 7 км от г. Карачева и в 3 км от передовой. В наших условиях это уже тыл.

22 августа сообщили, что мы должны нанести удар немцам к югу от Брянска, перерезать железную дорогу Брянск–Киев и выйти на западный берег реки Десны. Цель прекрасная, но ее исполнение нелегкое.

Уже появляются немецкие бомбардировщики и громят передний край. Стало быть, противник боится нашего удара.

26 августа. С утра началась ожесточенная артподготовка, с целью улучшить наши позиции и потеснить противника к Брянску.

Целый день шел бой. Мы во втором эшелоне, поэтому являемся свидетелями событий, но не участниками. К исходу дня выяснилось, что упорные бои не увенчались успехом, только взяли человек 20 немцев в плен. Ждем пополнения, скоро начнем формироваться. Видимо, штурм Брянска не обойдется без нашей дивизии. Пока что работаем, отдыхаем, едим.

28–29 августа. Получили пополнение - свыше 300 человек, сержантский состав, в основном 1925 года рождения. Зеленые юнцы, дети-солдаты. При виде этих младших командиров я с грустью вспоминаю воинов 1941 года.

30 августа. Получен приказ передвинуться на левый фланг километров на 35. Идем день и ночь под дождем. Деревни все сожжены, народ ютится в землянках. Прекрасный урожай зерновых и огородных культур. к сожалению, война измяла посевы, но жители кое-как собирают, чтобы не умереть с голоду зимой.

1 сентября. Приказано дивизии занять оборону, расположились от противника в 500–600 метрах. Перед нами задача - сдвинуть врага до железной дороги Брянск–Киев, отрезав его.

Вчера и сегодня идет усиленная бомбежка противника. Один налет наших самолетов насчитывал 60 машин. Противник огрызается зенитной артиллерией, но безрезультатно. Едем принимать новое пополнение - юнцы, даже еще физически не окрепшие, не говоря уже о военном опыте.

2–4 сентября. Дер. Старые Рядовичи Орловской области. Вдалеке видны брянские леса, но там противник пока. Заняли боевой рубеж. Враг отчаянно сопротивляется, но его жмут со всех сторон. На юге- реальные успехи, освобождают Донбасс.

5 сентября. Передвинулись на 5 км на левый фланг, встали против дер. Хотеево, которую ночью взяли. Противник втянулся в лес. Еще две деревни впереди - и лес наш.

Противник сжег все деревни, в том числе и эту, взорвал плотину и мост на реке, сжег водяную мельницу. Саперы начали сооружать переправу. Враг сосредоточил артиллерийско-минометный огонь, однако переправа была наведена и к исходу дня река форсирована.

Из леса противник ночью ведет ружейно-пулеметный огонь. Наши минометы заставили его замолчать.

Втянулись в лес, преследуя врага. Кругом огромные лесные массивы. Встретили группу немцев, приблизительно в 200 человек, вооруженных нашим оружием, - это оказались партизаны. За железной дорогой и станцией Навля партизан, оказывается, несколько тысяч. Своими диверсионными действиями они сильно вредят немцам, помогая Красной Армии.

7 сентября. Утром сосредоточились на реке Навля, строим переправы. Враг из дер. Святое бьет губительным огнем. Много людей выбывает из строя. Атакуем дер. Святое и входим в нее. все сожжено.

Вскоре враг контратакой выбил нас из деревни, до поздней ночи шел бой. Мы несли потери, но упорно шли вперед.

8 сентября. Закрепились на высоте, на другой высоте сидят немцы. Развернулся бой, в котором участвуют 1-й и 3-й стрелковые батальоны. В 17 часов на третий батальон немцы совершили четыре контратаки, их достойно встретили бойцы-юноши, подпуская на близкое расстояние. На правом фланге 7 наших танков атаковали крупные силы немцев и их обоз. Уничтожение было настолько сильное, что эту атаку можно назвать мясорубкой.

Противник подошел к реке Десне, и мы на его плечах тоже подошли к реке. На правом берегу реки, занятом противником, бесконечно идут обозы, войска и автомашины на запад. Мы установили пушки и бьем по правому берегу. Транспорт исчез.

10 сентября. Стоим в лесу. Противник - на правом высоком берегу. Мы ведем редкий артогонь. Обе стороны активности не проявляют.

13–26 сентября. За две недели прошли 300 км. Дороги войны! Какое трагическое зрелище являют сожженные деревни, опустошенные поля, истерзанная земля! Основная масса населения угнана в Германию, истреблена или изгнана с насиженных мест. Вереницы оборванных, изможденных и измученных войной людей двигаются к своим пепелищам- кто на лошадях, коровах, кто пешком, - везут повозки с жалким скарбом. Подходим к железнодорожным узлам Брянск-1 и Брянск-2, которые буквально стерты с лица земли; полотно и пути превращены в развалины. Несмотря на это, железнодорожный путь московской магистрали в 10 км от Брянска был восстановлен уже к 17 сентября. Сам город почти цел. Народ радостно нас встречает.

27 сентября. Стоим в дер. Житня, в 6 км от ст. Почеп. Три дня отдыхаем. Отдохнули прилично. Предстоит сделать 2–3 перехода - и вступаем в бой.

1 октября. Получен приказ двигаться в направлении Брянска, то есть назад, откуда пришли, а там - погрузка в вагоны, и куда ехать, пока неизвестно.

2–4 октября. Достигли предместий Брянска. Остановились в 4 км от города на правом живописном берегу реки Десны в селении Супонево, разместились полком по домам.

До 17 октября отдыхали в Супонево, а сегодня со станции Брянск-2 погрузились в вагоны для отправки под Великие Луки, в Торопец, куда перебрасывается вся наша 11-я гвардейская армия. Путь наш пройдет через Орел, Тулу и Москву.

26 октября. Стоим против Невеля, левее Великих Лук. Сюда двигается боевая техника в огромных количествах, я видел - только по одному шоссе двигался танковый корпус. Вероятно, образуем Прибалтийский фронт для освобождения Прибалтики и Ленинграда.

6 ноября. Канун великого праздника. Радостная весть: мы заняли Киев. Стоим на переднем крае, лицом к лицу с противником. Местность убийственная - сопки и лощины, страшно запутанная оборона. Стреляют обе стороны беспрерывно.

7 ноября. Праздник. Было относительно спокойно. Встречали московских гостей, получили подарки, устроили угощение.

8 ноября. В течение двух недель занимали оборону, но вчера прошел слух, что мы должны отойти на другой участок - в тыл, примерно на 60 км.

23 ноября. Марш совершен в страшно тяжелых условиях. Грязь непролазная. Прошел обильный снег, а затем все растаяло в болотистой местности. В течение двух суток было пройдено 75 км. Заняли передний край обороны - это между Витебском и Невелем, здесь разместилась наша 11-я ударная армия. Будем рвать сильно укрепленную оборону противника в двух направлениях - одно на Витебск, другое на Полоцк. Распутица продолжает усиливаться. Машины, люди, орудия - все тонет в грязи. Стянуты огромные артиллерийские средства, а снарядов к ним поступает мало, все упирается в транспорт. То же и с питанием людей.

25 ноября. В политотделе дивизии проходило совещание в присутствии представителей 1-го Прибалтийского фронта и 36-го корпуса.

Поставлена очень серьезная задача - прорвать оборону противника, которую он крепко держит, так как в 8 км от его переднего края проходят две важнейшие коммуникации: шоссе Витебск–Псков и железная дорога Витебск–Ленинград. Предстоят упорные и кровопролитные бои.

3 декабря. Положение с подготовкой к наступлению резко изменилось не в нашу пользу. Мы занимаем открытую топкую пересеченную местность, просматриваемую противником. Он же занимает оборону впереди железной дороги и шоссе, в 500 м от них, а за ними идет огромный лесной массив. К тому же погода вконец испортилась - пошли дожди, мокрый снег, дороги развезло, непролазная грязь. На всех проселочных дорогах- завязшие в грязи сотни автомашин, тракторов, танков. Все остановилось. Люди, промокшие, уставшие, после восьмидесятикилометрового перехода не имеют сносного питания. Попытки на вьюках обеспечить продовольствием 9000 человек дали незначительный эффект.

И вот принимается решение: 2000 человек снять с обороны и отправить в тыл за 50 км, чтобы на себе каждый принес по одному снаряду, мине и по 15–20 кг продовольствия. И вот эти полуголодные люди днем и в непроглядную тьму шли, увязая в грязи, тянули к фронту весь этот груз. Какие же нечеловеческие усилия и испытания должен преодолевать наш русский солдат! К тому же эти люди, как только установится погода, должны идти в наступление, уничтожать и гнать врага. Сегодня впервые за 10 дней подморозило. Надолго ли? Нет ни одного солдата, который бы не желал крепких морозов, хотя от них он будет страдать.

12 декабря. Погода устоялась. Мороз минус 3–5 градусов. Сегодня получили Красное Знамя Верховного Совета, до вечера отдыхали. Вечером пришли работники из корпуса и дивизии и сообщили о начале наступления завтра утром. Что даст нам завтра? Перед нами важнейшие коммуникации немцев - шоссе и железная дорога, их нужно взять. Вероятно, это будет сделано, но какой ценой?!

13 декабря. В 9 часов утра началась всесокрушающая артподготовка. Сплошное море огня, огромные облака дыма. Горизонт заволокло сплошной пеленой дыма. Этот ужасный огонь беспрерывно длился 2 часа. Казалось, что на этой несчастной земле, на которую обрушились тонны металла, нет места ничему живому. В этот день мы продвинулись на 4 км. Враг яростно отбивался из пулеметов и артиллерии. Непонятно, как могли немцы сохраниться при таком огне.

14 декабря. Продвинулись еще на 2 км, взяли шоссе. Первая задача выполнена. Враг засыпает нас из минометов и дальнобойной артиллерии, самоходных пушек - «фердинандов». Наши люди выбывают десятками.

15 декабря. Наконец перерезали не только шоссе, но и железную дорогу. Враг бежит, оставляя целые деревни.

17 декабря. Наша задача взять Витебск, ближайшая задача - г. Городок, до которого осталось 20 км. Ведем бой за дер. Порядки. Противник вывел несколько орудий на прямую наводку. Кругом изуродованные трупы бойцов. Картина ужасная.

Продвинулись еще на 7 км. Входим в леса. Попадаются мирные жители, плетущиеся к своим очагам.

19 декабря. Ведем бой с 6 часов утра. Подтягивается артиллерия. Бои кровопролитные, но безрезультатные. У нас в полку один батальон вместо трех, в батальоне 175 человек вместо 1500. Вот во что обходится наступление! В течение дня провели три атаки с мощной артиллерийской подготовкой. Враг гибнет, но сидит упорно. Никаких результатов. Завтра будем наступать. Командующий фронтом Баграмян объявил благодарность дивизии и ее командиру генерал-майору Петеру. А во что обошлась эта благодарность?..

22–24 декабря. Бьемся два дня, и все безрезультатно. От Городка - в 9 км. Мы ежедневно атакуем противника колоссальными артиллерийскими налетами, но враг все же сидит в траншеях и не уходит.

24–31 декабря. Трое суток вели ожесточенные бои. Противник упорно сопротивлялся, но сбит с занимаемых рубежей, благодаря тому, что правофланговая 4-я ударная армия взяла г. Городок. Идем по полям, над которыми только что прогремели артиллерийские снаряды. Всюду трупы наших бойцов и командиров, у немецкой обороны - их солдаты и офицеры. Неисчислимые страдания испытывают местные жители. Запомнился эпизод, когда в дом, где остановилась наша политчасть, пришло трое детей 11, 7 и 5 лет. Они пришли из леса, их родители погибли, а они долго шли, надеясь встретить своих. Полуобмороженные, голодные, очутившись в тепле, упали на нары и заснули мертвым сном, во сне бредили от пережитых ужасов.

Прошли еще 12 км, до Витебска осталось 30 км. Противник по мере нашего продвижения усиливает сопротивление.

1 января. Вот наступил очередной новый военный год. Всю новогоднюю ночь шли маршем. Прошли 18 км. Передвинулись на правый фланг за г. Городок. Подошли к шоссе Сиротино–Витебск.

В ночь с 1 на 2 января наш полк двинулся на передовую, перерезав шоссе Сиротино–Витебск. Подтянулись к дер. Ермачки, за которой находились исходные рубежи нашего полка для наступления. В эту ночь при подходе к деревне противник обстрелял наш полк. Потери большие.

Утром 2 января мы начали наступление. Противник яростно сопротивлялся, мы не продвинулись ни на один метр.

Когда наше наступление захлебнулось, немцы перешли в контрнаступление и оттеснили нас к оврагу за дер. Ермачки. Мы понесли большие потери. Самоходная пушка врага зажигательными снарядами сожгла деревню. В огне погибло много раненых, которых не успели эвакуировать. Артиллерия немцев поражала наши резервы и наши артиллерийские позиции.

7 января была предпринята вторая контратака немцев. Она также принесла нам огромные потери, но и немцы оставили на поле боя 13 подбитых танков и гору трупов.

За два дня контратак, предпринятых немцами, мы потеряли только убитыми 400 человек и около 700 раненых. Потери ужасные. Это самые тяжелые бои, какие только я пережил. Как много крови и жизней стоят нам эти 12 дней начала нового года, принесшие нам большие военные разочарования.

Факт оттеснения нашего полка (3 января) за дер. Ермачки всполошил начальство из 4-й ударной армии, которой мы обеспечили 30 декабря овладение г. Городком. Приехал подполковник из этой армии, ведавший отделом партработы в Политуправлении, он получил лживую информацию о положении дел на фронте. Составили дело, началось разбирательство искаженных фактов. Пришлось доказывать свою невиновность, непричастность к тому, в чем нас обвиняли. Дополнительная нервотрепка.

13 января. Изрядно потрепанный полк и дивизию отвели не на отдых, а на формирование - оснащение боевой техникой и людским составом. Живем в витебских лесах в 10 км от переднего края. Такая относительно спокойная жизнь продолжается до 1 февраля.

1 февраля. Получен приказ выдвинуться к шоссе Сиротино–Витебск под дер. Матрацы для нанесения удара в направлении г. Витебска, для последующего овладения этим городом.

Утром 2 февраля на немецкую оборону обрушилась гигантская лавина нашего артиллерийского огня по фронту в 10–12 км. Горизонт сделался черным от дыма. Артподготовка продолжалась 1 час 40 минут, после этого пехота тремя эшелонами поднялась и пошла вперед.

Противник слабо сопротивлялся. Через час мы быстро преодолели 5 км, заняв дер. Городище, и продолжали дальнейшее движение.

Сила артогня была настолько велика, что круглая роща в диаметре 0,5 км, где проходила вторая линия немецкой обороны, в основном была уничтожена. Многолетние сосны сносились с корнем, через каждые 3–4 м зияли огромные воронки, а поле за этой рощей буквально было вспахано снарядами. Всюду валялись обезображенные трупы немцев. Первые 5 км противник бежал в безумной панике, бросая вооружение, в том числе два самоходных орудия, много складов с военным имуществом. Но затем начал усиливать сопротивление, и на 8 км за дер. Новоселки, близ шоссе, на юго-западном берегу реки, закрепился, успел оправиться, подтянул резервы и артиллерию, ежедневно бросая на нас авиацию, окончательно остановил наше наступление.

От этих мест до Витебска оставалось 12 км.

Отчаянные наши попытки прорвать здесь оборону не увенчались успехом, гвардейцы начали выдыхаться и численно быстро редеть. Враг буквально засыпал нас снарядами.

6 февраля. Находясь на КП под дер. Ворошилы, я готовился ночью провести партийную работу. Почти рядом находились три землянки, в средней из которых был я с фотографом политотдела.

Приблизительно в 1 час ночи противник сделал налет на наше расположение. от разрывов снарядов наша землянка дрожала, земля сыпалась с потолка и стен. Затем эти налеты начались через каждые 20 минут вплоть до 8 часов утра. В один из налетов снаряд крупного калибра попал в крышу соседней землянки, в которой находился штаб артиллерийского дивизиона в количестве 30 человек. Землянка была разворочена взрывом, из этих людей невредимым выполз начальник штаба и семеро красноармейцев, тяжело раненных, остальные были погребены под развалинами.

8 февраля. Дивизию отвели на исходные рубежи за дер. Матрацы для приведения себя в порядок и пополнения людьми, так как в полку еле насчитывалось 100 человек.

В этих боях мы также потеряли много прекрасных командиров и бойцов. А живые несли невыносимо тяжелый военный труд.

Бойцы, находясь несколько дней под ожесточенным огнем, не получали горячей пищи. Затем беспрестанный холодный дождь, а ночью заморозки до такой степени издергали и измучили людей, что многие впадали в апатию, ни на что не реагировали, все было им безразлично. Затем начались массовые заболевания и выбытие людей из строя. На передней линии боец обогреться не может - он лежит в маленьком земляном или снежном ровике несколько суток подряд, грязный, обросший, с воспаленными глазами, в замерзшей шинели, которая днем намокает от дождя, а ночью замерзает, в замерзших валенках-колодках. Каждый, кто бы увидел такого защитника Родины, сказал: «Да, это великий мученик, переносящий нечеловеческие страдания». Только здесь, в этих условиях, можно увидеть воочию весь ужас мучений и страданий человека, огромное напряжение сил и нервов его, только здесь можно со всей силой проклясть навязанную нам войну.

20 февраля. Получен приказ перебросить всю 11-ю гвардейскую армию, а следовательно, и нашу дивизию на северо-восток к г. Невель.

Пешком мы проделали 120 км, по местам недавних боев, по шоссе Невель–Городок. Деревни в основном сожжены. Мороз крепкий, согреться негде. Люди страдают от холода и утомления.

К 29 февраля сосредоточились у дер. Обитель Юрьево для нанесения удара и прорыва обороны немцев с выходом к железной дороге и шоссе Идрица–Витебск, либо Идрица–Пустошки–Новосокольники–Великие Луки. Местность холмистая и болотистая, неудобная для наступления, но выгодная для обороны.

1 марта. В 10 часов утра началась артподготовка, которая продолжалась около двух часов. Полк построен в три эшелона побатальонно. Как только пехота поднялась в атаку, противник открыл бешеный артиллерийский огонь, сопровождавшийся беспрерывными контратаками.

Движение нашей пехоты приостановилось.

Полк не сдвинул противника ни на шаг, а наоборот, плотностью своего артиллерийского огня он наносил нам огромные потери, даже тогда, когда мы прекратили наступление, а также нашим тылам на глубину до 5 км. Итак, и это наше наступление захлебнулось. Оно продолжалось до 6 марта. Я считаю причиной наших неудач слабость, а попросту никудышность нашей артиллерийской разведки. Мы не смогли изучить систему огня и огневые точки противника. Вот почему после двух часов артподготовки мы не смогли подавить его артиллерию, которая преградила путь к наступлению.

7 марта. Получен приказ бросить дивизию на правый фланг от этого участка. Расположились в лесу у дер. Ломоносово. Получили пополнение людьми - два раза по 90 человек.

10 марта. Началось наступление соседних гвардейских дивизий, мы же должны бы были развивать успех после прорыва немецкой обороны. К середине дня впереди стоящие дивизии прорвали оборону, вошли в «мешок» на 5–7 км вглубь и остановились, так как противник оказал сильное сопротивление артогнем и контратаками.

16 марта. Началась подготовка к грандиозному наступлению с участием танкового корпуса. Была подтянута артиллерия. Задача состояла в прорыве «мешка», отсечении железной дороги Идрица–Пустошка, для чего необходимо совершить 8-километровый путь.

Перед началом наступления в полк приезжал командующий фронтом генерал армии Баграмян. Казалось, все было продумано и взвешено.

17 марта в 10 часов утра началась необычайной силы артподготовка. Тысячи тонн металла в течение двух часов были обрушены на переднюю и глубокую оборону немцев. После этого пошли танки и совсем слабо стала двигаться пехота. Наш полк поддерживал батальон из 18 танков. В начале атаки из этого количества было подожжено 7 наших танков, остальные повернули обратно. Пехота, пройдя 300–400 метров, залегла из-за сильного огня противника. Затем пехота вернулась на свои исходные позиции. Противник усилил огонь, и наступление сорвалось, принеся нам огромные потери. В первом стрелковом батальоне на 19 марта осталось 12 стрелков, во втором- 10, а в третьем - 16 человек. То же и в других полках дивизии. Дивизия потрепана и небоеспособна. Причина та же: нет надежной разведки вообще и артиллерийской в частности. От рядового солдата и, думаю, до командующего фронтом все подавлены этими неудачами.

4 апреля. Сегодня получен приказ о перебазировании дивизии с выходом на Ленинградское шоссе. Предстоит движение пешим порядком. Итак, мы простояли 15 дней в 20 км от передовой. За это время хорошо поработали, сносно отдохнули, вернее отоспались.

Передислоцируемся в сосновые леса у Ленинградского шоссе Невель–Пустошка в 30–35 км от фронта.

5–6 апреля. В течение двух дней обустраивали образцовый лагерь: вырыли в земле целые казармы на 100–120 человек. Впервые за 7 месяцев лег спать в белье.

8 апреля. Налаживается нормальная боевая подготовка. Получаем довольно приличное пополнение, в основном из тыловых запасных полков. Прибыло новое вооружение, - винтовки со штыками, новые орудия, вводятся новые виды вооружения. Стрелковые подразделения усиливаются пулеметами последней разработки. Наша задача будет состоять в том, чтобы морально укрепить солдат и офицеров и нацелить их на более грандиозные задачи по разгрому врага.

В течение апреля вступило в ряды партии 55 человек. Теперь моя парторганизация насчитывает 344 коммуниста. Это, безусловно, успех.

1 мая. Парад войск 84-й гвардейской стрелковой дивизии. На живописной поляне, окруженной могучими соснами, выстроились полки дивизии и ее специальные подразделения. Офицеры и красноармейцы в парадных костюмах и летнем праздничном обмундировании представляют собой прекрасное зрелище. У всех приподнятое настроение. В 11 часов дня появляется машина с командиром дивизии генерал-майором Петерсом. Генерал здоровается с частями. Через 40 минут появляется машина, и к площади подъезжает командующий 11-й гвардейской армией генерал-лейтенант Галицкий, прославленный герой начала войны. Он из числа немногих героев, который выводил свою дивизию от Бреста до Смоленска, при этом 45 дней находясь в тылах противника. Генерал Галицкий обходит выстроившиеся части, здоровается и поздравляет с праздником. Гремят два оркестра. Затем перед трибуной проходят полки церемониальным маршем. Целый день выступали артисты, демонстрировались кинофильмы. Раздали американские часы-подарки, одни вручили и мне. У меня радость - мне разрешили двадцатидневный отпуск в Москву. какое счастье, почти нереальное, увидеть так скоро близких.

1 июня. Возвращаюсь в часть после отпуска, отыскал ее в районе Рудня–Орша. Друзья восторженно меня встретили. Приступаю к исполнению своих обязанностей.

Сообщили об открытии второго фронта союзниками на западе. Успехи десантных войск на севере Франции и Италии вселяют надежду на благоприятный исход предстоящих наших летних наступлений.

13 июня. На нашем участке обороняется немецкая усиленная штурмовая 78-я пехотная дивизия. Оборона представляет собой глубоко эшелонированную сложную и сильную систему траншей, дзотов и опорных пунктов. Личный состав чрезвычайно стойкий - значительная часть «СС». Плацдарм, с которого мы предполагаем нанести удар, чрезвычайно невыгоден - хотя и пересеченная, но абсолютно открытая местность. Несмотря на это, предполагается сосредоточение такого огня и в течение такого времени, который разрушит все хитроумные сооружения немцев. Предвижу, что это будет невиданное сражение.

18 июня. Получили приказ выдвигаться на передний край. А в лесу, за 25 км от передовой, рассредоточиваются около пяти гвардейских дивизий, которые завтра должны заменить обыкновенные части, уже стоящие на обороне.

20 июня. Открытая, но пересеченная местность - ни деревень, ни посевов. Это в 28 км северо-восточнее г.Орша и в 2 км правее магистрали Москва–Минск. Здесь начиная с января этого года Западный фронт трижды предпринимал наступление, не увенчавшееся положительным результатом, а потери фронта составили 100 тысяч человек (!). Вот на это гиблое место, место смерти, мы, в составе 11-й гвардейской армии, выдвинулись для осуществления четвертого прорыва, более грандиозного, чем предыдущие, и который должен принести успех.

21–22 июня. Днем ни души, никакого движения, как на обороне немцев, так и у нас. Все зарыто в землю. Но с наступлением темноты и до рассвета движутся бесконечные потоки вооруженных, запыленных людей, растекающихся по складкам местности, траншеям, подходя к самому переднему краю. Стоит несмолкаемый гул моторов, ползут танки, самоходные орудия, подтаскиваются артиллерийские средства, минометы, в том числе «РС» («катюши») и т.д.

Прорыв намечен по фронту, протяженностью в 6 км. На каждом километре прорыва в первом эшелоне было установлено 350 орудий, следовательно, по всему фронту - 2100 орудий. На прямой наводке стояло до 100 орудий на километр, то есть 600 орудий калибра от 45 до 203 мм. При этом каждый пехотный полк поддерживало не менее одного полка минометов 120 мм и одного дивизиона «катюш» («РС») и т.д.

К 4 часам утра 23 июня к переднему краю был пододвинут танковый корпус, не менее 600 машин. Еще к этому нужно прибавить, что прорыв поддерживало 1000 самолетов - наших и американских.

Такие вот грандиозные средства истребления человека были сосредоточены на этом узком клочке земли.

23 июня. Ровно в 5 часов воздух, земля и все живое вздрогнуло от исполинского выстрела не менее 300 орудий разных калибров, затем в канонаду вступали все новые и новые сотни орудий, и, наконец, все покрылось мраком. Горизонт затянуло дымом, небо померкло. И вот через 30 минут дали залпы сверхмощные минометы и «катюши». Этот ад продолжался 3 часа. На стороне противника в это время был виден сплошной огонь, земля горела пламенем. Казалось, что там не осталось ничего живого, что все должны были погибнуть. К 9 часам утра наша пехота поднялась в полный рост и пошла в атаку, и, как ни странно, враг огрызался из тяжелой артиллерии, а когда пехота приблизилась к траншеям противника, она была встречена снайперским и пулеметным огнем. Откуда взялись эти снайперы? Как уцелели?..

В результате, к исходу дня 23 июня наша пехота продвинулась на 2 км. Ночью 24 июня был сделан еще бросок, и противник побежал. Началось мощное преследование врага. К 24 июня, за одни сутки мы потеряли не менее половины личного состава. Такова цена нашего успеха.

Утром 24 июня мы с представителями политотдела двинулись вперед преследовать врага. Прошли нейтральное поле, которое сплошь было усеяно трупами наших бойцов еще с зимнего наступления. Страшная картина истребления людей. Каждый метр земли перепутан колючей проволокой и заминирован. Вышли на шоссейную дорогу, пересекающую магистраль Москва–Минск. Здесь у противника сплошные блиндажи и трупы немцев, вчера погибших. По магистрали наблюдается невероятное движение нашей техники, устремившейся на запад через горловину прорыва, которую вчера мы осуществили ценой огромных жертв. На полной скорости движутся танки с десантами, за ними- орудия всех калибров на механической тяге, за ними - «катюши», военные машины всех рангов, и их не тысячи, а десятки тысяч. Враг делает бесплодные попытки артобстрелом магистрали остановить это гигантское движение армии. Могучие потоки все сметают на своем пути. Враг в панике.

Ночью немецкие самолеты-одиночки бомбили движение пехоты по всем дорогам. Мы всю ночь шли, к утру сосредоточились в дер. Соловьи.

25 июня. В деревню и около нее вошли две дивизии, противник дал возможность втянуться всем и открыл по нам ураганный огонь из «фердинандов». Мы понесли чувствительные потери.

К 11 часам утра получили приказ передвинуть дивизию на правый фланг по магистрали Москва–Минск.

26 июня. Мы полностью овладели городом Орша. Было взято много пленных, огромные материальные ценности, в том числе один эшелон с лошадьми. Много было выловлено предателей и изменников Родины. В ночь на 27 июня двинулись на запад с целью преследования врага, но его не оказалось. На рассвете верхом на лошадях въехали на железнодорожную ст. Кохановка. Всюду следы прошедшей военной операции: до 50 немцев валяются в пыли мертвые, разрушены и взорваны склады, на железнодорожных путях стоят 10 составов вагонов, груженных техникой, один состав гружен авиационными бомбами весом до 3 т каждая и т.д. Юго-западнее станции остановились на трехчасовой отдых, затем выехали на магистраль Москва–Минск.

Наблюдаем страшную картину. На протяжении 20 км магистраль Москва–Минск устлана трупами немцев, лошадей, разбитыми автомашинами, орудиями - все это прямой наводкой нашей артиллерии разносилось в клочья, но самое истребительное действие оказывала наша авиация. Три дивизии со штабами, офицерами и генералами разбежались от магистрали по лесам, и когда мы вторыми эшелонами продвигались по магистрали, к нам из леса выходили сотни немцев и сдавались, но на них никто не обращал внимания, им просто давалось направление на восток и они толпами двигались дальше, унылые и подавленные.

28 июня. Двигаемся с неослабевающим темпом на запад. Господствуем на земле и в воздухе. Магистраль наша. Могучие потоки машин и техники неудержимой лавой идут вперед.

Подходим к районному центру г.Бобруйску.

29 июня. Подошли к г. Борисову. Его только что взяли наши войска. Все горит и взрывается. Взорван и гигантский мост через р. Березину. Переправлялись с помощью подручных средств, выдержав при этом необходимые для второго эшелона при его движении заданные 35 км.

30 июня - 5 июля. Продвигаемся по-прежнему в неослабевающем темпе. У Логайска произошла встреча с партизанами, их очень много. Полчаса провели в дружеской беседе. Командир отряда подарил мне хорошую лошадь с седлом, теперь я совершаю марш верхом на лошади.

Наши войска взяли Минск. Подходим к старым границам, то есть границам 1939 года. Население встречает нас восторженно, как избавителей. Во второй половине дня 5 июля получили изменение маршрута - будем двигаться на Молодечно, где предполагается встреча с противником.

6 июля. У Молодечно противник оказал слабое сопротивление. Мы вошли в полусожженный город, это важнейший железнодорожный узел, к счастью, в основном сохранившийся. Интендантские склады сожжены, много хороших продуктов погибло, но бойцы стараются что-то извлечь из пожарищ.

7 июля. Мы уже второй день идем по территории Польши, проделали 35 км, предстоит проделать столько же. Люди стоически переносят трудности наступательного марша. В одном из хуторов по пути нам рассказали жители, что вчера арьергарды немцев собрали из окружных хуторов 18 парней и расстреляли их за то, что они могут попасть в Красную Армию. Какая нечеловеческая подлость и варварство!

8 июля. Проделали опять 40 км, находимся в 50 км от Вильно. население в основном поляки, смотрят на нас непонимающе, кругом бедность и беспросветная темнота. Замечены случаи произвола и мародерства.

Сегодня командир полка созвал совещание офицерского состава и призвал самым решительным образом пресекать мародерство, за что будет следовать строгое наказание.

9 июля. Сегодня мы проделали не 45 км, как предполагалось, а 63, это рекордный марш, а по существу, просто безумие. Люди и лошади падают от изнеможения. Подходим к Вильно и Лиде, окружаем и уничтожаем мелкие группировки немцев. Местные жители, в основном поляки, встречают внешне радостно, но мы ведем себя недостойно, продолжаются случаи мародерства, и не потому, что кушать нечего, а из-за комплекса победителя.

В одном крупном населенном пункте Виленской области отдыхали в имении родовитого помещика Богушинского, который сбежал, бросив все свое имущество. Отдых был короток, и снова в путь.

10 июля. Преодолели сопротивление небольшой группы противника, потеряв при этом 11 человек ранеными. Двинулись дальше, проделав к исходу дня 30 км, при этом форсировали две небольшие речушки.

11–15 июля. Двигаемся по 35 км в день, вошли в Литовскую ССР. Население зажиточно, настроено враждебно.

Организовали штурмовой батальон по форсированию Немана, который от нас в 45 км. Нас начинают бомбить самолеты противника, но на земле он оказывает слабое сопротивление. Литовцы распускают слухи о том, что немцы хотят заманить нас в грандиозный «мешок». Мы настораживаемся, у нас мало боеприпасов, их не подвозят, коммуникации растянуты. Мучительно и тяжело было, когда мы стояли под Москвой; еще более мучительно и опасно, когда мы сегодня находимся в 60 км от границ Восточной Пруссии.

Сегодня, 15 июля, в двух местах форсировали Неман. Утром немецкие пикировщики разбомбили переправы. Опять налаживаем штурмовой батальон. Уже за рекой заняли две деревни.

16–17 июля. Взяли районный центр Литовской ССР Алитус. Немец начинает усиливать сопротивление. Население относится враждебно, и есть за что: продолжается мародерство, на приказ командиров не обращают внимания.

18–19 июля. Наш полк в числе первых форсировал Неман, многих участников этой операции представили к званию Героя Советского Союза.

Вот она, могучая и красивая река Неман! Сколько значительных исторических событий совершалось на ее берегах, сама седая история России и Литвы перед нами.

Противник бомбит переправы, несем потери. Под бомбежками переправились на западный берег реки. Усилили зенитный огонь, которого немецкие самолеты боятся.

20 июля. Ведем упорные и тяжелые бои. Противник в 6 км от берега закрепился и дальше нас не пускает. Мы потеряли почти весь личный состав, с которым вышли из-под Орши. Получили пополнение, наспех мобилизованных мужчин из освобожденных районов, трусливое и не обстрелянное воинство - от выстрела или шума бегут как зайцы.

21–24 июля. Составлял отчет за прошедший месяц боев: из 395 членов и кандидатов партии потеряли ранеными и убитыми около 200 человек. Таких потерь полк еще не видел, но эти жертвы окупились очищением родной земли.

Роем траншеи, окопы - полк перешел к обороне. Передышка перед новой волной наступления.

25–27 июля. Занимаем прежние рубежи. Противник сопротивляется. Мы удерживаем плацдарм на западном берегу Немана.

27–28 июля. Нас отвели во второй эшелон. Сегодня, 27 июля, Красная Армия, громя фашистскую армию, освободила Белосток, Львов, Станислав, Нарву, Двинск.

Я сегодня получил орден Отечественной войны 1-й степени и медаль «За оборону Москвы».

29–31 июля. Выдвинулись во второй эшелон на левый фланг у дер. Мирослав. Двигаемся усиленными маршами; авиация противника бомбит переправы на Немане далеко у нас в тылу. 16-я дивизия сдвинула немца, и он покатился к своим границам.

2–3 августа. Вели переменные наступательные бои. Взяли двух пленных - немец и поляк. Солдаты воевать не хотят. Мы от границы в 10 км.

4 августа. Наступали. Вели тяжелые бои. Противник укрепился на возвышенностях, а мы наступаем с низменностей. Косоприцельный и фланговый огонь режет наши ряды. В ротах по 15–18 человек.

К 15 часам 3-й батальон потерял весь свой командный состав, был атакован тремя немецкими танками; противотанковых средств у нас не было. И вот случилось то, что случилось - малоустойчивые бойцы из нового пополнения, еще не обстрелянные, начали отходить под воздействием пулеметно-пушечного огня противника, а затем один батальон побежал. Мы, парторг 3-го батальона, комсорг и я, останавливали людей и водворяли на место. Через час положение было восстановлено.

5 августа. Генерал, командир дивизии дал шифровку Военному Совету 11-й армии, чтобы меня и зам. командира полка по политчасти Богача снять с работы, разжаловать и отправить рядовыми в штрафную роту из-за того, что не обеспечили высокий наступательный дух солдат и допустили отход батальона с занимаемых рубежей, то есть уход с поля боя.

7 августа. Прибыла комиссия из политотдела 11-й армии для расследования фактов, изложенных в шифровке. В результате - дело на меня передать в ДПК, дивизионный партийный контроль, для привлечения меня к партийной ответственности за то, что сразу, в партийном порядке, не реагировал на произошедший отход батальона с исходных рубежей.

8–11 августа. Занимаем оборону в 12 км западнее г. Кальвария. Враг присмирел, ведет редкую артиллерийскую стрельбу. Лежим на высотах, с которых ведем наблюдение за действиями противника.

13 августа. Я и Богач вызваны в политотдел 11-й гвардейской армии для личного объяснения с полковником Романовым. Он сказал следующее: «Ваш генерал отказался от своего предложения о снятии вас с работы, он хотел, чтобы мы вас только пожурили». Этим дело и кончилось, а нервов потрепали достаточно.

23 августа. Нам дали большой срок до 10 октября для тщательной боевой подготовки. После чего, обученные и отдохнувшие, начнем наступать. Будем усиленно готовиться.

25 августа - 1 сентября. Получены директивы о том, что наш учебный процесс увеличивается еще на один месяц, то есть до 10 октября. Усиленно готовим людей к боям. Ежедневная учеба в поле, приближенная к боевым условиям, - тактика стрельбы, изучение материальной части оружия, политическая подготовка.

2–4 сентября. Проводились показные учения 1-го стрелкового батальона с боевыми стрельбами. Присутствовал командир дивизии генерал Петерс. Отмечены недостатки, но в целом подготовка идет удовлетворительно.

7–20 сентября. Ничего существенного не произошло. Упорно занимались боевой подготовкой. За годы войны мы научились распознавать приближающееся время наступления врага. Со страниц газет не сходят статьи об отваге, мужестве и умении советской гвардии вести истребительную войну. Нужно полагать, что вскоре мы тоже вступим в дело, но когда и где, в каком направлении?..

24 сентября. Проходят бесконечные тактические занятия, начиная от отработки боя одиночного бойца, до наступления батальона на сильно укрепленную оборону противника. Все это сопровождается артиллерийским минометно-пулеметным и ружейным огнем. Следует заметить, что учеба дала свои положительные результаты.

Уникальные кадры - скан фронтового дневника участника 2-й Мировой Войны. Интереснейшие записи, отражающие истинное чувство предстоящей победы и перенесенных лишений. В нем все то, что пришлось пережить нашей стране в ужасные военные годы. Читаем дальше!

Впереди баррикады противника, мины, справа и слева вода. Наступали трижды, понесли 50 процентов потерь личного состава и всех офицеров. Я был офицером связи и принял командование, когда принес третий приказ наступать.
Бьет гранатомет, ножом роешь лисью нору. Верх ячейки–окопа прикрываешь досками. Слышишь выстрел, и к моменту падения гранаты пытаешься по возможности влезть в нору. Граната разбивает доски, если не попадает в щель между досок. В лисьей норе, когда бьет гранатомет, наблюдение ведут из тыла, и если надо наступать или стрелять, звонят. До противника - 100 метров. Даже ночью большак простреливается так, что ходить за пищей и боеприпасами опасно. Лопатки не разведешь.

На восьмой день, по телефону от начштаба получил приказ наступать. Все солдаты сидели по отдельным ячейкам вдоль дороги. Чтобы выскочить и пробежать по ячейкам передать приказ, два раза показывал лопату, и тут же из пулемета - очередь. На третий раз выскочил сам. Когда бежал, пулеметные очереди дождем прошивали землю под ногами, и даже между ног. Успел пробежать две ячейки, крича: « По сигналу ракеты вперед, на баррикаду!» В третью ячейку прыгнул кому–то на голову. Затем таким же путем - в пятую ячейку. Старшина Чуфаров оттуда меня не выпустил. Нервное напряжение игры со смертью так вымотало, что я согласился. Очень устал. Отдохнул, и через час вернулся в свой окоп. Телефон не работал. Кабель был перебит пулей.

Перед рассветом, пользуясь темнотой, подошли к баррикаде и окопались, производя большой шум. Туман рассеялся. Около дома из окопа торчали ноги. Немцы прибили своего сержанта.
Выхожу на дорогу с нательной белой рубахой на палке и подхожу к баррикаде для переговоров, предлагая немцем сдаться.
Немцы выбежали из-за баррикады ко мне с винтовками в руках. Ныряю за обломки в воду и готовлюсь биться до конца.
-Русь, не стреляй, в плен идем!- закричали немцы.

18 апреля было приказано по телефону встретить танки и вывести их на огневые позиции. За время войны я так привык к земле, что отказался от предложения танкистов залезть в танк, а побежал впереди них под обстрелом, указывая огневые позиции, атаку немцев отбили. (Район я знал хорошо – район обороны моего взвода).

И.Г. ТАЖИДИНОВА

ДНЕВНИКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941-1945 гг.: ПОТЕНЦИАЛ ИСТОЧНИКА

Tajidinova I.G. War time diaries: the potential of the source. In honour of the 70th anniversary of Great Patriotic war

Аннотация / Annotation

Статья посвящена научному анализу содержания дневников советских граждан, относящихся к периоду Великой Отечественной войны. Подчеркивается значение дневника как средства совладания с жизненными трудностями в экстремальной ситуации. Делаются выводы об особенностях дневников в зависимости от того, велись они на фронте или в тылу. Рассматриваются возможности и перспективы использования дневников в современной историографической ситуации.

The article is devoted to scientific analysis of the contents of Soviet citizens Great Patriotic war diaries. It is argued that a diary is a means of overcoming life’s difficulties in an extreme situation. It is concluded that diaries’ specificities depend on where they were kept in the front-line or in the rear. The article also considers possibilities and future trends of using diaries in a nowadays historiographical situation.

Ключевые слова / Keywords

Источник, источниковедение, Великая Отечественная война 1941-1945 гг., дневники военного времени, фронтовая и тыловая повседневность. Source, source study, the Great Patriotic War 1941-1945, war time diaries, front-line and rear routine.

ТАЖИДИНОВА Ирина Геннадьевна – доцент кафедры социологии Кубанского государственного университета, кандидат исторических наук, г. Краснодар; 8-861-267-27-87; 8-962-860-77-77; Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

Всплеск интереса к истории Великой Отечественной войны определяется не только чередой памятных дат, отмечаемых в российском обществе. В значительной мере он связан с появлением новых подходов в осмыслении военной темы, современными тенденциями в развитии гуманитарного знания в целом. Очевидно, что разработка таких исследовательских направлений, как социальная история, микроистория, гендерная история, военно-историческая антропология находится в тесной зависимости от введения в научный оборот соответствующих источников. Одно из центральных мест в круге этих источников принадлежит дневниковому наследию военных лет.

Дневники обычных людей, «среднестатистических» советских граждан, относящиеся к периоду Великой Отечественной войны, определяются как малочисленная группа источников. Если дневниковые записи видных общественно-политических деятелей, писателей, ученых известны давно, то внимание к таким дневникам – явление последнего времени. Представленные в архивах России буквально единично, а в лучшем случае – десятками, дневники уступают в количественном отношении такому ценному массовому историческому источнику как письма военных лет. Но, в отличие от последних, не обреченные на прохождение сквозь «сито» военной цензуры, дневники освещают широкий спектр настроений и жизненных ситуаций комбатантов и мирных граждан, хорошо отражают динамику событий и личных переживаний. Отличаясь по своему функциональному назначению от всех других источников личного происхождения, дневники обладают многообразным, уникальным потенциалом.

Определенный, хотя и незначительный, комплекс источников этого рода опубликован (обычно во фрагментах или в сокращении). Дневники можно обнаружить в многотомном издании «Власть и общество. Российская провинция», отдельных сборниках документов личного происхождения, специальной периодике. Данные публикации вводят в научный оборот источники, находящиеся на хранении как в государственных (федеральных, субъектов Российской Федерации), муниципальных и частных архивах, так и в архивах организаций и в музеях. Опираясь на документальные публикации последних лет, проанализируем потенциальные возможности военных дневников советских граждан как особого исторического источника, определим перспективы их использования в современной историографической ситуации*.

Среди дневников участников Великой Отечественной войны, как правило, выделяются фронтовые и те, что велись в условиях тыла. Однако ввиду постоянных перемещений населения, изменений в статусе, которые влекла война для многих советских граждан, четкое деление зачастую проблематично. Существует также немногочисленный ряд дневников, написанных советскими военнопленными и «восточными рабочими». Дневники, принадлежащие женщинам, встречаются намного реже, чем мужские.

Дневники различаются по объему, систематичности и характеру записей. Стилевые особенности и предпочтение в пользу конкретных тем, во многом, связаны с социально-демографическими и личностными характеристиками авторов. Тем не менее, рассматривая такие основные типы дневника как «фронтовой» и «тыловой», предполагается выделить общее и особенное в их тематическом репертуаре, обозначить эмоциональные узлы, присутствующие в них.

Дневниковые записи чаще всего велись в общих тетрадях или записных книжках, но иногда использовался необычный материал (первая часть дневника сочинца А.З. Дьякова написана в тетради, сшитой им из обоев) (2, 19). Следует иметь в виду, что вести дневники в Красной Армии рядовым и младшим офицерам в войну не разрешалось, то есть делалось это нелегально. Так, рядовой И.М. Хайкин прятал свои короткие заметки то за пазухой, то в сапог (3, 227). Некоторые, как гвардии старшина В.В. Сырцылин, придавали собственным впечатлениям и размышлениям форму очерков или стихов, планируя в перспективе превратить их в «простую книгу, без выдумок и прикрас, как это делают настоящие писатели» (2, 111). В то же время известны случаи, когда события фиксировались автором дневника с большой тщательностью. Таковы записи старшего лейтенанта А.И. Кобенко, который впоследствии отрекомендовал их так: «У меня могут спросить, откуда у меня такие точности в датах, наименовании мест, переходов. Все главные даты, селения, переходы я записывал в походном дневнике, то есть в 7 книжках за весь период пребывания в Красной Армии в войну, которые сохранились, из этих записей и написаны мои воспоминания о пройденном моем жизненном пути» (2, 14).

Перекрещивание жанров дневника и воспоминаний – распространенный случай. Такая метаморфоза могла произойти уже во время войны, когда, приняв решение о начале дневниковых записей, человек поднимал «осевшее» за те месяцы и даже годы, когда они не велись. К примеру, в дневнике фронтового фотокорреспондента Е.С. Бялого таким образом оказались отражены первые полтора года военной службы (3, 57-63). Еще чаще случаи, когда участник войны уже в послевоенные годы производил обработку фактического материала, разрозненных обрывков записей. Так поступил А.И. Кобенко, осветивший в своем «Дневнике-воспоминаниях» события за весь период войны (2, 203-216). Также впоследствии назвала свои личные записи 1942-1943 гг. М.И. Сонкина, сержант батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи противовоздушной обороны. Основной лейтмотив данного источника – суммирование «опыта жизни», который прирастал после призыва в РККА. «Мы даже не представляли, как землянки строят…» – гласит одна из записей, сделанная девушкой. Минна Сонкина неоднократно подчеркивает, насколько «выросли» девушки в годы войны, «заменили» мужчин, смогли почувствовать себя «равными» (3, 173-178). Такой материал об эмансипационных тенденциях военного времени интересен в контексте гендерных исследований.

Дневниковые записи обычно велись в достаточной мере образованными, чуткими к собственным переживаниям и общественным настроениям людьми. Поэтому дневник, охватывающий события 1941-1945 гг., нередко является продолжением личных записей, начатых еще до войны. Москвич В.Г. Кагарлицкий, 1923 г. рождения, вел дневник со школьной скамьи. Летом 1941 г. продолжил его на оборонительных работах в Смоленской области, позже – в зенитно-пулеметном училище в Чкаловской (ныне – Оренбургской) области, наконец, с 1943 г. – на фронте и в госпитале (4, 22). В то же время война стимулировала тягу к письму у тех, кого трудно назвать образованным или опытным. Один из примеров такого рода – дневник жительницы г. Курска К. Христиньки, угнанной в Германию (2, 73-80). Двадцать семь листов ее записной книжки – это описание переезда девушки по территории Украины, Польши, Германии, ее непростой жизни у «одной Фрау». В записях, где налицо малограмотность автора, переплелись тревога за свое и близких будущее, любопытство к внезапно обрушившемуся на нее «чужому» (местности, людям, языку), стойкость в невзгодах и почти детская наивность.

И все же, в большинстве случаев, решение о ведении дневника принималось либо в первые дни войны, либо в ее ходе, под влиянием неординарных условий существования. Большое значение, особенно для фронтовиков, имел накопительный эффект, когда отражение сильных эмоций и ярких впечатлений на бумаге принимало форму насущной потребности. Не стоит недооценивать и таких факторов, как взросление и сопутствующее ему желание осмысления своих действий, жизни в целом, а также «одиночество среди людей», особенно чувствительное во фронтовой среде на завершающем этапе войны.

«Никогда, даже в детстве не вел я дневника, – писал тридцатилетний фотокорреспондент фронтовой газеты Е.С. Бялый. – Сегодня, видимо, по-настоящему перешел в другую фазу своей жизни. Мысль о ведении дневника – записей – чуть ли не доминирует над всеми другими. Попробую!» (3, 59). Стиль этого дневника – емкий, телеграфный, несколько скрытный. О службе: «Рассвет – мы на колесах… Много пунктов, авралов, делаю все, что может дать коллективу хорошее, полезное. Делаю это с душой, искренно. Эта работа нужна!». О накоплении опыта: «Путь показал лицо коллектива, в котором мне предстоит находиться. Вырисовываются контуры индивидуумов, составляющих этот коллектив». О быте: «Человек становится больше. Места становится меньше». Об одиночестве: «Очень хочется побеседовать. Проанализировать вдвоем. Не расскажу, с кем чувствую пристрастность ответов, советов и указаний. Сдержан». Стиль повествования заметно теплеет, когда речь заходит о близком фронтовом друге, о жене. Специально фиксируются сильные (о налетах врага) и необычные (о деревенских обычаях) впечатления (3, 57-63).

Ведение дневниковых записей на протяжении всей войны – редкий случай. Как уже было отмечено, к записям как эмоциональной отдушине довольно часто обращались «на волне» начала войны. Прекращение же их происходило в силу непреодолимых обстоятельств (гибель автора, неприемлемые для письма условия существования), либо по причине морального истощения, сокращения притока значимых событий. В последнем случае записи постепенно теряли в объеме, становились однообразными. Можно заметить, что переход инициативы в ведении военных действий к Красной Армии, исчезновение непосредственной опасности для жизни автора и его близких также обычно способствовали прекращению дневниковых записей теми, кто находился в тылу. Сроки жизни дневников комбатантов, систематичность записей в них, во многом, зависели от ритма фронтовой повседневности, прежде всего, интенсивности боевых действий. Об этом свидетельствуют несколько кратких замечаний из дневника младшего сержанта Л. Френкеля. В мае 1942 г.: «Писать стало очень трудно, просто негде». Спустя месяц: «Долго не писал. Не было ни обстановки, ни настроения» (4, 12). В отличие от тыловых дневников, для фронтовых характерно активное ведение записей на завершающем этапе войны, чему были особые причины. С одной стороны, именно в этот период военнослужащие чувствовали крайнюю опустошенность, одиночество, и, как следствие, актуализировалась функция дневника как средства моральной поддержки. С другой стороны, фронтовые дневники этого периода переполнены впечатлениями об увиденном за рубежом, комментариями по этому поводу. Поскольку в зарисовках о Польше, Румынии, Германии и других странах ярко выражен сравнительный аспект, то они, по сути, несут ценную информацию о представлениях и практиках, бытовавших в самом советском обществе. В целом, влияние фактора времени на содержание рассмотренных документов представляется одним из самых значимых.

Записи, сделанные 22 июня 1941 г. (собственно, многие дневники начинаются этой датой) либо в последующие несколько дней, заслуживают особого внимания. Подробно описывая момент получения известия о начале войны, авторы намеренно выделяют это событие как контрастное по отношению к природным ритмам («чудесный летний день») и упорядоченности повседневной жизни («утро ничем не отличалось от других дней», «я ковырялся в огороде»). Краснодарец А.И. Кобенко запечатлел роковой момент так: «В этот день мы с Нюсей пошли на Красную улицу в магазин мануфактуры. Это было в 2 часа дня, в репродукторе раздались позывные, потом голос В.М. Молотова, сообщивший о войне, о внезапном нападении немцев на нашу страну. Нюся начала плакать, как и другие советские граждане, и сказала: “Что же теперь будет с нами?”. Я ее успокоил и сразу пошли домой, ничего не купили» (2, 203).

Передавая потрясение, ошеломление страшным известием, дневниковые записи, в то же время, демонстрируют большую собранность, ответственность и сплоченность советских людей перед лицом грядущих испытаний. Сразу проявилось стремление коллективно обсуждать события на фронте; люди «толпились», с большой активностью посещали лекции и митинги, запоем читали газеты. Настрой сочинцев передает запись, сделанная А.З. Дьяковым на девятый день войны: «Многим казалось – особенно года 1914-1918 гг., что после объявления о мобилизации каждый будет взят через день-два – каждый собрался-ждал» (2, 20).

Фиксация событий «мужским» дневником в начальный период войны (независимо от того, находился автор на фронте или в тылу) почти в обязательном порядке включает анализ ситуации на театре военных действий, предположения о позиции и ближайших действиях союзников, размышления о своем «месте» в этой войне.

Анализ числа потерь с обеих сторон, перспектив развития военных действий – распространенная тема как в дневниках военнослужащих Красной Армии, так и в записях тех, кто оставался в тылу, но имел опыт участия в Первой мировой и Гражданской войнах. Особенно скрупулезен в оценке ситуации на фронте Дьяков, подчинивший задаче ее отслеживания свой жизненный распорядок: «Вошло в привычку просыпаться в 6 ч. и раньше, чтобы не прозевать информационное сообщение с фронта». Его записи, сделанные во второй половине 1941 г., являются, по большей части, эмоциональным откликом на потери конкретных территорий: «Ушам своим не поверил…» (о попытках противника форсировать Днепр); «Поразило до глубины…» (об оставлении Смоленска); «Неприятная уступка на фронте… Что же дальше? Что за черт?» (о сдаче Николаева и Кривого Рога). Ощущая дезориентацию в ситуации, Дьяков записывает: «С оставлением Смоленска информбюро стало передавать без указания “направления”, что выбило всякую возможность ориентировки…» (2, 21-23).

Раздражение отсутствием нормально поступающей, правдивой информации о ситуации на фронте – ведущая тема дневниковых записей первого года войны. О недоверии к сообщениям Совинформбюро свидетельствует и житель г. Горького И.А. Харкевич: «Радиоприемники у нас отобрали, хожу слушать радио на улицу… Но сколько нам не сообщается Совинформбюро! Народ приучается уже читать между строк и делать свои выводы и заключения, так растут слухи» (1, 56).

Угнетенное состояние по поводу отступления Красной Армии, тем не менее, соседствовало с уверенностью в победе. Особенно явно стремление «прописать» такую уверенность сквозит в записях первых дней войны. Л.С. Френкель, находившийся в момент начала войны на срочной военной службе, 22 июня 1941 г. делает характерное замечание: «Удивляет, на что надеется Гитлер» (4, 2). Успешной работой советских средств массовой информации можно объяснить подбадривающие размышления следующего типа: «Территория может быть освобождена с приростом…» (из дневника А.З. Дьякова, 8 июля 1941 г.) (2, 22). Привлекают внимание цифры людских потерь, которые цитируют в своих дневниках авторы. 22 июня 1942 г., то есть в день первой годовщины начала Великой Отечественной войны, А.З. Дьяков пишет о 10 миллионах убитых и раненых со стороны немецких войск и 4,5 миллионах – красноармейцев (2, 48). Спустя ровно год цитирует, очевидно, также добытый из сообщений средств массовой информации итог двух лет «войны с фашистской гидрой»: немцев убито и взято в плен – 6 400 000 человек, «наших – советских – русских» – 4 200 000 человек (2, 65). Если Дьяков не решается усомниться в этих, как минимум, противоречивых данных, то для Л.С. Френкеля, находящегося на фронте, цифры потерь под Харьковом в июне 1942 г. («Немцы потеряли 90 тыс. убитыми и ранеными, а наши потери 50 тыс. убитыми и 70 тыс. пропали без вести») убедительными не кажутся. Он пишет: «Все это непонятно, особенно про “пропавших без вести”. Думаю, разобраться можно будет лишь спустя некоторое время после войны» (4, 12).

На дневниках советских граждан лежит печать самоцензуры. Снять ее оказываются способны лишь обстоятельства, ребром ставящие вопросы выживания. Под их влиянием обнажаются «теневые» стороны жизни в советском социуме: блат, воровство, спекуляция, трения в межэтническом общении, отвратительная работа почтовых служб, общественного питания и прочее. Критика недостатков присутствует в некоторых тыловых дневниках, причем она может перерастать в опасные обобщения. «Слаба наша экономическая система была до войны, а к войне и вовсе не приспособлена», – пишет инженер горьковского автозавода И.А. Харкевич. Констатируя «беспрерывное отступление» Красной Армии, усомнившись в готовности страны дать отпор врагу, в записи от 23 июля 1941 г. автор позволяет себе горькую иронию: «Где же наши могучие средства обороны, за счет создания которых мы усиленно подтягивали ремни у штанов?» (1, 56). Сомнения в слабости врага присутствуют и на страницах фронтовых дневников. Л.С. Френкель, находившийся в Сталинграде в июле 1942 г., пишет: «Странно, как нас ориентировали в отношении сил немцев. Все прогнозы в отношении его истощения прошли, а он прет и прет. Для меня совершенно ясно, что организационно и по умению организовывать операции немцы очень сильны и это пока имеет решающее значение» (4, 14).

Примером «жесткого» фронтового дневника могут служить записи Э.И. Генкина, описывающие его и других советских солдат «Сизифов путь» по «кондовой, отвратительной» Польше и «распятой» Германии. Стараясь быть объективным в оценке увиденного за рубежами СССР, капитан Генкин, тем не менее, не в состоянии отделаться от ощущения неприязни к обычаям, людям и даже – запахам. Он отмечает простоту и искренность, смелость и выдержку русского солдата, который единственный может довести войну до победы («Денди не выдержат немецкого огня и просто не сумеют перешагнуть через горы трупов, как сможет сделать русский человек»). В то же время упоминает отталкивающее «русское хамство», «отсутствие честности». Ужас и угнетение вызывает у автора дневника грабеж, сопровождающий пребывание советских войск в Германии. Споры о жизни с товарищем по службе показывают, что вера «во что-то светлое» (то есть в социализм, который вряд ли будет построен и «через 500 лет») у него иссякла. Записи первой половины 1945 г. – это, в основном, документирование «адского» финала войны, когда «лирика горит». Наконец, в майские дни Э.И. Генкин завершает дневник: «Итак, война кончилась. Прекратилось бессмысленнейшее убийство!.. А на душе пусто. Чего же хочется? Черт его знает! Главное, очевидно, не только в том, чтобы война кончилась. Важно еще то, чтобы началась настоящая жизнь» (3, 276-284).

Самосохранительные практики советских граждан, выработанные еще в довоенный период, как правило, удерживали их от нелояльных высказываний. Тем не менее, встречаются дневниковые записи, в какой-то мере свободные в этом отношении. Как пример – фрагменты из дневника фронтового фотокорреспондента Совинформбюро М.А. Трахмана, который специализировался по партизанскому движению. Неоднократно, с риском для жизни Трахман пробирался через линию фронта к партизанам, вылетал в тыл врага, в отряды партизан Украины и Белоруссии. Его дневниковые зарисовки о жизни партизан весьма нетривиальны, что осознается и самим автором. Он пишет: «Вообще, здесь в основном молодой, здоровый народ. Нет традиционных партизанских бород и вообще это не “пейзане – партизан – рюсс” как пишут наши братья–писатели. Это очень плотные, толстомордые ребята, которые любят посмеяться и пощупать девушек. Дерутся они так, что ни у кого в головах и не возникает мысль отойти без приказа… Дай бог, чтобы армия так дралась». В нескольких местах автор нелестно высказывается о жизни в сельской местности («Бог мой, как надоела деревня»), дает брезгливое описание грязи в хате многодетного семейства. Наконец, делая акцент на условиях партизанского быта, откровенно резюмирует: «…болота, кочки и пригорки, комары и вши, а ведь я здесь только месяц, а люди здесь находятся по два года, это настоящие герои, даже если они не спускали эшелонов и не рвали мосты» (3, 211-213).

Смысловая нагрузка ведения дневника для человека военного времени в немалой степени заключалась в саморефлексии, напряженных раздумьях над этическими дилеммами, которые ставила перед ним война. Для врача И.Я. Файнберг, оставившей двоих своих детей на оккупированной врагом территории (будучи директором минского Дома ребенка, покинула семью, сопровождая группу воспитанников до г. Курган) и уверенной в их смерти, такой дилеммой стал вопрос о продолжении собственной «дурацки спасенной, никому не нужной жизни». Ее дневниковые записи – попытка совладать с неизвестностью, фактически дожить до какой-либо документально подтвержденной информации о гибели сыновей. В дневнике не раз подтверждается нацеленность капитана медслужбы Файнберг на сведение счетов с жизнью. Мысленно обращаясь к своим детям, женщина пишет: «Я погибну за вами… Я никогда не пожелаю существовать без вас, ничто меня не остановит. Партия меня не осудит, так я думаю, потому что я неполноценный буду человек…» (3, 109-110).

Пример дневника А.З. Дьякова свидетельствует, что одним из «болевых» был вопрос о непосредственном участии в защите Отечества. 48-летний мужчина, который имел серьезный опыт участия в Гражданской войне, Дьяков, с одной стороны, стремился уйти на фронт, вплоть до того, что в первые дни войны «приготовил пару белья, две пары носков, кусок мыла» (2, 20). В то же время он осознавал подорванное состояние здоровья и ответственность перед женой, которая была экономически несамостоятельна и тоже серьезно болела. Несмотря на искренний патриотический настрой, Дьяков, прошедший несколько комиссий и, наконец, признанный «не годным», испытал определенное облегчение по этому поводу. Записал следующее: «Так кончилась моя военная карьера… Узнав о заключении комиссии, жена очень обрадовалась. Мне же было тоскливо, как будто что-то утерял…» (2, 33).

Н.И. Френкелю (политработнику, в 1943 г. сформировавшему в тылу врага полк военнослужащих) нередко приходилось принимать решения о наказании подчиненных, и именно на страницах своего дневника «Журнал боевых действий в тылу врага» он размышлял об их справедливости (3, 231-241). Так, когда к его отряду «прибилась» группа вооруженных бойцов во главе с младшим лейтенантом, который был пьян, «ругался матерно и оскорблял офицеров и рядовых Красной Армии, называя их предателями», Н.И. Френкель принял решение расстрелять его перед строем. Однако, узнав на допросе о партизанском прошлом лейтенанта и уничтожении всей его семьи немцами, заменил расстрел на пять суток в «прохладной гаупвахте». Применяя расстрелы к мародерам и дезертирам, Френкель оценивал в дневнике правильность каждого своего решения. Критериями были тяжесть проступка и то воздействие на подчиненных, которого он своим приказом хотел добиться (например, пресечь разложение в рядах бойцов).

Проблемные ситуации, анализируемые в дневниках, заключались, в том числе, во взаимоотношениях с товарищами по службе. Отношения эти были не всегда простыми хотя бы потому, что война предъявляла к человеку повышенные требования, а значит, оценка его качеств становилась более строгой. В.Г. Кагарлицкий, рассказывая о своем участии в оборонительных работах в Смоленской области, упоминает о возникших сложностях в общении. Юношеские надежды на «романтику» совместной работы не оправдались; в обстановке голода, тяжелого физического труда люди, напротив, огрубели. «Некоторые за это время сошлись, некоторые стали друг другу зверями» (4, 22). Среди первых фронтовых впечатлений Владимира Кагарлицкого – открытие, что близкий товарищ может оказаться трусом.

Фронтовые дневники содержат много замечаний о достоинствах товарищей по службе (это особенно касается погибших друзей), но нелицеприятных оценок в адрес сослуживцев также немало. Л.С. Френкель называет одного из сослуживцев «обывателем с партбилетом» (4, 14). А.П. Соловьев, работавший секретарем дивизионной газеты, так отзывается о сотруднике редакции: «Ловкий человек Петро. Далеко пойдет… Он воспевает в своих стихах доблесть и геройство, а сам лично очень далек от геройства. Я уверен, что он потому редко ездит на передовые линии, что трусит ездить туда… Он может только подобрать рифму» (5, 19). Среди осуждаемых фронтовиками поступков фигурируют пьянство (особенно в тыловой среде), грубость, употребление мата. Что касается отношений между подчиненными и командирами, то они иногда критикуются за формализм. В частности, Соловьев делает следующий вывод: «Очень и очень плохо, что командиры наши не знают людей… Формальность, при командирах, которые плохо знают свои кадры, по-моему, плохо влияет на дело войны» (5, 22).

Огромная роль военного дневника как средства самопознания проявляется в том, что зрелые авторы выходят в своих записях на обобщения, касающиеся собственной судьбы в целом. Поддавшись воспоминаниям о юности, А.П. Соловьев, перешагнувший сорокалетний рубеж, констатирует: «Пройден долгий путь. Уже не будет увлечений, которые захватывают без конца. Надвигается старость со своей черствостью и отсутствием порывов. Наступает тот период жизни, когда логика подавляет движения души. Жалко пройденного пути, который уже пройден безвозвратно» (5, 22). Еще более горькие раздумья содержатся в дневниковой записи, сделанной в начале 1942 г. А.З. Дьяковым: «Перед уходом на работу взглянул в зеркало и заметил много, чего не видел раньше. Как будто годы я не видел себя: борода седая, брови с проседью, под бровью какая-то белая родинка выросла, на зубах камень пожелтелый. Но все же еще молод – на вид 50 лет. Волосы на голове черные без седин, зубы все целые... Да, взгрустнулось – время идет. Не заметил, как постарел, а жизни не видел. Только было успокоились – война, а до нее – не перечесть страданий и ненормальной жизни. Единственная мысль – отдохнуть последние годы после войны. Старость меня не беспокоит – даже радует – не знаю, почему такая радость…» (2, 39). Вообще в дневнике Дьякова акцентирована передача глубоко личных душевных переживаний автора, связанных с анализом взаимоотношений с близкими, прежде всего, с сыном. Особенно тяжелые размышления фиксируются автором в связи с гибелью сына на фронте. Дьяков даже задается вопросом: «Переживают ли так другие?» (2, 13). Трагическое событие оказывает столь сильное моральное воздействие на автора дневника, что записи, которые он с большой систематичностью вел два с половиной года, постепенно прекращаются.

Таким образом, ведение дневников в годы Великой Отечественной войны выполняло множество функций, главными из которых являлись фиксация важных для автора событий, впечатлений, фактов, а также его эмоциональная разрядка. Ввиду невозможности передать в письмах, проходящих военную цензуру, значительную часть увиденного и пережитого, советские люди в некоторых случаях доверяли эти сведения дневнику. В дневники попадали литературные опыты авторов, в них копировались важные в контексте жизни авторов документы (справки, извещения о смерти и др.). В итоге, в дневниковом наследии военного времени «залегают» пласты информации разного рода. Наиболее объемны и ценны те из них, которые характеризуют повседневность советских людей в период Великой Отечественной войны.

Разумеется, имеются существенные различия в содержании дневников, в зависимости от того, велись они на фронте или в тылу. Тыловой дневник, как правило, хорошо освещает материальную сторону жизни (потребительские практики населения, продовольственные проблемы, трудности с отоплением), раскрывает привычные и новые, пришедшие с войной, образцы поведения советских граждан. В нем можно почерпнуть сведения о патриотических настроениях, семейно-бытовой сфере, досуговых предпочтениях, дружеских и любовных отношениях, производственных вопросах. Много места отводится описанию драматических событий: бомбежек, эвакуации, гибели родных. Тыловой дневник фокусируется преимущественно на индивидуальных переживаниях, но в отдельных случаях он способен развернуть панораму жизни тылового промышленного центра в условиях военного времени (дневник жителя г. Горького И.А. Харкевича), представить череду уникальных зарисовок из повседневности крупной железнодорожной станции (дневник жителя г. Сочи А.З. Дьякова).

Фронтовому дневнику свойственны несколько иные черты. Он зачастую жестче, даже «злее», фиксирует информацию в более сжатых формах. Во фронтовом дневнике менее выражена утилитарная составляющая. Хотя военнослужащие и затрагивают проблематику питания, бытовых удобств, здоровья, но она не доминирует, а в некоторых источниках практически отсутствует. Много внимания уделяется описанию переездов, перечислению выполняемых обязанностей, характеристикам товарищей по службе и случайных знакомых, встреченных на дорогах войны. На первый план выходит «лично пережитое»: описание участия в боях, передача увиденного за сотни и тысячи километров от дома, рефлексия по поводу человеческих отношений в экстремальных условиях войны. Во многих дневниках проступают противоречия нового опыта; наряду с выражением гордости стойкостью и мужеством русского солдата, примерами этих и других его положительных качеств, авторы упоминают о фактах трусости сослуживцев, плохой подготовке командного состава, пьянстве, распространении явления ППЖ (походно-полевых жен).

Подводя итоги, следует отметить, что ведение дневников участниками Великой Отечественной войны, очевидно, являлось одним из средств совладания с теми жизненными трудностями, которые несла с собой эта война. По спектру сюжетов, передающих настроения и жизненные ситуации человека военного времени, обилию подробностей и затрагиваемых тем, дневники являются ценным, практически незаменимым источником. В то же время потенциал этого источника в воссоздании фронтовой и тыловой повседневности до сих пор недостаточно использован исследователями.

Полностью материал публикуется в российском историко-архивоведческом журнале ВЕСТНИК АРХИВИСТА. Ознакомьтесь с условиями подписки .

-------
| сайт collection
|-------
| Гельмут Пабст
| Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941-1943
-------

На рассвете 22 июня 1941 года Германия всей мощью своей трехмиллионной армии перешла границу с Советским Союзом и Румынией. Одна армейская группировка наносила удар в северо-восточном направлении по линии Вильнюс – Ленинград. Другой удар наносился на юго-восток в направлении Киева. Третий – группой армий «Центр» под командованием фон Бока, продвигавшейся на восток в направлении Белосток – Минск – Смоленск – Москва.
К артиллерийской части этой армейской группировки был прикомандирован унтер-офицер связи тридцатилетний Гельмут Пабст, бывший студент, изучавший юриспруденцию, и участник германской оккупации Франции. С первой недели русской кампании Пабст вел дневник в форме писем родителям и друзьям во Франкфурте-на-Майне. Особенно часто он обращался к отцу, воевавшему против России в Первую мировую войну 1914–1917 годов.
При том что над ним довлела цензура полевой почты, Пабст смог рассказать о трех летних и двух зимних периодах жестоких боев не только с точки зрения солдата, исполняющего воинский долг, но и с позиции человека, с искренней симпатией относившегося к русским и проявившего полное отвращение к ведущему войну высшему руководству. Между строк можно увидеть все более выраженный сарказм, который достигает своего апогея в отвержении всей пропаганды, которую рядовой молодой немец – вовсе не нацист – неосознанно впитал при Гитлере. Его позиция многими не может быть понята и принята, но с исторической точки зрения взгляд человека иной идеологии, безусловно, интересен.
Отдельные, выделенные курсивом выдержки призваны обозначить определенные события на общем фоне войны. Само повествование не исправлялось, а высказываемые замечания не пояснялись, ведь Пабст принял участие в боевых действиях осенью 1943 года.

Трудно поверить в то, что это произошло всего два дня назад. На этот раз я был в первом атакующем эшелоне. Подразделения бесшумно подтягивались к своим позициям, переговаривались шепотом. Скрипели колеса штурмовых орудий. За две ночи до этого мы произвели рекогносцировку местности, теперь поджидали пехоту. Пехотинцы подошли темными, призрачными колоннами и двигались вперед через поля капусты и зерновых злаков. Мы шли вместе с ними, чтобы действовать в качестве артиллерийского подразделения связи 2-го батальона. На картофельном поле поступила команда «Окопаться!». Батарея номер 10 должна была открыть огонь в 3.05.
3.05. Первый залп! В тот же момент все вокруг ожило.

Огонь по всему фронту – пехотные орудия, минометы. Сторожевые вышки русских исчезли в огневых вспышках. Снаряды обрушились на батареи противника, местоположение которых было установлено задолго до атаки. Гуськом и развернутым строем пехота ринулась вперед. Болото, канавы; ботинки, полные воды и грязи. Над нашими головами от позиции к позиции велся заградительный огонь. Огнеметы выдвинулись против опорных пунктов. Пулеметный огонь и пронзительный свист пуль. Мой молодой радист с сорока фунтами груза за спиной в первые полчаса чувствовал себя несколько ослабленным. Затем у казарм в Конопках нам было оказано первое серьезное сопротивление. Передовые цепи застряли. «Штурмовые орудия, вперед!»
Мы были с командиром батальона на маленькой высотке, в пятистах метрах от казарм. Нашим первым раненым стал один из посыльных. Только мы установили радиосвязь, как вдруг нас обстреляли из ближних казарм. Снайпер. Мы впервые взялись за винтовки. Хоть мы и были связистами, но, должно быть, стреляли лучше – стрельба снайпера прекратилась. Наша первая добыча.
Наступление продолжалось. Мы продвигались быстро, иногда прижимаясь к земле, но неотступно. Траншеи, вода, песок, солнце. Все время меняем позицию. Жажда. Нет времени поесть. К десяти часам мы уже стали бывалыми солдатами, повидавшими немало: брошенные позиции, перевернутые бронеавтомобили, первых пленных, первых убитых русских.
Ночью три часа мы сидели в окопе. С флангов нам угрожали танки. И снова нашему продвижению предшествовал заградительный огонь. По обе стороны от нас – атакующие батальоны. Совсем близко возникали яркие вспышки. Мы оказались прямо на линии огня.
Первая сожженная деревня, от которой остались одни только трубы. Там и сям – сараи и обычные колодцы. Впервые мы оказались под артиллерийским огнем. Снаряды издают необычный поющий звук: приходится быстро окапываться и зарываться в землю. Постоянно меняем позицию. Мы опускаем нашу аппаратуру на землю. Прием, в отличие от вчерашнего, был хороший. Но едва успели принять донесение, как батальон двинулся дальше. Мы бросились догонять его.
Около трех часов прошли через линию траншей, марш между болот. Вдруг – остановка. Кто-то скомандовал: «Противотанковые орудия вперед!» Пушки пронеслись мимо. Затем на пути – песчаное пространство, покрытое зарослями ракитника. Оно протянулось примерно на два километра до главной дороги и реки, у крепости Осовец.
На завтрак у нас был кусок хлеба. На обед – один сухарь на четверых. Жажда, жара и этот проклятый песок! Мы устало протрусили вдоль, поочередно неся груз. В ботинках хлюпала вода, в них забились грязь и песок, лицо покрывала двухдневная щетина. Наконец – штаб-квартира батальона, на краю равнины. Вверху у реки – наш аванпост. Русские точно знают, где мы.
Быстро окапываемся. Видит Бог, не слишком-то быстро. Мы уже точно знаем, когда приближается снаряд, и я не могу удержаться от смеха, когда мы с головой зарываемся в наши норы, припадая к земле, как мусульмане во время намаза. Но наконец – хорошего понемножку – пехота оттягивается назад. Мы свертываем аппаратуру и во время паузы в артобстреле делаем рывок. Справа и слева от нас бегут другие, и все мы одновременно плюхаемся в грязь. Я не могу удержаться от смеха.
Добравшись до относительно безопасного места, сосредоточились в окопе и стали ждать темноты. Разделили между собой последние сигареты. Комары совершенно обезумели. Стало поступать больше сигналов. Я чуть с ума не сошел, расшифровывая их, потому что мой фонарь привлекал еще больше комаров. И снова появилась пехота, возвращающаяся с огневого рубежа. Мы не совсем понимали, что происходит.
Мы знали, что где-то должна быть высота, глубокий окоп. Там нас ждали суп и кофе – столько, сколько мы хотели. Пройдя в сумерках еще два километра, мы завершили рейд у одной из наших батарей. Вскоре уже лежали рядом друг с другом, натянув куртки на уши. Русские снаряды пожелали нам спокойной ночи. Когда мы снова вылезли около четырех часов, то обнаружили, что находимся в сотне метров от нашей штаб-квартиры.
Час спустя мы двигались маршем на запад, затем на север. Когда опустилась ночь, мы были возле села Августова, церковь которого с ее двумя куполами напомнила мне об отце. Немного поодаль от Августова в направлении Гродно нам вновь объявили состояние боеготовности. Мы должны были быть готовы к половине одиннадцатого. Нас разбудили в половине первого, и в конце концов мы вышли в пять часов утра. Ситуация все время менялась; фронт приближался очень быстро. Мы шли маршем на Гродно, где нас должны были бросить в бой. Справа и слева подступали болота. Целая танковая бригада русских, предположительно где-то справа, но такого рода вещи никогда не увидишь. (Видишь только комаров – их в избытке – и ощущаешь пыль.)
Наконец вечером проселочными дорогами мы вошли в деревню и по таким же дорогам прошагали через Липск. Повсюду клубы пыли поднимались в воздух и медленно клубились за колоннами вдоль дорог.
Дорога на Кузницу вся засыпана песком, разбита, изрезана колеями, и на ней полно воронок от снарядов. Она спускается вниз, как дно высохшего моря. С трудом форсированным маршем пересекаем склоны, иногда путь вьется змейкой. Наверное, это как в наполеоновскую кампанию. Ночью мы останавливаемся где-нибудь среди песков. Свежо, и идет дождь. Мы, дрожа, заползаем под автомашины. Утром продолжаем движение, грязные и пыльные, со струйками стекающего пота. Кузница. По сторонам узкой дороги, по которой мы шагаем, расположены три кладбища – католическое, православное и еврейское. Первая на нашем пути православная церковь с ее луковичными куполами. Между тем однообразная равнина сменилась прелестным парковым ландшафтом. Сады, раскинувшиеся вокруг домов, скромное притязание на красоту, незатейливые украшения на домах и – фруктовые деревья.
Это местечко частично подверглось разрушениям. Выгорел целый квартал. В одном из домов уцелели кухня и кусок трубы. Мужчина и женщина ползают вокруг нее, и из этого уголка идет дымок. Старик в тулупе с босыми ногами сидит на стуле, счастливо нам улыбаясь. Его красный нос любителя спиртного выделяется на фоне жидкой неухоженной бороды.
Через час мы вышли на приличную твердую дорогу, двигаясь по направлению к Н. С нами шла легкая артиллерия; лошади и орудия, приближавшиеся к вершине подъема, через которую мы перевалили, выглядели как вырезанные из бумаги фигурки. Не жарко. Слегка холмистая равнина и без пыли. Чудесное утро. Крытые соломой деревянные дома, может быть, и были ветхими, но деревенская церковь белела и блистала на холме наглядным символом своей власти.
Этот марш больше утомляет, чем бой. Полуторачасовой отдых: от часа тридцати минут до трех. Позднее, когда мы шли на марше, луна была у нас за спиной, а мы направлялись к темному, угрожающему небу. Это было как шагать в темную дыру; призрачный ландшафт был блеклым и голым. Мы час проспали как убитые и встали на нетвердых ногах с ужасной тяжестью в желудке. Нежное утро. Бледные, красивые цвета. Просыпаешься медленно, а на каждом привале спишь. В любое время при продвижении вперед можно видеть солдат, спящих у обочин, там, где они опустились на землю. Иногда они скрючиваются, как мертвые, или же, как пара мотоциклистов, которых я видел этим утром, счастливы тем, что сами по себе, спина к спине, отдыхают в длинных шинелях и стальных касках, расставив ноги и засунув руки в карманы.
Мысль о том, что нужно вставать, с трудом проникает сквозь дурман сна. Пробуждение заняло у меня много времени. Когда я будил своего соседа, он продолжал лежать в положении откинувшись назад с совершенно безжизненным лицом. Я подошел к другому, выполнявшему обязанности часового, у него были глубокие морщины на лице и лихорадочно блестевшие глаза. Еще один начал писать письмо своей девушке и заснул за этим занятием. Я осторожно вытащил лист; он не смог написать и трех строчек.
13 июля 1941 года. Двинулись в 16.30 как раз перед грозой. Мы ужасно потели. Гроза налетела грохочущей пеленой. Это облегчение, но духота не исчезла. Четыре часа мы шагали в неимоверном темпе без остановок. Даже после этого нас обманывали каждый раз, когда мы останавливались отдохнуть; мы двигались дальше почти сразу же. С наступлением ночи нам дали отдохнуть всего три четверти часа.
Ночь. С холма, где мы стояли, нам были видны огни, рассыпавшиеся далеко на горизонте. Сначала я подумал, что это заря. Желтая пыль зависла вокруг как туман, лениво расходясь в стороны или окутывая придорожный кустарник.
Когда на горизонте красным шаром поднялось солнце, у нас возникла проблема с тягловой силой. При слабом свете фургон нашего пункта воздушного радионаблюдения – гигант на огромных колесах, служивший когда-то полевой фуражной дачей французов, – сошел с бревенчатого настила дороги. Лошадь запуталась в постромках, а две другие, которых вели по настилу впереди, чтобы проторить дорогу, завязли в болоте и запутались в проводах полевой связи. Чертовщина какая-то. С помощью свежих лошадей и еще одной пары им в помощь мы вызволили застрявший фургон и поспешили за своей частью. Мы нашли своих скорее, чем ожидали, – в нескольких километрах впереди, в лесу у озера. Весь лес был заполнен войсками и штабелями боеприпасов, занявших все свободное место до последнего квадратного метра. Мы разогрели обед и разбили палатку, а когда заползли внутрь, пошел дождь. В маленькую дырку в брезентовом верхе капли дождя просачивались, попадая мне на лицо, но погода была все еще душной, так что это мне даже нравилось. Кроме того, я очень устал.
Утром спустился к озеру. Вода была теплой. У меня было время, чтобы постирать нижнее белье, которое уже приобрело серо-землистый цвет.
16 июля. Продолжили движение в 14.00. Мы шагали до дрожи в коленях до самого пункта Л. Он был уже совсем близко, а нам ужасно хотелось пить. В деревне одна из наших лошадей потеряла подкову. Разразилась гроза, и я вместе с другими задержался, чтобы найти кузнеца в одной из следовавших сзади батарей. Наш собственный кузнец остался далеко позади, чтобы починить полевую кухню, у которой сломалась задняя ось.
Мы нашли кузнеца. Кое-кто из ребят дал нам хлеба, чаю, сигарет и сигаретной бумаги, и мы поехали в сгущавшиеся сумерки и в новую грозу. Лошади продолжали шарахаться из стороны в сторону, не различая пути. Наконец через час мы вышли к тяжелым силуэтам орудий на краю дороги, отставших от части. Под дождем темные фигуры притулились у машин или лежали под ними странно выглядевшими грудами. Я нашел всех своих спутников лежавшими под деревьями. Они крепко спали, а лошади склонили головы на шею друг дружке. Между пятью и шестью утра мы вышли в назначенный для отдыха район на лугу, чуть выше одной из деревень. Подъем был в полдень, в четыре часа – в путь. Четыре часа марша в мокрых ботинках. К вечеру стало прохладно. Дорога поднималась и опускалась при однообразном ландшафте, а издалека доносился шум стрельбы. У дороги виднелись воронки от бомб. К 2.20 мы свернули на участок, поросший травой.
Холодно и сыро при противном пронизывающем ветре. Мы набрали мокрого сена и соорудили палатку. У кого-то нашлась свеча. Теперь, когда мы влезли внутрь, неожиданно стало вполне уютно: четыре человека, удобно устроившихся в укрытии вокруг дружелюбного теплого света. Кто-то сказал: «Мы не забудем этот вечер», и все были согласны.
20 июля 1941 года. Сегодня ровно четыре недели. С тех пор, как мы пересекли границу Германии, преодолели 800 километров; после Кульма – 1250. На восемнадцатую ночь точное расстояние от пересечения дорог в Штанкене, где нас собрали для того, чтобы мы двинулись в направлении Граева и Осовца, равнялось 750 километрам.
Я сижу на скамейке у домика паромщика. Мы ждали остальных из нашей части, чтобы начать трудную переправу через Западную Двину, которую наша маленькая группа преодолевала верхом на лошадях в течение часа. Рассчитанный на груз в восемь тонн, аварийный мост с односторонним движением не мог пропустить весь поток переправляющихся. У подножия крутого берега толпы военнопленных помогают строить второй мост. Босые люди, из числа гражданских, вымученно копошатся над обломками старого моста, перекрывшего маленькую реку. На переправу может быть затрачено немало часов; руки ста пятидесяти пленных, для того чтобы толкать, – в нашем распоряжении.
Город Витебск весь в руинах. Светофоры повисли на трамвайных проводах, как летучие мыши. С ограды все еще улыбается лицо на киноафише. Население, большей частью женщины, деловито бродит между руин в поисках обуглившихся досок для костра или брошенной утвари. Некоторые улицы на окраинах остались неповрежденными, и то и дело как по волшебству встречается уцелевшая маленькая лачуга. Некоторые девушки одеты довольно красиво, хотя иногда на них фуфайки, в руках авоськи, а ходят босыми и с узлом за спиной. Там были крестьяне из сельской местности. У них овчинные тулупы или ватные куртки, а на головах у женщин платки. На окраинах живут рабочие: бездельничающие молодые люди и женщины с наглыми физиономиями. Иногда поражаешься при виде человека с красивой формой головы, а потом уже замечаешь, как бедно он одет.
Приказ продолжить наш марш был отменен в последний момент. Мы остановились и ослабили упряжь. Затем, когда собирались уже задать лошадям четверть нормы овса, пришел новый приказ. Мы должны были выступить немедленно, двигаясь ускоренным маршем! Переправа для нас была очищена. Мы двинулись назад, сначала на юг, в главном направлении на Смоленск. Марш оказался мирным, правда, по жаре и в пыли, но всего только на восемнадцать километров. Но после легкого дня перед этим напряжение и усталость заставили меня забыть о красотах ландшафта. Мы прикомандированы к пехотной дивизии, которая выдвигалась еще дальше на восток; и действительно, мы шагали днем и ночью и продолжаем шагать.
Перед нами расстилались поля тихо колышущейся кукурузы, гектары ароматного клевера, а в деревнях – вереницы потрепанных непогодой крытых соломой хат, белая возвышающаяся церковь, которая использовалась и для других целей, а сегодня в ней вполне могла разместиться полевая пекарня. Можно увидеть выстроившихся в очередь к нашей пекарне за хлебом местных жителей под руководством улыбающегося солдата. Можно увидеть вопросительные взгляды пленных, которые под строгим взглядом конвоя снимают пилотки. Все это можно увидеть, но только в полудремотном состоянии.
В 2.00 я разбудил передовую группу, спустя полчаса – весь отряд. В половине пятого мы тронулись в путь. Сейчас половина шестого вечера 26 июля. Я лежу потный и в пыли на обочине дороги у подножия холма. Отсюда нам предстоит пройти протяженный открытый участок дороги. Вдали слышен гул. После Суража активизировала действия авиация, целые экскадрильи наших пикирующих бомбардировщиков, эскортируемые истребителями, совершали налеты на противника. Вчера три русских бомбардировщика кружились над нашим озером, после того как сбросили в нескольких километрах отсюда свой бомбовый груз. Прежде чем они скрылись из виду, мы видели, как наши истребители со свистом пронеслись за ними, садясь им на хвост, и пулеметы застрочили в жарком полуденном воздухе.
Несколько дней назад нам попадалось все больше и больше беженцев, затем на дорогах стало менее оживленно, и мы миновали лагеря для перемещенных лиц, в которых было от тысячи до тысячи двухсот пленных. Здесь не что иное, как линия фронта. В деревнях огромное число домов покинуто. Оставшиеся крестьяне таскают воду для наших лошадей. Мы берем лук и маленькие желтые репки с их огородов и молоко из бидонов. Большинство из них охотно делятся всем этим.
Мы продолжили движение по дороге, соблюдая интервалы. Далеко впереди, на краю леса, поднимаются грибообразные клубы дыма от взрывов снарядов. Мы свернули, прежде чем дошли до этого места, на вполне сносную песчаную дорогу, которой, казалось, не будет конца. Наступила ночь. На севере небо все еще оставалось светлым; на востоке и на юге оно освещалось двумя горящими деревнями.
Над нашими головами бомбардировщики выискивали цели и сбрасывали бомбы вдоль главной дороги позади нас. Мои всадники тряслись и покачивались в седлах на своих лошадях. В половине четвертого мы стали поторапливаться; в четыре наш фургон заспешил на командный пункт. Сейчас семь часов, и я лежу тут, несколько позади него, с двумя развернутыми секциями радиостанции наготове.
Спокойная обстановка в послеполуденные часы. Мы проснулись и поели, опять легли спать, а затем были подняты по тревоге. Тревога оказалась ложной, и мы продолжали спать. Внизу через луг под конвоем переправлялись в тыл взятые в плен русские. При вечернем свете все кажется таким дружелюбным.
День выдался прекрасным. Наконец у нас появилось немного времени для своих личных дел. Война идет с перерывами. Никаких решительных действий. Противотанковая пушка или танк открывает огонь – мы отвечаем своими минометами. Пушка издает неприятные вздыхающие звуки. Затем после нескольких выстрелов – тишина.
Наши батареи интенсивным огнем обстреливают наблюдательный пункт противника, и русские «угощают» нас несколькими снарядами. Мы жуем свой хлеб и наклоняемся, когда начинает играть «музыка». Можно заранее определить, откуда она доносится. Наверху на холме адъютант сообщает: «Танки атакуют тремя колоннами по фронту, господин гауптман!» – «Передай артиллеристам!» – отвечает капитан и спокойно заканчивает бритье.
Примерно три четверти часа спустя танки идут на нас массой; они так близко, что заходят в тыл нашего холма. Обстановка становится довольно напряженной. Два наблюдательных пункта сворачиваются и уходят, командный пункт отряда и штаб-квартира батальона остаются. Тем временем наша пехота снова выдвинулась к горящей деревне. Я лежу в воронке на холме. В ситуациях, подобных этой, всегда испытываешь удовлетворение оттого, что видишь то, что отделяет зерна от плевел. Большинство испытывает страх. Лишь немногие остаются веселыми. И это те, на кого можно положиться.
30 июля 1941 года. Прошлой ночью мы видели световой сигнал, который подавали наши, примерно в двадцати километрах отсюда. Кольцо вокруг Смоленска сжимается. Обстановка становится спокойней.
В основном из-за медленного продвижения германской пехоты по труднопроходимой местности значительное число советских войск фактически избежало окружения. С их помощью была возведена линия обороны на Десне, которая тем самым подвергла наступающих немцев первой настоящей проверке.
Отступая, русские поджигают за собой свои деревни; пожары полыхали всю ночь. До полудня сегодняшнего дня мы имели возможность увидеть фонтаны вздымаемой вверх грязи при разрывах тяжелых снарядов. Армейский корпус вступает в бои, двигаясь с юга на север. Враг оказывает отчаянное сопротивление; в лесу вновь свистят пролетающие снаряды. Ближе к вечеру мы были готовы сменить позицию, двигаясь на восток. Котел окружения, того и гляди, будет разбит. Когда стемнело, мы спустились от холма и прокатились двенадцать километров на восток по автостраде. Это была широкая, в хорошем состоянии дорога, на которой там и сям попадались развороченные танки и грузовики. Мы направляемся прямо к середине «котла», к новому фронту, который уже виднеется на горизонте.
Шагали всю ночь. Огонь двух пылающих деревень мягким светом отражается на синевато-серой облачной гряде, все время разбиваемой грозными вспышками взрывов. Всю ночь напролет не умолкал низкий раскатистый грохот. Затем к утру облачная гряда приобрела бледный розовато-лиловый оттенок. Цвета отличались странной красотой. Постепенно сонливость ушла из тела, и мы снова были готовы действовать. Достали стальные каски и шинели. Через два часа мы должны были быть готовы к бою; атака намечена на 6.00.
19.00. Конец суматохи дня. Через маленький сектор обзора невозможно получить общую картину, но кажется, что русские моментально отрезали нам дорогу, по которой осуществлялось снабжение, и оказывали значительное давление на нашем фланге. Во всяком случае, мы быстро отходили по дороге, которая до этого была такой спокойной. Совсем близко мы увидели впереди ведущие огонь наши батареи, которые обстреливали склон холма и деревню снарядами бризантного, ударного и замедленного действия. В то же время со всех сторон со свистом пролетали гильзы пехотинцев. Поставив свои машины в ложбине, мы пошли на опушку небольшого леса, в котором было полно штабных офицеров. Даже там не следовало высовываться без нужды.
В такие моменты я не любопытен. Все равно ничего не увидишь, и в любом случае для меня не имело значения, насколько далеко они вклинились в наш фланг. Я знал, что, когда они подойдут на достаточное расстояние, у нас еще будет возможность «перекинуться парой слов» друг с другом. А до этого времени я собирал землянику и лежал на спине, надвинув на лицо стальной шлем, – положение, в котором можно прекрасно поспать, максимально прикрывшись. Мы были в нескольких метрах от генерала и нашего командующего дивизией. Поразительно, в каких ситуациях могут оказываться высшие офицеры при таком размытом фронте, как этот.

ДНЕВНИК РЯДОВОГО ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

Ветеранам – участникам
Великой Отечественной войны
посвящается…

Помни войну! Пусть далека она и туманна.
Годы идут. Командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно –
Помнить всё то, что когда-то касалось всех нас.

Уважаемый читатель!
Вы держите в своих руках книгу, в основу которой положены сведения сохранившегося и случайно найденного уникального раритета – реального личного дневника рядового солдата, прошедшего суровыми огненными дорогами Великой Отечественной войны 1941-1945гг.
Принадлежала эта с виду неказистая, малостраничная тетрадь в твёрдой картонной обложке уроженцу Мордовии Богатырёву Фёдору Яковлевичу.

Ф О Т О "Богатырёвы"- 02

На фотографии: справа - Фёдор Яковлевич, слева – его сын Николай Фёдорович

Фёдор Яковлевич Богатырев (Бахтырёв) родился в 1901 году в селе Макаровка, что близ города Саранска, в семье Бахтырёва Якова Лазаревича. Семья была крепка трезвыми работящими мужиками и имела земельный надел – "бахтырёво поле" (так прозвали его односельчане) располагался возле дубравы, там, где сегодня производят выбор земли под возведение нанногородка.
Фёдор Яковлевич рос в семье неутомимых тружеников и постепенно освоил навыки плотницкой и столярной работы. По характеру он был не больно разговорчив, поэтому про его детские и младые годы нам не известно.
По такому случаю начнём свой рассказ с крутых довоенных времён. Работал тогда Фёдор на мельнице, и как-то раз он без дозволения начальства взял да смолол для семьи пару мешков зерна.
За этот дерзкий по той поре содеянный проступок решением суда пришлось ему отдать 10 лет своей жизни строительству крайне необходимого стране Беломорско-Балтийского канала. И там Фёдор Яковлевич проявился себя исполнительным трудолюбцем – не взирая ни на что: ни на условия содержания, ни на климатические особенности, он просто также работал, как умел работать.
А, как издревле ведётся, добрые дела всегда на виду. Нашлись и люди, которые заприметили старательного труженика, собрались все вместе, подумали, посовещались и единогласно порешили: за добросовестный труд во благо Родины перевести старательного работника в разряд "вольноопределяющиеся" и определить за его заслуги на должность "десятника".
После окончания срока наказания возвратился он на свою исконную родину под новой фамилией - Богатырёв. Случилось это следующим образом. Лагерному писарю вдруг ни с того, ни с сего взяла и не понравилась фамилия Бахтырёв, и он быстрёхонько, одним росчерком пера перевёл бедолагу в Богатырёва. А Фёдор Яковлевич то ли не стал возражать да спорить с грамотеем, то ли не обратил на это особого внимания. Так узаконилась парадоксальная смена фамилии. Да и сам обладатель к ней постепенно привык.
Перво-наперво явился он в сельсовет, доложился как положено, посвятил в свои планы на ближайшее будущее. Но на вопрос о возвращении в родимое село Макаровку ему ответили безоговорочным отказом, заявив ему прямо в глаза: "Нам тюремщики не нужны".
И - точка. И рассеялись мечты, и рухнули надежды. И стало больно до слёз, и защемило разом сердце, и опустились руки. Хотел было обратиться за помощью к односельчанам, да не решился. Потому как рассчитывать-то не на кого - боязно было в той сумятице, творившейся в необъятном государстве, заступаться за человека с таким прошлым. "Себе обойдётся дороже", - думал каждый, пряча глаза.
Куда идти? Куда податься? Где свою жизнь делать? Как дальше быть? Вопросы окружили Фёдора Яковлевича частоколом.
И пришло вдруг на ум - вспомнил он слова, сказанные при разлуке начальником Северного речного порта Москвы: "Оставайся, Фёдор, в порту – нам нужны такие работники". Тогда Богатырёв отказался. А теперь надумал последовать совету.
В конце тридцатых годов прошлого века вернулся он в конце концов в свой порт, где приняли его по-доброму: выделили в деревне Аксиньино земельный участок, а начальник порта самолично решил вопрос с материалом для строительства дома.
Семья к тому времени уже имела двух дочерей Веру, Анну и сына Николая. Вырыли они землянку и приступили к возведению дома. Здание большим получился. Неведомо, сколько бы они прожили в этих стенах, только через время дали им двухкомнатную квартиру. А то село вместе с их домом поглотила Москва (сейчас там располагается метро "Речной вокзал").
"Повезло" – можно было сказать. Казалось бы, чего ещё желать - только жить да поживать, да добра наживать.
Но пришла общая для всех беда - началась Великая Отечественная Война.
Практически с начала войны, а точнее – в июле 1941 года Фёдор Яковлевич был мобилизован и призван в ряды Красной армии. О военных годах он сам скупо по-солдатски вспоминал. Но в конец каждого рассказа он не без гордости любил повторять: "А День Победы мне довелось встретить в поверженном Берлине. В чём я и расписался на стене рейхстага".
Каждый год 9-го мая Фёдор Яковлевич Богатырёв надевал парадный пиджак со своими наградами и ехал на встречу с однополчанами и фронтовиками, с которыми он познакомился. А награждён он был следующими медалями:
20 октября 1944 года - "За освобождение Белграда";
17 января 1945 года– "За освобождение Варшавы";
13 февраля 1945 года – "За взятие Будапешта";
10 апреля 1945 года – "За взятие Кенигсберга";
13 апреля 1945 года – "За взятие Вены";
02 мая 1945 года – "За взятие Берлина";
09 мая 1945 года – "За освобождение Праги".
Вот такой "иконостас", как говорили и говорят в народе. Количество медалей пополнялось и в мирное время. Они, конечно, тоже радовали: "Помнят, стало быть – уважают". Но сделаны эти медали уже не из того горячего и закалённого в боях, а из юбилейного металла.
Пару слов необходимо сказать и о сыне Фёдора Яковлевича.
Николай Фёдорович, не дожидаясь повестки, сам в 1943 году явился в райвоенкомат и добровольцем отправился вслед за отцом. Отправился для того, чтобы, пройдя через боль, страх, слёзы, лишения и потери народные, дать отпор ворогам лютым, загнать их в своё логово и поставить на колени, а затем встретиться с родным отцом в той самой неметчине, в мае 1945 года, в её столице - Берлине.
Об этой их встрече газета "Красная Звезда" от 9 мая 1987 года рассказала своим читателям.
Вот та статья М.Саркисяна с фотографиями С.Грязева.

С К А Н Е Р газеты "Богатырёвы-01"
Текст статьи "Богатырёвы"
Фёдор Яковлевич и его сын Николай Фёдорович Богатырёвы скупо говорят о своих фронтовых путях-дорогах в годы Великой Отечественной войны. Но часто с волнением вспоминают они о подарке военной судьбы – неожиданной встрече.
11 мая 1945 года, будучи в Берлине, отец получил письмо от сына из… Берлина. Командир полка даёт ему увольнительную. Фёдор Яковлевич на попутке добирается до комендатуры, узнаёт адрес воинской части сына.
Тогда они обошли рейхстаг, побродили по развалинам, не удержались – расписались на щербатых от пуль и осколков стенах. Этот счастливый момент встречи отца с сыном и запечатлён на фронтовом снимке, как дорогая реликвия хранящемся в их семейном архиве. Смотрю на это фото, и рождаются строки, посвящённые ветеранам, моим нынешним собеседникам:
На фотокарточке суровой
Факт встречи дорогой для них…
И, как счастливая подкова,
Соединил их объектив.
Не думали они о славе –
Пилотки лихо, набекрень…
Навек их юными оставил
Родной Победы майский день.
До войны они жили в посёлке Аксиньино под Москвой. Фёдор Яковлевич работал прорабом на стройке Северного речного порта столицы. Коля учился в ковринской школе. Отец ушёл на фронт в июле сорок первого года, сорока лет. Сыр в сентябре сорок третьего, когда ему едва исполнилось семнадцать. Фёдор Яковлевич был связистом, Николай Фёдорович, кавалер ордена Славы III степени, автоматчиком 286-го полка. Сейчас он работает фрезеровщиком в Центральном институте типового проектирования.
-Никак не пойму, - говорит Николай Фёдорович, - как я ухитрялся писать матери с фронта каждый день. И она отвечала каждый день. А мы ведь по природе молчуны…
Матрёне Яковлевне ныне восемьдесят два года. Каждый год девятого мая она накрывает стол, собирает гостей – дети, внуки, правнуки, родные, знакомые. День Победы стал для Богатырёвых праздником и семейным.
А вечером перед салютом они выходят на Ленинградское шоссе. Отсюда хорошо видно, как встаёт зарево над московским небосводом. К салюту нельзя привыкнуть, каждый раз он волнует по-своему. Так и идут они вдоль Ленинградского шоссе, как бы по истории, неотделимой от народной жизни".
Похоронен Фёдор Яковлевич в 1993 году на Голутвинском кладбище, недалеко от метро "Водный стадион" г. Москва. А его сын Николай Фёдорович покоится на кладбище в г. Зеленограде.

Прочитав дневник, мы решили, что этот исторический документ достоин вечно жить в памяти народной. Он написан простым народным языком, понятным всем и каждому.
Мы только самую малость подкорректировали и отредактировали это откровенное повествование о пережитом в тяжкую годину. В качестве эпиграфа и этапных комментариев нами использованы поэтические строки.

Тем ближе нам становятся солдаты,
События тех лет и памятные даты,
И первый, и последние бои...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем резче различаются детали -
И подвиг, и вручение медали,
И знамя безымянной высоты...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем всё ясней, отчетливей моменты,
Как кадры величайшей киноленты,
Где действия ровесников моих...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем чаще вспоминаем тех солдат,
Что шли в атаки не для славы и наград,
А ради мира, счастья всей Земли!

ВОЙНА 1941-1945 г.г.

22/VI-1941г. – Германия напала на Россию внезапно, не объявляя войны.
На производстве прекращалось мирное строительство. Начали готовиться к войне.

Ах, война, что ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли –
Повзрослели они до поры.
За порогом едва помаячили
И ушли за солдатом солдат.
До свидания, мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться домой.

2/VII-1941год
Прекратилась вся строительная работа. Вся организация погрузилась на 900 автомашин с материалами и механическим оборудованием и выехала на оборонные работы по шоссе "Москва – Минск" до станции "Вязьма". Станцию и город Вязьму бомбили немецкие самолёты. Люди со станции и города эвакуировались в провинции. Нам подали эшелоны, мы погрузились и отправились на фронт в Смоленскую область Суботинский, Сычёвский и Холм-Жирковский районы. Развернулись оборонные работы доты дзоты противотанковые рвы на реке Яузе и за Днепром. Три месяца работали, не покладая рук ни днём, ни ночью. Летали немецкие самолёты, разведчики сбивали их и принуждали делать вынужденную посадку. Немецкие лётчики сами подожгли самолёт и побежали в лес, их поймали.
3/X-1941 год
Немцы перешли в наступление. Начали артподготовку в 10 часов утра и до 2-х часов дня. И пошла немецкая авиация эшелонами по 30-40-50 штук. Бомбила боевые порядки, не давала проходу ни конным, ни пешим. Ночью обстреливался по большим дорогам с самолёта трассирующими пулями. Бросали листовки, разного рода провокации совершенно необоснованные с насмешками над русскими сдавайтесь в плен бессмысленное сопротивление.
Мы вели работы за Днепром. Штаб стоял от нас в тылу 30 километров - деревня Пигулино. Немец от нас был близко 7-10 километров. Наши передовые линии отходили. Мы оставались промежду линиями фронтов немцев и русских.
Прибегает красноармеец раздевши, со станции Игоревка, от нас 7 километров, говорит, что немецкие танки на станции. Мы прекратили работу. Начали отступать. На закате солнца подходит к Днепру. Налетает немецкая авиация, начинает бомбить наши части. Нам видно, как на ладони. Нас осыпает осколками и землёй. Переходим Днепр и ночуем.
4/X-1941 год
Приходим в деревню Пигулино, где стоял наш штаб. Штаб выехал, всё горит, разбомбили всю деревню. Сгорели наши автомашины. Штабные около церкви. Самолёты не давали проходу и проезду. По нам с самолётов строчат из пулемёта. Случайно приехала штабная машина за складом. Погрузили из склада, что нужно и поехали в штаб, в тылу 25 километров, в деревню Липицы.
Ехали по большой дороге. По пути 6 населённых пунктов – все сгорели от бомбёжки. Приехали в штаб. Нас считали пропавшими или в плену. Снова получаем новое задание: в деревне Чашково вести работы. Приехали, расквартировались. Вечером пили чай. Приходит посыльный с вещами: "По машинам! Мы окружены!" Подошли немецкие танки, обстреляли нас из пушки и пулемёта. Не успели сесть на машины с товарищами. Бежим в лес, бросаем вещи, кроме чертежей и других секретных документов. Всю ночь выходили из окружения. Наскочили на другие немецкие танки – тоже десант. Самолёты по дорогам обстреливали трассирующими пулями. И другие самолёты летели эшелонами бомбить Москву.
Ночью выходим из окружения. Начали отступать. Суботинский, Кармановский, Сычёвский районы – все дороги забиты, ехали военные, гражданское население, гнали лошадей, коров и другой скот. На нашу машину положили нам тяжелораненых 12 человек – без ноги и рук, и другие ранения. Комиссар был ранен в грудь, умер дорогой. Не хватало бензину, дороги разбиты, грязь, дождь, октябрь, холода. Раненых нигде не принимали. Приехали в Волоколамск, 100 километров от Москвы. Потом дали направление в Клин, 70 километров от Москвы. Клин горел. На Солнечногорск под Москвой.
С 5 по 17/X-1941 год
Отступали. Приехали в Москву, в ту организацию, где работали: Химлаг, Гулага НКВД.
В Москве паника, трудно понять, что творится. Снова получаем задание в Ивановскую область – вести оборонные работы. Город Шуя, Владимир, Юрьев посад, Васильевский район, Лежневский район. Станция Гусь-Хрустальный и станция Курловка (квартира).
Получил отпуск к семейству. Семья из Москвы была эвакуирована в Рязанскую область. Приезжаю. Живут незавидно. Коля отвечает. Хлеба не хватает. Коля уехал со мной на работу, работая чертёжником-копировщиком.
15/XII-1941 год
Прекратились все оборонные работы. Расформировывают, направляют в распоряжении Гулага НКВД – г.Москва по месту работы. Приехали в Москву, в Химкинский райвоенкомат. Призывают в армию.
29/XII-1941 год
Отправляют в город Орехово-Зуево на пересыльный пункт. С пересылки направляют в Москву Черкизово, метрогородок Сокольники в Кавалерийский дивизион связи.

1/I- 1942 год
Началась служба в эскадроне: чистка лошадей, линейное дело. Лошадей кормить было нечем, погрызли все станки и оправятся – обратно едят свой кал.
Сами тоже голодали, у лошадей крали овёс, жарили его и ели. У свиней на свинокухне выбирали сухари, жмых. Ноги едва ходили все.
Получаем пополнение. Весна, апрель, май. В июне грузимся в эшелон и едем в город Калинин – бывшая Тверь. Разгрузились в Калинине – Хорошевское шоссе. Несли караульную службу, пасли лошадей. Стояли 2 месяца. Из нашего дивизиона взяли на пополнение часть техники, людей и лошадей с повозками. А остальные, в том числе и я, поехали обратно в Москву на формирование. В Москве сформировали 9-ый отдельный полк связи. И ещё потребовали связистов из полка под Сталинград. Но мы обратно остались. Ещё раз получили пополнение.
5/X-1942 год
Отправляют весь полк второй раз в Калинин. Погрузились в эшелоны, приехали благополучно, разгрузились. обслуживали связью 3-ью резервную армию. Я был в командировке 30 километров от Калинина – город Медный. Обслуживали электроэнергией курсы младших лейтенантов. Жили хорошо, хлеба хватало, питались отлично. Готовились к боям.
14/XII-1942 год
Январь, морозы. Приказ грузиться, на станции полно эшелонов. Грузились 4 дня. Бомбили станцию днём и ночью, в ночь под 16 раз. Недалеко от нашей квартиры – всё со стен полетело, часы вылетели, окна. Но жертв не было.
19/XII-1942 год
Погрузились, отходят эшелоны. Ехали через Москву Тула, Мичуринск. Приехали Курская область город Елец, станция Становая – от Ельца 18 километров. Выгрузились – снег, морозы, квартир мало. За продуктами ездили в Елец 18 километров туда-сюда. Ночевали в гостинице в нетопленных комнатах. Натопили, угорели – едва отходили.
Город Елец разбит на 30%. Особенно бомбили станцию. Начали двигаться своим ходом. Зима, мороз, метель, дороги занесло снегом. Стояло в поле по 400-500 машин от заноса дорог. Ночевали на машинах в кузове.
Приехали в город Фатеж Курской области. Расквартировались в городе. Город бомбили 3-4 раза на день. Стояли 4 дня. И оказалось, что на церкви сидели 4 немца с рациями и передавали о положении в городе. Когда их сняли, налёты прекратились.

1943 год
Начало таить. Февраль месяц. Из Фатежа выехали в город Дмитриев Льгов, 7- километров от Фатежа. Стояли там с неделю, обратно приехали в Фатеж. 3 километра от города деревня Меленино. Простояли больше 2-х месяцев. Приказ – занять оборону. Орловская – Курск - Белгородская дуга. У станции Поныри, 18 километров деревня Липиново.
5/IV-1943 год
Немцы начали наступление, бросили много самолётов, танков, на Курск сделали налёт 500 самолётов, 1500 самолётовылетов, бои шли днём и ночью, раненых шёл беспрерывный поток, на станции Поныри потеснил немец, наши отошли от 10 до 28 километров и обратно.
К 12/VI-43г. восстановили и перешли в наступление.

От границы мы Землю вертели назад
(было дело сначала).
Но обратно её закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и крохи, -
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.
Мы не мерим Землю шагами,
Понапрасну цветы теребя, -
Мы толкаем её сапогами –
От себя! От себя!

Воздушные бои шли целыми днями, сбивали немецкие самолёты, падали и наши бомбардировщики и истребители. Самолёт опустился низко, обстрелял и убил одну девушку.
Бои продолжались. Командующий Родин, помощник Родзиевский. Приказ - 2 танковой под Чернаву. Поехали вечером, ехали всю ночь. Утром приехали: вся армия, танки, пушки "Катюши", автомашины. На другой день вступили в бой. Наша рота получила задачу, заняли оборону. Сначала нас обстреляла артиллерия. Убило командира роты, старлея Моисеева. Хороший командир.

Это было на Курской. Когда-то.
Смерть у пули купила солдата.
За бесценок купила. Задёшево.
Повела сквозь свинцовое крошево.
Повела его гарью горюющей.
Через лес. Обгорелый. Дикующий.
Через выселок, дымом задушенный.
Через камень. Убитый. Порушенный.
Мол, на этой дороге на адовой,
Ничего наперёд не загадывай.
Или сбудется. Или не сбудется.
Всё тут холодом смертным остудится.
Пушки водят железными шеями.
Чёрный месяц повис над траншеями.
И стоит над глухими воронками
Смерть с мешком, что набит похоронками.

Ещё одного ранило. Самолёты шли волнами - немецкие и наши. Много горело наших танков. Бой неудачный: много потери - мало продвижения. Командующий армии Родин отстранён. Принял армию Богданов.
На поле боя пришлось увидеться со своим родным - Мартыновым Матвеем Семёновичем. Немного поговорили, покурили. Рассказал он о смертельном ранении, отпустили домой на 6 месяцев по комиссии, а райвоенкомат не отпустил - и обратно в бою. Мы получили задачу и пошли выполнять. Попрощались и больше не виделись.
Переехали на 40 километров под Орёл. Начали бой, длился 2 дня. Полковник Белков передаёт с наблюдательного пункта Командующему. Вот-вот наши Корпуса сходятся. Начался бой, скоро будет результат боя. Полковник Белков убит на танке. Наступление не увенчалось успехом. Отошли. Противник сильно укрепился. Продвижения нет.
10/VIII-1943 год
Переезжаем. Курская область – начало Орловской области – город Севск. Заняли исходный рубеж. Немцы в Севске стояли больше 2-х годов. Для осады Севска было поставлено 220 орудий разного калибра. Началась артподготовка, длилась 2 часа 20 мин. Земля вздрагивала от выстрелов и разрывов. Пехота пошла в наступление. Пошла немецкая авиация – не давала продвигаться нашим боевым порядкам, бомбила и тылы.
Стою связным около рации и других машин. Мне говорит шофёр: "Вон летят "фокивульфы", высоко, чуть видно". Полезли в окопы. Только зашли в окоп, как за нами в 9-ми метрах разорвалась бомба, пробила радиатор у "Вилиса", вывела из строя радиостанцию, человеческих жертв не было. Нас в окопе засыпало землёй, окоп обвалился от сотрясения и волны. Бой шёл сильный.
Город Севск обошли с обеих сторон справа и слева. Немцы отступили. Кругом города и в городе было заминировано, обнесено проволочным заграждением, мосты повзрывали, прошли дальше города, много расстреляли мирных жителей. На Контрольной разрывом снаряда при выполнения задания убило солдата Моисеева, снесло весь череп осколком. Похоронили.
Картошки в Севске было посажено много. Посев посеян весь единолично. Земля поделена на полоски. Кончили бой. Снимаемся на формировку – Курская область город Льгов река Сейм. Приехали ночью. Наутро стали наводить связь, рубил топором, поранил себе ногу. Хромал месяца полтора.
От Курска до Льгова 70 километров. Станцию Курск бомбили днём и ночью. Питались неплохо. Не хватало, помогали местные жители, даже гнали самогон и выпивали с нами. Формировка шла с осени и до зимы.

5/I-1944 год
Кончается отдых, началась погрузка в эшелоны, 6-го утром отходили эшелоны на Запад. Направления Льгов - Конотоп - Дарница - Киев - Житомир. Проездом через станцию Дарницу, не доезжая Киева 30 километров, на станции немцы подожгли от бомбёжки 15 эшелонов с бензином, снарядами, ранеными и разным вооружением. Сгорело всё. Жутко было посмотреть, что произошло. Проехали Киев, подъезжаем к Житомиру. Эшелоны шли в нитку один за другим, как колонна машин на шоссе. Не доезжая Житомира 18 км, выгрузились, по дорогам бомбили, особенно ночью. Но нам обошлось благополучно.
Приехали в Житомир. Город хороший, в зелени, местность гористая, мало разбит. Простояли 4-5 дне, выехали под Белую Церковь, Корсунь-Шевченковский район. Уничтожать окружённую группировку. Разбили, много побито техники. Особенно танков. Тоже много побито людей. И вот небольшая передышка. Деревня в яме, вручение знамя полка, некоторым – награды. И начали двигаться ближе к фронту, готовиться к основному наступлению. Очень большое количество. Подтянули пехоты – украинцев пожилого возраста. Шли день и ночь.
6/III-1944 год
Пошли в наступление. Деревня Яблоневка. 6 часов утра. Артподготовка. Начался бой. Видно, как горят танки. Непроходимая грязь. Прорвали оборону. Нам пришлось сразу двигаться вперёд. После прорыва очень много побито нашей пехоты. Столько не видел никогда. Наложено как снопов в поле. На другой день их хоронили. Прямо в поле, по 10-12 человек в яму.

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.
Но не думай, что мы обошлись без потерь –
Просто так, просто так…
Видишь – в поле застыл как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк!

Размесили дороги танками, машинами – трудно описать. Мы бросили машины и стали двигаться на лошадях. Сами шли пешком, на повозке везли технику. Немцы отступали, создавая небольшое сопротивление. Но наши шли по пятам. Дошли до города Умань. Город большой, много расстреляно мирного населения и много угнали с собой. В Умани наша авиация сбрасывала с самолётов пехоту и боеприпасы. Так как не было возможности подвезти транспортом ввиду грязи. Немцы отступали, бросили по дороге технику – 1200 автомашин разных марок, танки "пантеры", "фердинанды", "тигры" – 500 штук. По дорогам нельзя было пройти, всё заставлено техникой. Железные дороги, шпалы рвали. Прицепляли 2 паровоза и сильный крюк. Переламывали все шпалы. Ничто не могло остановить русских. Снаряды от пушек несли на себе по одной и 2 штуки. Двигались вперёд.
Подошли к реке Прут. Прошли благополучно переправу – они не успели взорвать. Идём по Украине. Подходим к Днестру. Передовые части форсировали Днестр. И через сутки немецкие самолёты взорвали переправу. Ранило генерала Латышева, убило полковника. Начала беспокоить немецкая авиация, днём и ночью не давали спокою.
Получили задание провести связь через Днестр. Приехали. На берегу Днестра город Ямполь. Небольшой, весь побитый от боёв. На улицах много валялось немцев убитых. Среди них женщины. Наши танки подошли внезапно, захватили их спящими и побили всех.
Натянули линию через Днестр по старой разбитой переправе. Едва не утопились. Ширина реки 380 метров, течение быстрое, весенняя вода. Порвалась линия. Пошли с лейтенантом, не заметили, как подлетели три "мессера", сбросили бомбы в переправу, чуть не попали. И мы были рядом, навели линию в другом месте.
Тоже в эту ночь подпали под бомбёжку с Мальцевым. Недалеко от церкви бомбили. Убило 5 человек. Но мы было немного подальше, остались живы. Через переправу начали переправляться вперёд, шли танки, а потом машины переехали Днестр. Начала свирепствовать авиация. Не даёт проходу. По дорогам до тех пор обстреливает, пока не сожжёт или убьёт.
Проходили Бессарабию. Город Бельцы. Пришлось двигаться разными дорогами. Полем прошли за город Бельцы. Немцы закрепились. Наткнулись на крепкую оборону. Направление – станция Пырлица. Сад. Немцы подбросили много танков. Окружили 2 батальона нашей пехоты. Уничтожили всех. Даже не брали в плен.
Мы пошли севернее Кишинёва, форсировали реку Южный Буг и вступили в Румынию. Начали кушать мамалыгу. Мужчин-румын не было, остались одни женщины, старики, дети. Продавали нам скот очень дёшево за русские деньги. Мясо мы кушали, сколько хотели. Стояли в обороне под городом Яссы. Днём нас бомбили немецкие самолёты, а ночью румынские кукурузники. Спали в траншеях.
Обстреливала немецкая артиллерия, и миномётами. Немцы бросали листовки: "Ни один русский солдат не уйдёт живым с немецкой земли. Сдавайтесь в плен".
Начал поспевать виноград, сливы, черешня, абрикосы, орехи. Земли чернозёмные, плодородные. Гористые только. Пахать на быках и волах.
16/VI-1944 год
Проезжаем в Бессарабии город Бельцы. Переехали Юный Буг. Не доезжая Бельцев 13 километров, остановились на станции Бельцы, грузились наши Корпуса 12 – 3 – 6. Погрузили 3 Корпус. Не успели отъехать – разбомбили 3 эшелона, из 3-х эшелонов собрали один. Но мы погрузились благополучно. Проезжали через станцию Сарны. Дорога благополучная, не бомбили, но самолёты летали.
Приехали, разгрузились на станции Маневичи, не доезжая Ковеля 70 километров. Стояли в лесу от станции 2-3 километра. Станцию бомбили день и ночь. Как только пришёл эшелон со снарядами, тут же и налетели. Сгорели 3 пулминских вагона со снарядами. Это была северная Белоруссия. Земли песчаные, не хлеборобные.
Наши взяли Ковель, и мы вскоре пошли в наступление. Труднопроходимая местность, топи болотные. Двигали колонны в 4 ряда: автомашины, танки, пушки "Катюши", подводы. Никогда не видел такого смелого наступления: немецкой авиации было мало, наших самолётов-истребителей летало в воздухе 1000 штук по всему дню. Подъехали, форсировали Северный Буг. Река небольшая. И пошли на г.Люблин. в Люблине в уличном бою ранило генерала-полковника Богданова.
Пошли на Варшаву, южнее форсировали реку Висла, бомбили нас на Варшавском шоссе, не давая проходу. И снялись на формировку в Белоруссию – бывшая Волынская губерния, деревня Крымна.
В Крымне в лесу много было бульбовцев и бандеровцев, которые были опасны для армии. Закладали на дорогах мины, взрывали машины, убивали солдат и офицеров, пускали под откос эшелоны. Наша армия выловила их до 5000 человек.
Стояли на одном месте 3 месяца, получили большое пополнение. В этом селе получил письмо, что Коля проезжал через город Ковель. И мы стояли от него недалеко. Письмо шло только 3-4 дня. Я просил командиров, чтобы его перевести в нашу часть. Но ничего не получилось.
Началось передвижение. Потом переехали Северный Буг и обратно. Поехали в Польшу. Остановились. Город Желехов. 4 километра от него стояли 2 месяца.
10/XII-1944 год
Подвигаемся ближе к фронту. Подъехали 4 километра от Вислы, в лес, в землянки. А Корпуса за Вислой на плацдарме снег, холодно. Ночуем в машинах. Но это недолго.

14/I-1945 год
Наступление. Артподготовка между Варшавой и Сандомиром прорвали оборону. И мы 16 пошли за Вислу и начали двигаться по Польше. Наше быстрое продвижение: пошли вдоль Вислы, направление Щецин, вступили в Помиранию. Вот она – проклятая Германия! Горят деревни города, бродит бесхозяйственный скот, коровы и свиньи. В квартирах брошено всё. Немцев не было, все убегали.
Это продолжалось до Одера. Наша армия продвигалась и форсировала Одер. Плацдарм заняла 5-я ударная армия. Бои шли днём и ночью.

О, память-память, эти строки вытки…
Идут на бой советские полки,
ЭрЭс-ы бьют, работают зенитки,
На бреющем проходят "ястребки".
Возмездие вершит одна шестая,
И Бог войны на тысячу стволов…

Приказ – очистить правый берег Одера и выйти к Балтийскому морю. Направление – Щецин. Бои шли 4 дня и ночи. Артиллерия била беспрерывно, тоже били и с самолётов. Немцы не выдержали, бросили свои фаустники, сдались в плен. Правый берег Одера и Балтийского моря очищен. Бои шли до
12/III-1945 года.
Потом пошли на формировку. В Германии город Зольдин отдыхали хорошо, мяса кушали, сколько хотели. Кончились курорты и отдых.
10/IV-1945 год
Выезжаем за Одер. На плацдарме переправу бомбили днём и ночью. Переправ было 4. Одну разбили – не могли восстановили. Летали двухэтажные самолёты. Вечером сбили два таких самолёта. Получились очень сильные взрывы. Переправились за Одер.
16/IV-1945 год
Наступление. Артподготовка. Прорвали оборону. Немецкие самолёты днём летали, но мало, ночью не давали житья – бомбили по дорогам скопление войск. Днём не давали им появляться наши самолёты и зенитки. Ночью навешают фонарей и бомбят.
Начали продвигаться. Всё изрыто траншеями. Противотанковые рвы. Разрушены город и сёла. Всё горит. Немцев нет – все убежали.
Набросали листовок с самолётов. В листовках написано: "Убийство, смерть, кровь, весь Берлин так укреплён. Столько линий оборон, что взять его невозможно, лучше сдавайтесь в плен". Это последняя провокация Гитлера и Геренга. Наши солдаты смеялись – некуда сдаваться, остался один Берлин.
Продвигаемся дальше. Тоже разбитые горелые города, сёла, мосты, воронки от бомб, битые люди, лошади, разорванные на куски, танки наскочили на мины, машины, орудия. Немцы отступали с большим упорством.
24/IV-1945 год
Идут бои на окраинах Берлина. Дачные места пригорода. Приказ Сталина – не трогать мирное население и, если надо выселить, то чтоб были сохранено их имущество и ценности. Немцы приказ узнали раньше нас. Убегать из домов не стали. Даже трудно стало выселять. Говорят, что Сталин говорит, чтоб не выселять. Дежурил у рации, убило деушку Солдатову.
30/IV-1945 год - Берлин в стальном кольце окружён.
2/V-1945 год – капитулировала. Кончились бои, перестали стрелять. Началась капитуляция немецких войск Берлина.
8/V-1945 год – Германия капитулировала, сложила оружие. Война закончена. Мы победили. Ура!

20/V-1945 год
Получил письмо от сына Николая Фёдоровича. Пишет – жив, здоров и невредим. Несу службу в распоряжении коменданта города Берлина.
Получаю 20/V-1945 г. попросил увольнительную на 3 дня в город Берлин.
А мы стояли от Берлина 40 километров город Науэн. Мне не отказали, с попутной машиной еду в город. Приехал, нашёл коменданта города. Он мне адреса расположения части не дал, потому что нельзя. Пришлось найти штаб 5 Армии, отдел укомплектования. Там получил точный адрес расположения части, район и улицу.
Нашёл. Встретились, ему дали тоже отпуск на сутки. Походили по Берлину, попили пива, сфотографировались.

Ф О Т О "Богатырёвы - 05"

Проводил.
Пока искал – полтора дня Берлин изъездил на всех видах транспорта: автобусах, трембусах, метро, на машинах и больше исходил пешком.
Но труды даром не прошли – встретиться пришлось.
Центр Берлина весь разбит, сгорелые дома, от бомбёжки развалины, руины. Тоже самое – разбит и Рейхстаг. Здание было красивое внутри снаружи имеет 4 фасада с архитектурным оформлением. Стоят сгорелые танки, прижатые к Рейхстагу с двух сторон улицы. А с двух подходит парк, который весь побит от бомбёжки. Недалеко от Рейхстага Бранденбургские ворота. Как у нас в Москве на сельхоз-выставке. И от ворот пошла улица асфальтовая, широкая, озеленённая, которая называется Гитлер-Штрассе.

Из Берлина выехали 2/VI-1945 г.
4/VI-1945 год
Прибыл в свою часть. Начали говорить о том, что есть приказ о демобилизации. Стоим от Берлина 62 километра. Бараки наших русских невольников или пленных. Ждём, как отпустят домой.

Из той большой немыслимой войны,
Где замерли в стоп-кадрах подвиги героев,
Я возвращаюсь в царство гулкой тишины,
Наполненное вздохами ночи и мыслей роем.
На дорогах войны – пыль времён,
Над окопами битв – ковыли,
Но на рельсовых стыках стучит эшелон –
Тот последний – из прошлой войны.
И тревожится пульс у виска,
И осколок по-прежнему жжёт,
По ночам фронтовая тоска
Нам уснуть до зари не даёт…

В книге использованы стихи:
Юрия Визбора "Помни войну";
Владимира К. Цыкалова "Чем дальше мы уходим от войны";
Булата Окуджавы "Ах, война, что ты сделала, подлая…";
Владимира Высоцкого "Мы вращаем Землю";
Сергея Острового "Солдат и смерть";
Владимира Высоцкого "Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог";
Сергея Орлова "Лунная соната";
Владимира К. Цыкалова "Из той большой немыслимой войны".