Вышедшая в свет книга «Воспоминания детей военного Сталинграда» стала настоящим откровением не только для нынешнего поколения, но и для ветеранов войны.

В Сталинград война ворвалась внезапно. 23 августа 1942 года. Еще накануне жители слышали по радио, что бои идут на Дону, почти за 100 километров от города. Работали все предприятия, магазины, кинотеатры, детские сады, школы готовились к новому учебному году. Но в тот день, пополудни, все в одночасье рухнуло. 4-я немецкая воздушная армия обрушила свой бомбовый удар по улицам Сталинграда. Сотни самолетов, совершая один заход за другим, планомерно уничтожали жилые кварталы. История войн еще не знала столь массированного разрушительного налета. В городе тогда не было скопления наших войск, так что все усилия противника были направлены на уничтожение именно мирного населения.

Никто не знает – сколько тысяч сталинградцев погибло в те дни в подвалах обрушившихся зданий, задохнулось в земляных убежищах, сгорело заживо в домах.

«Из своего подземного убежища мы выбежали наружу, - вспоминает Гурий Хватков, ему было 13 лет. – Наш дом сгорел. Многие дома по обе стороны улицы тоже были охвачены пожаром. Отец и мама схватили нас с сестренкой за руки. Нет слов описать, какой мы испытывали ужас. Вокруг все пылало, трещало, взрывалось, мы бежали по огненному коридору к Волге, которую из-за дыма не было видно, хотя она была совсем близко. Вокруг были слышны крики обезумевших от ужаса людей. На узкой кромке берега скопилось много народа. Раненые лежали на земле вместе с мертвыми. Наверху, на железнодорожных путях взрывались вагоны с боеприпасами. Над нашими головами летели железнодорожные колеса, горящие обломки. По Волге двигались горящие потоки нефти. Казалось, что горит река… Мы бежали вниз по Волге. Вдруг увидели небольшой буксирный пароход. Едва мы поднялись по трапу, как пароход отошел. Оглянувшись, я увидел сплошную стену горящего города».

Сотни немецких самолетов, низко спускаясь над Волгой, расстреливали жителей, пытавшихся переправиться на левый берег. Речники вывозили людей на обычных прогулочных пароходах, катерах, баржах. Фашисты поджигали их с воздуха. Волга стала могилой для тысяч сталинградцев.

В своей книге «Засекреченная трагедия гражданского населения в Сталинградской битве» Т.А. Павлова приводит высказывание офицера абвера, которого взяли в плен в Сталинграде:

«Мы знали, что русских людей надо уничтожать как можно больше, с тем, чтобы предотвратить возможность проявления какого-либо сопротивления после установления нового порядка в России».

Вскоре разрушенные улицы Сталинграда стали полем сражения, и многих жителей, чудом оставшихся в живых во время бомбардировок города, ожидала тяжелая участь. Они были захвачены немецкими оккупантами. Фашисты выгоняли людей из родных мест и бесконечными колоннами гнали по степи в неизвестность. По пути те срывали обгоревшие колосья, пили воду из луж. На всю жизнь, даже у малых детей, остался страх – только бы не отстать от колонны – отставших пристреливали.

В этих жестоких обстоятельствах происходили события, которые впору изучать психологам. Какую стойкость способен проявить ребенок в борьбе за жизнь! Борису Усачеву в ту пору было всего пять с половиной лет, когда они вдвоем с матерью ушли из разрушенного дома. Матери предстояло скоро рожать. И мальчик стал уже осознавать, что он – единственный, кто может помочь ей на этой трудной дороге. Они ночевали под открытым небом, и Борис подтаскивал солому, чтобы маме было легче лежать на подмерзшей земле, собирал колосья и кукурузные початки. Они прошли 200 километров, прежде чем им удалось найти крышу - остаться в холодном сарае в хуторе. Малыш по обледеневшему склону спускался к проруби, чтобы принести воды, собирал дровишки, чтобы обогреть сарай. В этих нечеловеческих условиях на свет появилась девочка…

Оказывается, и малолетний ребенок может мгновенно осознать, что такое опасность, грозящая смертью… Галина Крыжановская, которой не исполнилось тогда и пяти, вспоминает, как она, больная, с высокой температурой, лежала в доме, где хозяйничали фашисты: «Помню, как один молодой немец стал куражиться надо мной, поднося нож к моим ушам, носу, грозя отрезать их, если я буду стонать и кашлять». В эти страшные мгновения, не зная чужого языка, одним инстинктом девочка поняла, какая ей грозит опасность, и что она не должна даже пискнуть, не то чтобы крикнуть: «Мама!»

Галина Крыжановская рассказывает о том, как они выживали, находясь в оккупации. «От голода кожа у нас с сестрой заживо гнила, ноги распухли. По ночам мама выползала из нашего подземного убежища, добиралась до помойной ямы, куда немцы сбрасывали очистки, огрызки, кишки…»

Когда после перенесенных страданий девочку впервые искупали, то увидели в ее волосах седину. Так с пяти лет она с седой прядью и ходила.

Немецкие войска теснили наши дивизии к Волге, захватывая одну за другой улицы Сталинграда. И новые колонны беженцев под охраной оккупантов тянулись на запад. Крепких мужчин и женщин загоняли в вагоны, чтобы вести как рабов в Германию, детей прикладами отгоняли в сторону…

Но в Сталинграде находились и семьи, которые остались в расположении наших сражающихся дивизий и бригад. Передний край проходил через улицы, руины домов. Застигнутые бедой, жители укрывались в подвалах, земляных убежищах, канализационных трубах, оврагах.

Это тоже неизвестная страница войны, которую раскрывают авторы сборника. В первые же дни варварских налетов были разрушены магазины, склады, транспорт, дороги, водопровод. Прекратилось снабжение населения продовольствием, не было воды. Я, как очевидец тех событий и один из авторов сборника, могу свидетельствовать, что нам за пять с половиной месяцев обороны города гражданскими властями не было выдано ни каких-либо продуктов, ни одного куска хлеба. Впрочем, и выдавать было некому - руководители города и районов сразу эвакуировались за Волгу. Никто не знал, есть ли жители в сражающемся городе и где они находятся.

Как же мы выживали? Только милосердием советского солдата. Его сострадание к голодным и измученным людям спасало нас от голода. Каждый, кто выжил среди обстрелов, взрывов, свиста пуль, помнит вкус мерзлого солдатского хлеба и варево из пшенного брикета.

Жители знали, какой смертельной опасности подвергались бойцы, которые с грузом продовольствия для нас отправлялись, по собственной инициативе, через Волгу. Заняв Мамаев курган и другие высоты города, немцы прицельным огнем топили катера и лодки, и только редкие из них доплывали по ночам до нашего правого берега.

Многие полки, сражаясь в руинах города, оказывались на скудном пайке, но, увидев голодные глаза детей и женщин, бойцы делились с ними последним.

В нашем подвале под деревянным домом укрывались трое женщин и восемь детей. Выходили из подвала за кашей или водой только старшие дети, которым было по 10-12 лет: женщин могли принять за разведчиц. Однажды в овраг, где стояли солдатские кухни, поползла и я.

Пережидала обстрелы в воронках, пока добралась до места. Навстречу мне шли бойцы с ручными пулеметами, коробками с патронами, катили орудия. По запаху я определила – за дверкой блиндажа находится кухня. Я топталась, не решаясь открыть дверь и попросить каши. Передо мной остановился офицер: «Откуда ты, девочка?» Услышав про наш подвал, он повел меня в свою землянку в откосе оврага. Поставил передо мной котелок с гороховым супом. «Зовут меня Павел Михайлович Корженко, - сказал капитан. – У меня сын Борис – твоего же возраста».

Ложка дрожала у меня в руке, пока я ела суп. Павел Михайлович смотрел на меня с такой добротой и состраданием, что душа моя, скованная страхом, обмякла и затрепетала от благодарности. Еще много раз я буду приходить к нему в землянку. Он не только кормил меня, но и говорил о своей семье, читал письма от сына. Случалось, рассказывал о подвигах бойцов дивизии. Мне он казался родным человеком. Когда я уходила, он всегда давал мне с собой брикеты каши для нашего подвала… Его сострадание на всю жизнь станет для меня нравственной опорой.

Тогда по-детски мне казалось, что война не может погубить такого доброго человека. Но после войны я узнала, что Павел Михайлович Корженко погиб на Украине при освобождении города Котовска…

Галина Крыжановская описывает такой случай. В подпол, где укрывалась семья Шапошниковых, – мать и трое детей, прыгнул молодой боец. «Как же вы здесь жили?» – удивился он и сразу снял свой вещевой мешок. Положил на топчан кусок хлеба и брикет каши. И сразу выскочил наружу. Мать семейства бросилась за ним, чтобы сказать ему спасибо. И тут на ее глазах бойца насмерть сразила пуля. «Если бы не задержался, не стал бы с нами делиться хлебом, может быть, успел бы проскочить опасное место», - сокрушалась она потом.

Поколению детей военной поры было присуще раннее осознание своего гражданского долга, стремление сделать, что было в их силах, чтобы «помочь сражающейся Родине», как ни высокопарно сегодня это звучит. Но такими были юные сталинградцы.

После оккупации, оказавшись в глухом селе, одиннадцатилетняя Лариса Полякова вместе с матерью пошла работать в госпиталь. Взяв медицинскую сумку, в мороз и пургу каждый день Лариса отправлялась в неблизкий путь, чтобы принести в госпиталь медикаменты и перевязочные средства. Пережив страх бомбежек и голод, девочка нашла в себе силы ухаживать за двумя тяжелоранеными бойцами.

Анатолию Столповскому было всего 10 лет. Он часто отлучался из подземного убежища, чтобы добыть еду для матери и младших детей. Но мать не знала, что Толик постоянно под огнем ползает в соседний подвал, где расположился артиллерийский командный пункт. Офицеры, заметив огневые точки врага, по телефону передавали команды на левый берег Волги, где находились артиллерийские батареи. Однажды, когда фашисты предприняли очередную атаку, взрывом разорвало телефонные провода. На глазах Толика погибли двое связистов, которые один за другим пытались восстановить связь. Фашисты были уже в десятках метров от КП, когда Толик, надев маскхалат, пополз искать место обрыва. Вскоре офицер уже передавал команды артиллеристам. Вражеская атака была отбита. Еще не раз в решающие моменты боя мальчишка под обстрелом соединял нарушенную связь. Толик со своими родными был в нашем подвале, и я была свидетелем того, как капитан, передав матери буханки хлеба и консервы, благодарил ее за воспитание такого отважного сына.

Анатолия Столповского наградили медалью «За оборону Сталинграда». С медалью на груди он пришел учиться в свой 4-й класс.

В подвалах, земляных норах, подземных трубах – всюду, где прятались жители Сталинграда, несмотря на бомбежки и обстрелы, теплилась надежда – дожить до победы. Об этом, вопреки жестоким обстоятельствам, мечтали и те, кто был угнан немцами из родного города за сотни километров. Ираида Модина, которой было 11 лет, рассказывает о том, как они встречали бойцов Красной Армии. В дни Сталинградской битвы их семью – мать и троих детей фашисты загнали в барак концлагеря. Чудом они выбрались из него и на другой день увидели, что немцы сожгли барак вместе с людьми. От болезней и голода умерла мать. «Мы были полностью истощены и напоминали ходячие скелеты, - написала Ираида Модина. – На головах – гнойные нарывы. Мы с трудом двигались… Однажды наша старшая сестра Мария за окном увидела всадника, на шапке которого была пятиконечная красная звезда. Она распахнула дверь и упала в ноги вошедшим бойцам. Я помню, как она в рубашке, обхватив колени одного из бойцов, сотрясаясь от рыданий, повторяла: «Спасители наши пришли. Родные мои!» Бойцы кормили нас и гладили наши обстриженные головы. Они казались нам самыми близкими людьми на свете».

Победа в Сталинграде стала событием планетарного масштаба. В город приходили тысячи приветственных телеграмм и писем, шли вагоны с продовольствием и строительными материалами. Именем Сталинграда назывались площади и улицы. Но никто в мире не радовался победе так, как бойцы-сталинградцы и жители выстоявшего в сражениях города. Однако в печати тех лет не сообщалось, насколько тяжелой оставалась жизнь в разрушенном Сталинграде. Выбравшись из своих убогих убежищ, жители еще долго ходили по узким тропкам среди бесконечных минных полей, на месте их домов стояли обгорелые печные трубы, воду носили с Волги, где еще оставался трупный запах, пищу готовили на кострах.

Весь город был полем сражения. И когда стал сходить снег, на улицах, в воронках, заводских корпусах, повсюду, где шли бои, обнаруживались трупы наших и немецких солдат. Надо было предать их земле.

«Мы вернулись в Сталинград, и мама пошла работать на предприятие, которое находилось у подножия Мамаева кургана, - вспоминает Людмила Бутенко, которой было 6 лет. – С первых дней всем рабочим, в основном это были женщины, надо было собирать и хоронить трупы наших солдат, погибших при штурме Мамаева кургана. Надо только представить, что испытывали женщины, одни ставшие вдовами, а другие, каждый день ожидавшие весточек с фронта, тревожась и молясь за своих близких. Перед ними были тела чьих-то мужей, братьев, сыновей. Мама приходила домой усталая, подавленная».

Трудно такое представить в наше прагматичное время, но всего через два месяца после окончания боев в Сталинграде появились бригады добровольцев-строителей.

Начиналось это так. Работница детского сада Александра Черкасова предложила своими силами восстановить небольшое здание, чтобы поскорее принять детишек. Женщины взялись за пилы и молотки, сами штукатурили, красили. Именем Черкасовой стали называть добровольные бригады, которые безвозмездно поднимали разрушенный город. Черкасовские бригады создавались в разбитых цехах, среди руин жилых домов, клубов, школ. После своей основной смены жители еще два-три часа работали, расчищая дороги, вручную разбирая развалины. Даже дети собирали кирпичи для своих будущих школ.

«В одну из таких бригад вступила и моя мама, - вспоминает Людмила Бутенко. – Жители, еще не оправившиеся от перенесенных страданий, хотели помочь восстановлению города. Они шли на работу в отрепье, почти все босиком. И удивительно – можно было услышать, как они пели. Разве можно забыть такое?»

Есть в городе здание, которое называют Домом Павлова. Находясь почти в окружении, бойцы под командованием сержанта Павлова 58 дней защищали этот рубеж. На доме осталась надпись: «Мы отстоим тебя, родной Сталинград!» Черкасовцы, пришедшие восстанавливать это здание, добавили одну букву, и на стене было начертано: «Мы отстроим тебя, родной Сталинград!»

По прошествии времени этот бескорыстный труд черкасовских бригад, в которые входили тысячи добровольцев, представляется поистине духовным подвигом. И первыми зданиями, которые сооружались в Сталинграде, были детские сады и школы. Город заботился о своем будущем.

Людмила Овчинникова

Прежде всего исследователю необходимо прочитать доставшийся ему текст. Древнерусские летописи написаны на древнерусском языке и переписаны писцами, почерки которых, естественно, довольно сильно отличаются от наших. Вот, например, две фразы из Ипатьевской летописи, написанной в 1420-х годах, — по общему признанию, системообразующие для русской истории:

землѧ наша велика · и
ѡбилна · а нарѧда въ
неи нѣтъ ·

Руси веселье питье · не мо-
жемъ безъ того быти ·: —

Конечно, не все тут ясно без специальной подготовки. Буква Ѧ («юс малый») читается как «я», Ѡ («омега» или «от») — как «о», а Ѣ («ять») — как «е»; заметим, кроме того, что З и Н пишутся на греческий манер — как ζ и Ν, а Е выглядит как украинская буква Є. Русскоязычного читателя может удивить окончание инфинитива -ти («быти»), сохранившееся сегодня лишь у отдельных глаголов («везти», «идти»). Но привыкнуть к иным начертаниям букв несложно; реально выучить и древнерусскую грамматику. Хуже другое: в некоторых случаях и этих специальных знаний оказывается недостаточно.

Из приведенных примеров видно, что в Древней Руси писали без пробелов (или, во всяком случае, ставили пробелы не всегда). Это естественно для архаической письменности: как правило, разрывы между словами не артикулируются в устной речи, и нужен определенный уровень филологических знаний, чтобы стала очевидна необходимость отделять одно слово от другого. В первых двух примерах разделение этих фраз на слова не вызывает особенных трудностей. Но так бывает не всегда. К примеру, вот такой фрагмент обнаруживается в Лаврентьевской летописи 1377 года непосредственно перед знаменитым рассказом о призвании варягов:

Первые три строчки и начало четвертой существенных разногласий в науке не вызывают. Вот расшифровка первых строк в упрощенной орфографии, но с сохранением оригинального деления на строки:

[и]маху дань варязи изъ заморья на чюди и на сло-
вѣнех · на мери и на всѣхъ кривичѣхъ · а козари и-
маху на полянѣх · и на сѣверѣх и на вятичѣхъ · има-
ху...

То есть «брали дань варяги из заморья с чюди и со словен, с мери и со всех кривичей, а хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей, брали...».

Если просто переписать то, что имеется в источнике, получится такая последовательность букв: «побѣлѣивѣверицѣ ѿдыма». В начале этого ряда легко опознается предлог «по», а в конце — слова «от дыма» (в некоторых случаях буквы могли надписываться над строкой). Обращение к словарям помогает опознать слово «вѣверица» — «белка», «беличья шкурка». Так в написанной слитно фразе возникают три дополнительных пробела: «по бѣлѣи вѣверицѣ от дыма». Но для «бѣлѣи» возможны два варианта.

Можно увидеть здесь одно слово — прилагательное, выступающее определением к существительному «вѣверица». «По бѣлѣи вѣверицѣ» в этом случае будет обозначать «по белой белке», то есть по одной наиболее ценной для промысла зимней беличьей шкурке серых тонов (такое прочтение предлагает, например, Дмитрий Лихачев). В качестве подтверждения этой версии можно привести рассказ Ипатьевской летописи о встрече князей в Моровске (1159): среди подарков, которыми обменивались участники этого съезда, фигурируют «белые волки». Судя по всему, в Древней Руси «белые», зимние меха выделяли в отдельную категорию пушнины.

Однако в древнерусском языке было не только прилагательное «бѣлъ» («бѣлыи»), но и существительное «бѣла», обозначавшее среди прочего денежную единицу, монету. Эти денежные единицы упоминаются, к примеру, в ряде купчих грамот конца XIV — начала XV века, хранившихся в архиве Кирилло-Белозерского монастыря. Это значит, что в обсуждаемой фразе из Лаврентьевской летописи можно поставить еще один пробел: «по бѣлѣ и вѣверицѣ от дыма». Дань в этом случае придется считать состоявшей из двух частей — денежной (в размере одной белы) и натуральной (в виде беличьей шкурки). Получаем второе прочтение фрагмента, состоящего всего из двух десятков букв.

Может показаться, что проблема не очень важная и может быть интересна только отдельным профессионалам. Но это не так. Дело в том, что если варяги и хазары брали дань со славян только мехами, то с высокой долей вероятности хозяйство у славян того времени было сугубо натуральным и строилось на прямом обмене товарами. Если же во взимаемых податях присутствовала и денежная компонента, то, значит, на Руси, причем еще до призвания Рюрика, существовало обращение монет. А это два совершенно разных типа развития экономики, причем первый из них — натуральный — считается характерным для «отсталых» обществ и вытесняется вторым — товарно-денежным — по мере «развития», что бы под этим словом ни понималось. Иначе говоря, от того, как мы расставим пробелы в летописном тексте, напрямую зависит наша оценка «прогрессивности» восточных славян середины IX века. Не случайно среди сторонников чтения «по бѣлѣ и вѣверицѣ» оказался Борис Греков — один из ведущих историков сталинского периода, в конце 1940 — начале 1950-х годов старавшийся из «патриотических» соображений предложить как можно более древнюю датировку возникновения государственности на Руси.

Версия, что славяне могли платить дань и мехами, и деньгами, противоречит данным ряда источников. В частности, арабский путешественник и писатель середины X века Ахмед ибн Фадлан, оставивший нам описание Поволжья и прилегающих регионов, отмечает, что «на царе славян [лежит] дань, которую он платит царю хазар, от каждого дома в его государстве — шкуру соболя». О монетах в этом сообщении нет ни слова. Как следствие, современная наука сдержанно относится к чтению «по бѣлѣ и вѣверицѣ»; альтернативный вариант «по бѣлѣи вѣверицѣ» считается предпочтительным.

В то же время вопрос (как и всякий сто́ящий вопрос в исторической науке) остается открытым.

2. Изучить историю текста

Евангелист Лука. Миниатюра из Мстиславова Евангелия. Новгород, XII век Wikimedia Commons

Предположим, что нам достался сравнительно простой по графике, грамматике и лексике текст, прочтение которого не вызывает проблем. Можно ли считать, что мы сразу же получаем непосредственный доступ к «тому, как все было на самом деле»? Разумеется, нет. Хорошо известно, что в историческом источнике, даже самом тривиальном, мы находим не «действительность», а взгляд автора, составителя или даже переписчика. Естественно, это касается и русских летописей. Из этого следует, что адекватно прочитать летопись возможно, только как можно больше узнав про ее автора. К несчастью, сделать это очень сложно: допетровская русская культура с большим подозрением смотрела на все проявления индивидуальности; самостоятельность человека рассматривалась как источник соблазна и причина греха. Поэтому летописцы не только не настаивали на неприкосновенности своих сочинений, но и прямо призывали последующих читателей и распространителей исправлять допущенные по неразумию ошибки:

«и ныне, господа отци и братья, оже (если. — Д. Д. ) ся гдѣ буду описалъ, или переписалъ, или не дописалъ, чтите исправливая, Бога дѣля, а не клените, занеже (поскольку. — Д. Д. ) книгы ветшаны, а умъ молодъ, не дошелъ».

И такие «исправления» (а на самом деле — редактура, переделка, перераспределение акцентов) производились при переписке постоянно. Более того, когда один летописец прекращал работу, следующий мог взять ту же рукопись и продолжить писать на оставшихся чистыми листах. В результате перед современным исследователем оказывается текст, в котором прихотливо сплетаются труды нескольких совершенно разных людей, и прежде чем ставить вопрос о личности каждого из книжников, необходимо разграничить «зоны активности» каждого из них.

Для этого существует несколько приемов.

1. Самый простой случай — если до нас дошло несколько разновременных копий интересующей нас летописи (специалисты по средневековой литературе называют их списками). Тогда, сравнивая эти списки между собой, мы можем наглядно проследить возникновение каждой правки, а если хватит данных — то и прикинуть, кто мог бы эти правки осуществить.

2. Неплохо также (парадоксальным образом!), если редакторское вмешательство было произведено грубой, неаккуратной рукой. Такая правка будет надежно определяться по несуразностям, которые неизбежно возникают при неосторожном редактировании: где-то окажется предложение без глагола, где-то станет непонятно, кого «его», а где-то и вовсе не разобрать, кто на ком стоял.

Пожалуй, самая примечательная ошибка редактора обнаруживается в рассказе Повести временных лет об объединении Новгорода и Киева под властью варяжского князя Олега (882). В начале этого сообщения используются глаголы в единственном числе: «[п]оиде Олегъ... и приде къ Смоленьску...» Но затем внезапно возникает форма ныне утраченного двойственного числа: «[и] придоста къ горамъ хъ Кыевьскимъ». Даже не зная древнерусского, нетрудно заметить, что форма глагола изменилась (если раньше на конце стояло «-е», то теперь видим «-оста»). Понять причины этой ошибки было бы невозможно, если бы в руках исследователей не оказалось так называемой Новгородской первой летописи младшего извода, в которой — в отличие от подавляющего большинства летописей — поход скандинавов на юг описывается как предприятие двух человек: князя Игоря (того самого, которого в 945 году убьют древляне) и его друга и соратника Олега. Еще в конце XIX века Алексей Шахматов показал, что Новгородская первая летопись сохранила в своем составе остатки некоего древнего сочинения, излагавшего многие сюжеты ранней русской истории в нетипичном, еще не доведенном до завершения виде, в том числе Игорь там представал не воспитанником, а ровесником Олега. Автор рассказа Повести временных лет о покорении Киева, видимо, взял это сочинение за основу, но в одном месте забыл заменить форму двойственного числа. Его оговорка дала нам возможность узнать о некоторых деталях истории русского летописания XI — начала XII века.

3. Наконец, если летопись сохранилась в единственном списке и грамматических перебоев в нем не прослеживается, исследователь может ориентироваться на стилистические различия между разными по происхождению фрагментами текста, а иногда и на содержательные противоречия. Скажем, рассказывая о небесных знамениях, наблюдавшихся на Руси в 1061 году, летописец замечает:

«знаменья <...> въ небеси, или звѣздам, ли сълнци, ли птицами, ли етером (другим. — Д. Д. ) чимъ, не [на] благо бываеть, но знаменья сиця (такие. — Д. Д. ) на зло бывають, ли проявленье рати, ли гладу, ли смьрть проявьляеть».

Но далее из описания событий начала XII века становится ясно, что знамения могут быть как добрыми, так и злыми: все зависит от того, насколько истово будут молиться очевидцы. В одной голове оба этих утверждения вряд ли уживутся, а значит, скорее всего, изложение событий 1061 года написано не тем, кто составил рассказ о громких победах русского оружия, ознаменовавших собой первое десятилетие XII века.

Понятно, что результаты такого анализа будут существенно менее убедительными, чем выводы, полученные первыми двумя способами. Но попытки рассматривать летописный текст как единое целое еще менее продуктивны, поскольку в таком случае наше представление об исторических событиях неизбежно останется слишком обобщенным.

3. Узнать, кем был летописец

Евангелист Иоанн Богослов. Пергамент из Золотой книги бенедиктинского аббатства Пфеферс. Германия, XI век Université de Fribourg

Разделив летописный текст на разные по происхождению слои, мы можем переходить и к решению следующей задачи — попытаться понять логику авторов, установить, с какого ракурса и в какую сторону был направлен индивидуальный взгляд каждого из них.

Проникнуть в логику автора позволяет детальное знание обстоятельств его жизни. В таком случае историк, подобно актеру, играющему по системе Станиславского, может представить себя на месте своего персонажа и попытаться реконструировать мысли, руководившие человеком прошлого.

Но мы до обидного мало знаем об обстоятельствах жизни конкретных историописателей Древней Руси. Даже авторство одного из важнейших исторических сочинений, Повести временных лет, вызывает очень большие сомнения: во-первых, имя Нестора появляется только в самой поздней из известных нам рукописей с текстом Повести, в то время как в других его произведениях оно фигурирует всегда, а во-вторых, Повесть временных лет расходится в трактовке ряда исторических сюжетов с Житием Феодосия, которое несомненно принадлежит Нестору. Значит, опираться на эту атрибуцию в истолковании текста Повести временных лет не приходится.

С другой стороны, даже не зная конкретных имен и подробностей биографии, мы можем в деталях представить себе социальный портрет тех, под чьим пером сформировалась сюжетная канва российской истории, особенно если будем очень внимательны к мелким деталям. Любая вскользь брошенная фраза, любая третьестепенная фигура на заднем плане могут пролить свет на обстоятельства и причины создания изучаемого нами текста.

Рассказывая о святом Феодосии Печерском, один из летописцев XI века отмечает:

«к нему же и азъ придохъ, худыи и недостоиныи рабъ, и приятъ мя лѣтъ ми сущю 17 от роженья моего».

Там же под 1096 годом книжник пишет от первого лица об очередном нападении степных кочевников:

«и придоша в манастырь Печерьскыи, намъ сущим по кѣльямъ почивающим по заутрени (то есть «когда мы были в кельях и отдыхали после заутрени». — Д. Д. ), и кликнуша около манастыря, и поставиша стяга два пред враты манастырьскими. Намъ же бѣжащим задомъ манастыря, а другимъ възбѣгшим на полати, безбожныѣ же сынове Измаилеви высѣкоша врата манастырю и поидоша по кельямъ, высѣкающе двери, и износяху, аще что обрѣтаху в кельи...»

Очевидно, автор или авторы приведенных фрагментов принадлежали к братии Киево-Печерского монастыря. Монастырская жизнь регламентирована в деталях. Ключевой предмет регулирования в монастырских уставах — это служба, состав и порядок следования церковных песнопений. Но немалое внимание уделяется и времени вне службы — трапезам (включая меню и даже поведение за столом), выполнению подсобных работ и индивидуальным занятиям в кельях. При этом весьма желательно, чтобы у монаха не было свободного, не посвященного тому или иному послушанию времени, поскольку праздность неизбежно рождает грех. При этом из той же летописи мы узнаем, что в Киево-Печерском монастыре действовал едва ли не самый строгий из уставов, Студийский.

Занятия историей могут встроиться в подобный образ жизни только при одном условии: если исторический процесс будет рассматриваться исключительно в религиозном ключе, сквозь призму грядущего Страшного суда. А раз так, то не приходится и удивляться той огромной роли, которую играли в древнерусском восприятии истории Библия и учение Церкви: только глубокое знакомство со священной историей и богословской литературой давало летописцу возможность создать такую трактовку событий, которая не пришла бы в противоречие с духом монастырского устава.

Наряду с летописцами-монахами существовали летописцы из белого духовенства и летописцы — служители церквей. Их мировосприятие во многом было похоже на мировосприятие монахов — в конце концов, и те, и другие, и третьи тесно связаны с жизнью церкви, но были и различия, связанные с тем, что священник был существенно больше вовлечен в мирскую жизнь. В частности, по сравнению со своими киевскими предшественниками новгородские летописцы XII-XIII веков кажутся более внимательными к экономике и городскому хозяйству, отмечают голодные и изобильные годы, падения и повышения цен, фиксируют природные катаклизмы и разрушения, которые наносит разбушевавшаяся стихия:

«бысть вода велика вельми въ Волхове и всюде, сено и дръва разнесе; озеро морози въ нощь, и растьрза вѣтръ, и вънесе въ Волхово, и поломи мостъ, 4 городнѣ отинудь бе-знатбе занесе».

То есть «поднялась вода сильно в Волхове и в других реках, сено и дрова унесла; озеро ночью стало замерзать, но ветер разметал льдины и вынес в Волхов, и [этот лед] сломал мост, четыре опоры унесло вообще неизвестно куда».

В результате мы получаем незамысловатую в литературном отношении, но объемную картину городской повседневности русского Средневековья.

Наконец, существовали (во всяком случае, в конце XV века) и летописцы —должностные лица. В частности, описав чудесные обстоятельства рождения Василия II (1415), один из книжников замечает:

«мнѣ же о сем Стефан дьякъ сказа, а в прежнем проречении старца Деменътей печатник ему сказаше, поведа великая княгини Мария».

Очевидно, составитель был принят при дворе и вхож в зарождающиеся московские приказы; поскольку же для процитированной летописи характерна еще и последовательная поддержка великокняжеской власти (в том числе и по тем вопросам, по которым позиция Ивана III расходилась с позицией Церкви), то весьма вероятно, что ее автор и сам принадлежал к несметному племени отечественных бюрократов.

Конечно, предложенные портреты летописцев носят характер веберовских идеальных типов и схватывают источниковую реальность лишь в самом первом приближении. В любом случае летописный текст обычно содержит достаточно деталей, позволяющих представить себе того человека, с которым приходится вести диалог, а значит, и предсказать специфику его реплик.

4. Понять, что летописец хотел сказать

Икона Спаса Пантократора. Миниатюра из Псалтыри Теодора. Константинополь, XI век The British Library

Важной (и по большому счету лишь в последнее время осознанной) проблемой изучения летописных текстов является присутствие в них многочисленных иносказаний. Специфика иносказания в том, что о нем, как правило, не предупреждают; напротив, прибегая к непрямому выражению своей мысли, автор вызывает читателей на своего рода интеллектуальный поединок, предлагая им самостоятельно догадаться, где заканчивается буквальное описание и начинается текст с двойным дном. Понятно, что взаимодействие в таком режиме требует определенной подготовки и от пишущего, и от читающего: оба они должны владеть правилами игры и уметь ее распознать.

Долгое время считалось, что в русской средневековой книжности иносказания не употреблялись: летописцы казались исследователям людьми простыми, чуждыми греческой хитрости и латинской выучки. Действительно, на Руси не было ни состязательного суда, где можно было бы выработать навыки красноречия, ни академий и университетов, где эти навыки можно было бы обобщить, систематизировать и передать молодому поколению. И все же картина немного сложнее. Рассмотрим один пример, предложенный в середине 1990-х годов историком Игорем Данилевским.

В начальной части Повести временных лет, уже сообщив о Кие, Щеке, Хориве и сестре их Лыбеди, но еще до рассказа о призвании варягов летописец приводит историю о том, как правители Хазарского каганата попытались обложить данью восточнославянское племя полян:

«и наидоша я козарѣ... и рѣша козари: „Платите намъ дань“. Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и къ старѣишинымъ своимъ, и рѣша имъ: „Се налѣзохомъ дань нову“. Они же рѣша имъ: „Откуду?“ Они же рѣша: „Въ лѣcѣ на горахъ надъ рѣкою Днѣпрьскою“. Они же рѣша: „Что суть въдали?“ Они же показаша мечь. И рѣша старци козарьсти: „Не добра дань, княже! Мы ся доискахомъ оружьемь одиною стороною, рекше саблями, а сихъ оружье обоюду остро, рекше мечь. Си имуть имати дань на насъ и на инѣхъ странахъ“».

Вот перевод этого фрагмента:

«и нашли их (полян. — Д. Д. ) хазары... и сказали хазары: „Платите нам дань“. Поляне же, посовещавшись, дали от [каждого] очага по мечу, и отнесли хазары [эту дань] своему князю и старейшинам и сказали им: „Вот, мы нашли новых данников“. Те же сказали [пришедшим]: „Где?“ Пришедшие же сказали: „В лесу, что на горах у реки Днепра“. [Князь и старейшины] же сказали: „Что они дали?“ Пришедшие же показали меч. И сказали старцы хазарские: „Не к добру эта дань, княже! Мы [ее] добились оружием, заточенным с одной стороны, то есть саблями, а у этих — оружие, заточенное с обеих сторон, то есть мечи. Эти [однажды] будут собирать дань и с нас, и с других стран“».

Сцена написана столь прямолинейно и бесхитростно, что усомниться в ее реальности практически невозможно. Неудивительно, что большинство интерпретаторов Повести временных лет рекомендуют читателям задуматься о технологической подоплеке этого рассказа: в частности, в авторитетнейшем издании произведения, в серии «Литературные памятники», в качестве комментария к приведенному отрывку даются сведения о находках мечей и сабель на Восточно-Европейской равнине.

Хорошо известно между тем, что меч обоюдоострый неоднократно упоминается в Библии как оружие праведников. Так, в одном из псалмов (Пс. 149: 5-9) читаем:

«Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих. Да будут славословия Богу в устах их, и меч обоюдоострый в руке их, для того, чтобы совершать мщение над народами, наказание над племенами, заключать царей их в узы и вельмож их в оковы железные, производить над ними суд писанный».

В Новом Завете обоюдоострый меч является атрибутом Христа Вседержителя и символом христианского учения:

«Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников, и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому. <...> Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его — как солнце, сияющее в силе своей (Отк. 1: 12-13, 16)».

Владеющий обоюдоострым мечом действует от имени Господа, верша праведный суд над отдельными людьми и целыми народами.

Предложенная параллель может показаться натянутой, тем более что ни в Библии, ни в сочинениях авторитетных истолкователей указанных библейских фрагментов не упоминается сабля. Получается, что в рассказе о хазарской дани противопоставляются два объекта — меч и сабля, но символическое значение прослеживается только для одного. Однако, обращают на себя внимание три обстоятельства.

Во-первых, археологические исследования показывают, что производство мечей было налажено на Руси только в X — начале XI века, то есть существенно позже, чем происходили события, излагаемые в обсуждаемом летописном рассказе. При этом мечи оставались атрибутом высших слоев общества, а простые люди (владельцы большинства упомянутых в легенде очагов) к таким сложным и дорогим изделиям доступа не имели.

Во-вторых, из дальнейшего текста мы узнаем, что славяне платили дань хазарам или мехами (статья 859 года), или деньгами (статья 885 года). В этом отношении обсуждаемый рассказ находится в существенном противоречии с остальным летописным текстом.

В-третьих, идея платить дань оружием не вяжется с прочими характеристиками, которыми наделили полян составители летописного текста. Непосредственно перед процитированным фрагментом читаем:

«по сихъ же лѣтѣхъ, по съмьрти братьѣ сея быша обидимы древлями и инѣми околними».

То есть: «а потом, после смерти этих братьев (Кия, Щека и Хорива. — Д. Д. ), были [поляне] притесняемы древлянами и иными соседними [племенами]».

Трудно понять, почему племя, которое не решилось защищаться от соседей, обладающих схожим уровнем организации и воинской выучки, неожиданно проявляет такую воинственность перед лицом такого могущественного врага, каким был в обсуждаемую эпоху Хазарский каганат.

Напротив, если искать за рассказом о дани мечами не историческую реальность, а символические структуры, то результаты таких поисков состыкуются с окружающим текстом практически без зазоров. Описывая полян, книжник подчеркивает, что они «бяху мужи мудри и смыслени» (то есть «были мудрыми и рассудительными»). И даже с неохотой признавая, что Русь долгое время хранила нечистые языческие нравы, летописец отмечает, что поляне в этом празднике разврата не участвовали:

«поляне бо своих отьць обычаи имуть, кротокъ и тихъ, и стыдѣнье къ снохамъ своимъ, и къ сестрамъ, къ матеремъ и к родителемъ своимъ, къ свекровемъ и къ деверемъ велико стыдѣнье имѣху. Брачныи обычаи имяху: не хожеше зять по невѣсту, но приводяху вечеръ, а завътра приношаху по неи, что вдадуче. А древляне живяху звѣриньскимъ образомъ, жиоуще скотьски, убиваху другъ друга, ядяху вся нечисто, и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды дѣвиця. И радимичи, и вятичи, и сѣверъ, одинъ обычаи имяху, живяху в лѣсѣ, якоже всякии звѣрь...

поляне ведь по обычаю своих отцов живут кротко и спокойно и [искони?] сдержанно вели себя со снохами своими, с матерями и с родителями, [и] со свекровями и с деверями вели себя очень сдержанно. Был у них обычай заключать браки: зять не ходил [сам] за невестой, но приводили [ему ее] с вечера, а наутро приносили приданое, что считали уместным. А древляне жили как дикие звери, ведя образ жизни скота, убивали друг друга, ели нечистое, и браков они не заключали, но крали девиц, вышедших к воде. И радимичи, и вятичи, и северяне одинаковых обычаев держались, жили в лесу, словно обыкновенные звери...»

Очевидно, племя, на землях которого был воздвигнут Киев, будущая мать городов русских, виделось древнерусским книжникам каким-то особенным и будто бы заранее предназначенным для миссии первого объединителя восточнославянских племен. Естественно наделить такое племя и обоюдоострым мечом — атрибутом богоизбранного народа, и именно затем, чтобы устами хазарских мудрецов подчеркнуть предстоящую этому племени важнейшую историческую роль.

Существуют и другие примеры того, когда внешне бесхитростный и прямолинейный летописец вплетает в свой рассказ весьма сложные и требующие расшифровки аллегории. Чтобы понимать этот язык, надо знать библейский текст (причем по возможности не в современном синодальном, а в церковнославянском переводе), учение Церкви, а также, судя по всему, апокрифическую литературу, читать которую вообще-то не полагалось, но которая в большом количестве циркулировала по городам и весям средневековой Руси. Только освоив этот немалый культурный багаж, мы сможем претендовать на то, чтобы беседовать с летописцем на равных. 

Среди жанров дрл летопись занимала центральное место.Цель летописи - стремление рассказать о прошлом русской земли и оставить память. Изначально первые летописи создавались как исторические энциклопедии для киевской знати. Создание летописей дело государственное.Время создания ученые определяют по-разному: Б.А Рыбаков связывал временные начала летописания с моментом зарождения государства, однако большинство исследователей считает, что летописание возникает только в 11 веке. 11 век- начало летописей, которые будут вестись систематически до 18в.

В основном летописи составлялись при монастырях и при дворах князей. Почти всегда летописанием занимались монахи - образованнейшие люди своего времени.Летописи создавались по специальному заданию. Основа летописного повествования - расположение исторического материала по годам/летам. Данный принцип был подсказан Пасхалиями. Летописцы рассказывали все исторические события Руси, располагая материал по годам. Летописец стремился пказать непрерыное течение самой жизни. Древнерусский книжник знал, что история имеет свое начало и свой конец(страшные суд). Древнерусские летописи отражали в том числе и эти эсхатологические мысли.

Источники русских летописей подразделяются на 2 типа:

Источники устного характера: родовые предания, дружинная поэзия, местные легенды, связанные с происхождением сёл и городов.

Источники письменного характера: священные писания(Новый Завет, Ветхий Завет), переводные византийские хроники, различные исторические документы и грамоты.

Очень часто в научной литературе летописи называют летописными сводами, так как летписи соединяли в себе летпоиси предшествующего времени и летописные записи о событиях недавних или современных летописцу. Многие ученые пишут о фрагментации летописи. Погодный принцип расположения материала привел к тому, что летопись делалась на множество статей и фраментов. Отсюда такие черты как отрывочность и эпизодичность летописного стиля.

«Повесть временных лет» – произведение, над созданием которого

трудилось не одно поколение русских летописцев, это памятник коллек-

тивного творчества.Вначале, в первой половине 40-х гг. XI в., был составлен комплексстатей, который академик Д.С. Лихачёв предложил назвать «Сказанием ораспространении христианства на Руси». В него входили рассказы о крещении и кончине княгини Ольги, сказание о первых русских мучениках –варягах-христианах, сказание о крещении Руси, сказание о князьях Борисе и Глебе и обширная похвала Ярославу Мудрому.Следующий этап в развитии русского летописания приходитсяна 60–70-е гг. XI в. и связан с деятельностью монаха Киево-Печерского

монастыря Никона.Никон присоединил к «Сказанию о распространении христианства на Руси» предания о первых русских князьях и рассказы об их походах на Царьград, так называемую «варяжскую легенду», согласно которой киевские князья ведут свой род от варяжского князя Рюрика, приглашенного на Русь, чтобы прекратились междоусобные распри славян. Включение этой легенды в летопись имело свой смысл: Никон пытался убедить своих современников в противоестественности междоусобных войн, в необходимости всех князей подчиняться великому князю киевскому – наследнику и потомку Рюрика. Наконец, по мнению исследователей, именно Никон придал летописи форму погодных записей.

Около 1095 г. создается новый летописный свод, который А.А. Шахматов предложил назвать «Начальным». Составитель этого свода продолжил летописное изложение описанием событий 1073–1095 гг., придав своему труду, особенно в этой, дополненной им части, явно публицистический характер: он упрекал князей за междоусобные войны, за то, что они не заботятся об обороне Русской земли.

Летопись представляет собой свод: судя по всему, ее создатель мастерски работал с богатым арсеналом источников (византийские хроники, Священное Писание, исторические документы и др.),к тому же позднее переписчики могли вносить в созданный текст собственные изменения, делая его структуру еще более разнородной. По этой причине многие исследователи называют летопись компиляцией, а компилятивность считают отличительной чертой летописных текстов.Д.С. Лихачев сопровождает свой литературный перевод ПВЛ наименованиями летописных отрывков, в которых наряду с наименованиями событийного характера (правление Олега, второй поход князя Игоря на греков, месть княгини Ольги, начало княжения Ярослава в Киеве и др.)встречаются собственно жанровые наименования (предание об основании Киева, притча об Обрах,сказание о Белгородском киселе, повесть об ослеплении Василька Теребовльского и др.)

С точки зрения форм летописного писани Ереминым весь летописный материал был разделен на 5 групп: погодная запись(небольшая по объему документальная запись, лишенная художественной формы и эмоциональности), летописное сказание (устное историческое предание в литературной обработке летописца), летописный рассказ (фактографическое повествование, в котором проявляется личность автора: в оценке событий, попытках охарактеризовать действующих лиц, комментариях, индивидуальной манере изложения), летописная повесть (повествование о смерти князя,в котором дается агиографически просветленный образ идеального правителя), документы (договоры и грамоты).

Творогов же подверг критике разработанную Ереминым классификацию, построенную по характеру сочетания противопоставленных друг другу методов изображения действительности как не подтверждающегося летописным материалом и предложил типологию по характеру повествования.

Первый тип повествования - погодные записи(лишь информирующие о событиях), другой - летописные рассказы (рассказывающие о событияз с помощью сюжетного повествования).

Твороговым выделяется 2 типа сюжетного повествования: характерные для «ПВЛ» летописные сказания и летописные рассказы. Отличительной чертой первых является изображение легендарного события. Летописные рассказы посвящены изображению событий современных летописцу. Они более пространны В них происходит совмещение фактографических записей, зарисовок эпизодов, религиозных рассуждений автора.

Сюжетное повествование «ПВЛ» построено с помощью худ. Приемов: акцентирование сильной детали, вызывающее зрительные представления, характеристика героев, прямая речяь персонажей.

В «ПВЛ» распространены сюжетные рассказы, но для летописания в целом характерен стиль монументального историзма.

Таким образом, на основании проведенного теоретического изучения трудов исследователей мы получили ряд жанров (форм повествования) с присвоенными им характерными признаками,которые стали основой для выделения типов изложения в русских летописях. На сегодняшний день в составе ПВЛ нами выделены следующие типы: агиографический, воинский, деловой,дидактический, документирующий, народно-поэтический, отсылочный. 1. Агиографический: в качестве главного предмета изображения выступают деяния святого или его жизненный путь в целом; предполагает использование определенных мотивов, например,мотивы учительства (наставничества), пророчества.

Пример: фрагмент о Феодосии Печерском (лл. 61 об.-63 об.).

2. Воинский: изображение исторического события, связанного с борьбой русского народа против внешних врагов (в основном печенегов и половцев), а также с княжескими усобицами;центральный герой - обычно реальная историческая личность, как правило, князь.

Пример: фрагмент о пленении Фракии и Македонии Семеоном (л. 10).

3. Деловой: тексты документов, включенные в ПВЛ.

Пример: фрагмент, содержащий текст договора русских с греками (лл.11-14).

4. Дидактический: содержится назидание, т.е. нравоучение (поучение)моральное/религиозное.

Пример: фрагмент о неправедной жизни князя Владимира до принятия им христианства (л. 25).

5. Документирующий : констатация факта того или иного события, заслуживающего упоминания, но не требующего подробного изложения; фрагменты этого типа отличаются протокольностью изображения, отсутствием художественной формы и эмоциональности.

Пример: фрагмент о времени царствования Леона и его брата Александра (л. 8 об.).

6. Народно-поэтический: повествование о реальных или возможных событиях, как правило,строящееся на одном ярком эпизоде, может содержать вымысел.

Пример: фрагмент о мести княгини Ольги (лл. 14 об.-16).

7. Отсылочный : фрагменты, взятые из авторитетных источников (византийских хроник,библейских текстов и т.д.).

Подлинная история России. Записки дилетанта [с иллюстрациями] Гуц Александр Константинович

Каковы наиболее древние списки ПВЛ?

«Летопись Нестора не дошла до нас отдельно. Великое множество списков с нее находится в России, и все летописи русские начинаются одинаково; следовательно, все летописцы списывали сначала Несторов временник, и он был единственным памятником древнейших времен. Но ни в одном списке сказания Нестора не отделены от продолжателей…» (Полевой, Т. 1, с. 42). Если нет подлинника ПВЛ, то каков самый древний из имеющихся ее списков, или, с учетом слов Н. А. Полевого, какова самая древняя летопись? Вопрос достаточно важный, т. к. естественно предположить, что более поздние списки в большой мере основываются на более древних.

С. А. Бугославский разбил списки ПВЛ на три группы: «1) Списки новгородского извода; 2) Группа Ипатьевского, Хлебниковского, Погодинского и родственных им списков; 3) Группа Лаврентьевского, Троицкого, Академического и родственных им списков» (Черепнин, 1948. С. 298–299).

Историки выделяют следующие четыре «школы» летописания.

Южнорусское летописание

Сохранилось в Ипатьевской летописи. Ипатьевская летопись состоит из ПВЛ, продолжения, составленного из киевских известий до 1200 г., галицо-волынской летописи до 1292 г. (МСЭ, 1959, Т. 5. С. 527)

Владимиро-Суздальское летописание

Лаврентьевская (Пушкинская) летопись состоит из ПВЛ, продолжения, составленного из владимиро-суздальских известий до 1305 г.

Радзивиловская (Кенигсбергская) летопись. Летописец Переяславля Суздальского.

Новгородское летописание

Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. Старший, или более ранний извод представлен Синодальной летописью в пергаментном списке XIII–XIV вв.; младший извод - списками XV в.

«Наиболее древний из всех списков русских летописей - так называемый Синоидальный список Новгородской Первой летописи. К сожалению, большая часть Синоидального списка утеряна, и повествование ведется с. 1015 года. События, изложенные в летописи систематически, доводятся до 1333 года, и, к счастью, в более поздних списках этой летописи находятся упоминания о событиях, произошедших в Новгороде до 1015 года.

Новгородская Первая летопись

Наряду с Первой Новгородской летописью до нас дошли более поздние списки летописных сводов: Вторая, Четвертая, Пятая Новгородские летописи, летопись Авраамки, Уваровская летопись, а также Софийская первая летопись. Не прекращалась работа над летописями и в XVII веке. В этот период были созданы новые большие своды (Третья Новгородская, так называемые Погодинская и Забелинская летописи). Десятки сохранившихся летописных списков свидетельствуют, что, пожалуй, ни один русский город (за исключением, наверное, Москвы) не имел такой богатой летописной традиции, как Новгород» (см. http://u-pereslavl.botik.ru/~rafael/Referat/novg8.html)

Московское летописание

Интенсивно велось в XVI веке. «Из московских сводов наибольшее значение имеют Воскресенская летопись, заканчивающаяся до 1541 г., и Патриаршая, или Никоновская летопись, заканчивающаяся до 1558 г. и являющаяся дополненной и расширенной переработкой Воскресенской летописи…» (Литература и культура Древней Руси, 1994. С. 81).

Наиболее древним во времена Н. М. Карамзина считался Пушкинский, или Лаврентьевский список, доведенный до 1303 года (Полевой, Т. 1. С. 44). Списан он якобы в 1377 году. Автором его, что очень важно, называется монах Лаврентий. До 1829 года он не был издан, а появился на свет благодаря графу А. И. Мусину-Пушкину, который «поднес его императору Александру I». Полезно отметить (в дальнейшем об этом вспомним), что список этот, как свидетельствует Н. А. Полевой (Полевой, Т. 1. С. 451) не был известен Шлёцеру, человеку в значительной мере заложившему основы Русской Истории и тво-рившему до Н. М. Карамзина. Но о Шлёцере поговорим позже.

Отметим, что современные историки называют древнейшей летописью то Суздальскую, но опять-таки по Лаврентьевскому списку - см. (Володихин, 1996), то - Радзивиловскую - см. (Радзивиловская летопись, 1989. с. З)), то Новгородскую, то Ипатьевскую (Литература и культура Древней Руси, 1994. С. 80).

Самыми полными являются Лаврентьевский (Пушкинский) и Радзивиловский (Кенигсбергский) списки. Н. М. Карамзин лучшими считал Лаврентьевский (Пушкинский) и Троицкий (оригинал сгорел при московском пожаре в 1812 году). Отмечал достоинства также Ипатьевского, Радзивиловского, Хлебниковского, Воскресенского, Львовского и Архивного (Полевой, Т. 1. С. 45). Сводное издание Лав-рентьевского (Пушкинского), Радзивиловского (Кенигсбергского) и Троицкого списков было сделано в 1824 году.

Радзивиловский список был подарен в 1671 году князем Радзивилом Кенигсбергской библиотеке. В 1760 году он был взят в качестве трофея в ходе русско-прусской войны и привезен в Санкт-Петербург. В 1767 году «напечатали его неверно и без критики, под названием: Библиотека Российская Историческая, Т. 1; Барков был издателем; продолжения этой библиотеки не было» (Полевой, Т. 1. С. 451). Другая публикация Радзивиловского списка была сделана Шлёцером в 1802–1805 гг. Копию этого списка привез в Россию царь Петр I в 1711 году. Ему ее подарили немцы. Полную копию с Радзивиловского списка сделал также А. И. Ермолаев (но под Ермолаевским списком имеют в виду копию, сделанную с Хлебниковского списка). Подлинник Радзивиловского списка видели только несколько человек. Его факсимильное издание, по которому можно проводить исследование начертания букв, способ нумерации страниц, манеру художника или художников, рисовавших миниатюры и прописные буквы и тому подобное, появилось только в 1989 году (Радзивиловская летопись, 1995).

Таким образом, ПВЛ дошла до нас в большом числе списков, и многие из них, казалось бы, довольно быстро и оперативно были изданы в самом начале XIX века. Историки получили возможность писать «Историю России». Хотя на вопрос о том, какой из списков древний или самый древний, не так легко ответить. Так, например, Шлёцер, анализируя двенадцать напечатанных и девять еще не напечатанных списков, к древним отнес лишь четыре из них, поскольку «имеют снаружи древний вид, почему и менее в них подделанного, нежели в прочих» (см.: Шапиро, 1993. С. 273).

Хотелось бы иметь ответы на следующие вопросы:

Кто из историков допускался к оригиналам списков (рукописям), тем более, что после московского пожара 1812 года древнейшей оказалась, кажется, только Радзивиловская летопись ?

Проводилось ли исследование оригиналов на предмет исключения фальсификации («экспертиза» по виду рукописи «снаружи» в духе Шлёцера вряд ли соответствует научным представлениям XX века)?

Если фальсификация исключена, то нет ли в рукописи вклеек, подтирок, вписываний и так далее, сделанных в другое время или другой рукой?

Очевидно, что искать ответы на эти вопросы необходимо. Более того, они должны будут вновь перепроверяться новыми поколениями ис-сле-дователей по мере совершенствования технических возможностей. Такова участь науки.

Из книги Колесницы богов автора Дэникен Эрих фон

Древние фантазии и легенды или древние факты? Как я уже говорил, в древности встречались вещи, которые никак не могли существовать при уровне знаний того периода. И по мере того как копились факты, я продолжал испытывать пыл исследователя.Почему? Да хотя бы потому, что

Из книги Математическая хронология библейских событий автора Носовский Глеб Владимирович

2.2. Многие «древние астрономические наблюдения» могли быть вычислены позднесредневековыми астрономами, а затем вписаны ими как «наблюдения» в древние хроники Нельзя забывать, что при написании «правильной истории» средневековые хронологи могли обращаться и к

Из книги Повседневная жизнь армии Александра Македонского автора Фор Поль

Послужные списки Сегодня нам известно очень мало реальных биографий того времени. Личные дела пропали, самые блистательные послужные списки были изменены, искажены и даже очернены из зависти или ненависти. В наиболее точном виде дошли те, в которых речь идет о будущих

Из книги Черная книга коммунизма: Преступления. Террор. Репрессии автора Бартошек Карел

Черные списки ФКП В 1932 голу ФКП начинает собирать сведения о подозрительных или опасных, с ее точки зрения, личностях и об их деятельности. Эти списки появились, следовательно, параллельно тому, как эмиссары Коминтерна взяли в свои руки аппарат кадров. Одновременно с

Из книги История Мальтийского Ордена автора Захаров В А

Приложение № 17 СПИСКИ Списки членов Мальтийского ордена святого Иоанна Иерусалимского в Российской империи: Священный Совет Державного Ордена святого Иоанна Иерусалимского, Великое Российско-Православное Приорство, Великое Российско-Католическое Приорство,

Из книги «Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова автора Наумов Леонид Анатольевич

Расстрельные списки № 1. МОСКВА-ЦЕНТРВо втором столбце дата составления списка. Если дата не указана, то она совпадает с датой предшествующего списка. № дата 1 кат. 2 кат. 3 кат. 1 без даты (окт.

Из книги Подлинная история России. Записки дилетанта автора Гуц Александр Константинович

Каковы наиболее древние списки ПВЛ? «Летопись Нестора не дошла до нас отдельно. Великое множество списков с нее находится в России, и все летописи русские начинаются одинаково; следовательно, все летописцы списывали сначала Несторов временник, и он был единственным

Из книги Мифы древнего мира автора Беккер Карл Фридрих

3. Древние вавилоняне и древние ассирийцы Примерно в то время, когда жрец Манефа составлял «роспись египетских царей» (280…270 г. до н. э.), в Вавилоне один из жрецов Ваала - Бероз писал на греческом языке историю своего народа. К сожалению, до нас дошли только отрывки этого

Из книги Пикты [Таинственные воины древней Шотландии] автора Хендерсон Изабель

КОРОЛЕВСКИЕ СПИСКИ До нас дошло восемь основных версий списка пиктских королей с продолжительностью их царствований. Эти восемь списков представляют собой версии двух основных текстов, которые для удобства именуются «Списком 1» и «Списком 2». Лучший текст «Списка 1»

Из книги «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг. автора Лейбович Олег Леонидович

«Черные списки» Особенное внимание автора было обращено на разнообразные списки, отправляемые горкомами и райкомами в отделы НКВД. Структура списка включает следующие персональные данные: фамилия, имя, отчество; год рождения; профессия или специальность; социальное

Из книги История Древнего Мира автора Гладилин (Светлаяръ) Евгений

Кумранские списки В 1947 году в пещере близ Кумрана, в сорока минутах езды к востоку от Иерусалима (вблизи северного побережья Мертвого моря), были обнаружены древние рукописные тексты – манускрипты, датируемые первыми веками новой эры и более ранним периодом. Оказалось,

Из книги Приживется ли демократия в России автора Ясин Евгений Григорьевич

Партийные списки События стали быстро развиваться после выборов 2003-2004 годов. Уже в своей инаугурационной речи 7 мая 2004 года Путин впервые озвучил идею полного перехода к пропорциональной системе выборов в Государственную думу по системе «открытых» партийных списков,

Из книги Числа против лжи. [Математическое расследование прошлого. Критика хронологии Скалигера. Сдвиг дат и сокращение истории.] автора Фоменко Анатолий Тимофеевич

4.3. Многие «древние» астрономические наблюдения могли быть теоретически рассчитаны поздне-средневековыми астрономами, а потом вписаны ими как якобы «реальные наблюдения» в якобы «древние» хроники Нельзя забывать, что при написании «правильной скалигеровской истории»

Из книги Миссия России. Национальная доктрина автора Вальцев Сергей Витальевич

Каковы причины? Любой организм подвержен болезням, и общество, являясь сложным социальным организмом, подвержено социальным болезням. Болезни необходимо лечить, особенно это касается серьезных болезней. Что бы было с нами, если бы мы не лечили свои болезни?Как мы помним,

Из книги Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов автора Косик Ольга Владимировна

Из книги Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда автора Ферр Гровер

25. «Расстрельные списки» Хрущёв: «Сложилась порочная практика, когда в НКВД составлялись списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению на Военной коллегии, и им заранее определялась мера наказания. Эти списки направлялись Ежовым лично Сталину для санкционирования

ЛЕТОПИСИ

ЛЕТОПИСИ , исторические произведения, вид повествовательной литературы в России 11-17 вв., состояли из погодных записей либо представляли собой памятники сложного состава - летописные своды. Л. были общерусскими (например, "Повесть временных лет", Никоновская Л. и др.) и местными (Псковские и др. Л.). Сохранились главным образом в поздних списках.

Источник: Энциклопедия "Отечество"

исторические произведения XI-XVII вв., в которых повествование велось по годам. Рассказ о событиях каждого года в летописях обычно начинался словами: «в лето» - отсюда название - летопись. Слова «летопись» и «летописец» равнозначащи, но летописцем мог называться также и составитель такого произведения. Летописи - важнейшие исторические источники, самые значительные памятники общественной мысли и культуры Древней Руси. Обычно в летописи излагалась русская история от ее начала, иногда летописи открывались библейской историей и продолжались античной, византийской и русской. Летописи играли важную роль в идеологическом обосновании княжеской власти в Древней Руси и пропаганде единства русских земель. Летописи содержат значительный материал о происхождении восточных славян, о их государственной власти, о политических взаимоотношениях восточных славян между собой и с др. народами и странами.
Характерной чертой летописи является вера летописцев во вмешательство божественных сил. Новые летописи составлялись обычно как своды предшествующих летописей и различных материалов (исторических повестей, житий, посланий и пр.) и заключались записями о современных летописцу событиях. Литературные произведения вместе с тем использовались в летописях в качестве источников. Предания, былины, договоры, законодательные акты, документы княжеских и церковных архивов также вплетались летописцем в ткань повествования. Переписывая включаемые в летопись материалы, он стремился создать единое повествование, подчиняя его исторической концепции, соответствовавшей интересам того политического центра, где он писал (двор князя, канцелярия митрополита, епископа, монастыря, посадничья изба и т.п.). Однако наряду с официальной идеологией в летописях отображались взгляды их непосредственных составителей. Летописи свидетельствуют о высоком патриотическом сознании русского народа в XI-XVII вв. Составлению летописей придавалось большое значение, к ним обращались в политических спорах, при дипломатических переговорах. Мастерство исторического повествования достигло в них высокого совершенства. Списков летописей дошло не менее 1500. В их составе сохранились многие произведения древнерусской литературы: «Поучение» Владимира Мономаха, «Сказание о Мамаевом побоище», «Хожение за три моря» Афанасия Никитина и др. Древние летописи XI-XII вв. сохранились только в позднейших списках. Древнейший список летописей с датой - краткий летописец Константинопольского патр. Никифора, дополненный русскими статьями до 1278, содержащийся в Новгородской кормчей 1280. Наиболее известный из ранних летописных сводов, дошедший до нашего времени, - «Повесть временных лет». Ее создателем считают Нестора - монаха Печерского монастыря в Киеве, написавшего свой труд ок. 1113.
В Киеве в XII в. летописание велось в Киево-Печерском и Выдубицком Михайловском монастырях, а также при княжеском дворе. Галицко-волынское летописание в XII в. сосредоточивается при дворах галицко-волынских князей и епископов. Южнорусское летописание сохранилось в Ипатьевской летописи, которая состоит из «Повести временных лет», продолженной в основном киевскими известиями (кончая 1200), и Галицко-Волынской летописи (кончая 1289 - 92). Во Владимиро-Суздальской земле главными центрами летописания были Владимир, Суздаль, Ростов и Переяславль. Памятником этого летописания является Лаврентьевская летопись, которая начинается «Повестью временных лет», продолженной владимиро-суздальскими известиями до 1305, а также Летописец Переяславля-Суздальского (изд. 1851) и Радзивилловская летопись, украшенная большим количеством рисунков. Большое развитие получило летописание в Новгороде при дворе архиепископа, при монастырях и церквах.
Монголо-татарское нашествие вызвало временный упадок летописания. В XIV-XV вв. оно вновь развивается. Крупнейшими центрами летописания являлись Новгород, Псков, Ростов, Тверь, Москва. В летописных сводах отражались гл. образом события местного значения (рождение и смерть князей, выборы посадников и тысяцких в Новгороде и Пскове, военные походы, битвы и т.д.), церковные (поставление и смерть епископов, игуменов монастырей, постройка церквей и пр.), неурожай и голод, эпидемии, примечательные явления природы и др. События, выходящие за пределы местных интересов, отражены в таких летописях слабо. Новгородское летописание XII - XV вв. наиболее полно представлено Новгородской Первой летописью старшего и младшего изводов. Старший, или более ранний, извод сохранился в единственном Синодальном пергаменном (харатейном) списке XIII -XIV вв.; младший извод дошел в списках XV в. В Пскове летописание было связано с посадниками и государственной канцелярией при соборе Троицы. В Твери летописание развивалось при дворе тверских князей и епископов. Представление о нем дают Тверской сборник и Рогожский летописец. В Ростове летописание велось при дворе епископов, и летописи, созданные в Ростове, отражены в ряде сводов, в т.ч. в Ермолинской летописи к. XV в.
Новые явления в летописании отмечаются в XV в., когда складывалось Русское государство с центром в Москве. Политика московских вел. князей нашла свое отражение в общерусских летописных сводах. О первом московском общерусском своде дают представление Троицкая летопись н. XV в. (исчезла при пожаре 1812) и Симеоновская летопись в списке XVI в. Троицкая летопись кончается 1409. Для составления ее были привлечены разнообразные источники: новгородские, тверские, псковские, смоленские и др. Происхождение и политическая направленность этой летописи подчеркиваются преобладанием московских известий и общей благоприятной оценкой деятельности московских князей и митрополитов. Общерусским летописным сводом, составленным в Смоленске в к. XV в., была т.н. Летопись Авраамки; др. сводом является Суздальская летопись (к. XV в.).
Летописный свод, основанный на богатой новгородской письменности, «Софийский временник», появился в Новгороде. Большой летописный свод появился в Москве в к. XV - н. XVI вв. Особенно известна Воскресенская летопись, кончающаяся на 1541 (составление осн. части летописи относится к 1534 - 37). В нее включено много официальных записей. Такие же официальные записи вошли в обширную Львовскую летопись, включившую в свой состав «Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича», до 1560. При дворе Ивана Грозного в 1540 - 60-х был создан Лицевой летописный свод, т.е. летопись, включающая рисунки, соответствующие тексту. Первые 3 тома Лицевого свода посвящены всемирной истории (составленной на основании «Хронографа» и др. произведений), следующие 7 томов - русской истории с 1114 по 1567. Последний том Лицевого свода, посвященный царствованию Ивана Грозного, получил название «Царственной книги». Текст Лицевого свода основан на более ранней - Никоновской летописи, представлявшей огромную компиляцию из разнообразных летописных известий, повестей, житий и пр. В XVI в. летописание продолжало развиваться не только в Москве, но и в др. городах. Наиболее известна Вологодско-Пермская летопись. Летописи велись также в Новгороде и Пскове, в Печерском монастыре под Псковом. В XVI в. появились и новые виды исторического повествования, уже отходящие от летописной формы, - «Книга степенная царского родословия» и «История о Казанском царстве».
В XVII в. происходило постепенное отмирание летописной формы повествования. В это время появились местные летописи, из которых наиболее интересны Сибирские летописи. Начало их составления относится к 1-й пол. XVII в. Из них более известны Строгановская летопись и Есиповская летопись. В к. XVII в. тобольским сыном боярским С.У. Ремезовым была составлена «История Сибирская». В XVII в. летописные известия включаются в состав степенных книг и хронографов. Слово «летопись» продолжает употребляться по традиции даже для таких произведений, которые слабо напоминают Летописи прежнего времени. Таким является Новый летописец, повествующий о событиях к. XVI - н. XVII вв. (польско-шведская интервенция и крестьянская война), и «Летопись о многих мятежах».
М.Н. Тихомиров
Православное мировоззрение в русской летописной традиции
«Русская история поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений», - писал К.С. Аксаков более 120 лет назад. Мы часто забываем об этой осознанности, невольно возводя хулу на своих предков, подверстывая их высокую духовность под наше убожество. Между тем история донесла до нас многочисленные свидетельства их гармоничного, воцерковленного мировоззрения. В ряду таких свидетельств особой исторической полнотой отличаются летописи.
В развитии русского летописания принято различать три периода: древнейший, областной и общерусский. Несмотря на все особенности русских летописных традиций, будь то «Повесть временных лет» в редакции преподобного Нестора-летописца, новгородские летописи с их лаконичностью и сухостью языка или московские летописные своды, - не вызывает сомнения общая мировоззренческая основа, определяющая их взгляды. Православность давала народу твердое ощущение общности своей исторической судьбы даже в самые тяжелые времена удельных распрей и татарского владычества.
В основании русских летописей лежит знаменитая «Повесть временных лет» - «откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуду Русская земля стала есть». Имевшая не одну редакцию, «Повесть» легла в основу различных местных летописей. Как отдельный памятник она не сохранилась, дойдя до нас в составе более поздних летописных сводов - Лаврентьевского (XIV в.) и Ипатьевского (XV в.). Повесть - это общерусский летописный свод, составленный к 1113 в Киеве на основании летописных сводов XI в. и других источников - предположительно греческого происхождения. Прп. Нестор-летописец, святой подвижник Киево-Печерский, закончил труд за год до своей кончины. Летопись продолжил другой святой инок - прп. Сильвестр, игумен Выдубицкого Михайловского монастыря в Киеве. Память их Святая Церковь празднует, соответственно, 27 октября и 2 января по ст. ст.
В «Повести» хорошо видно желание дать, по возможности, всеобъемлющие понятия о ходе мировой истории. Она начинается с библейского рассказа о сотворении мира. Заявив таким образом о своей приверженности христианскому осмыслению жизни, автор переходит к истории русского народа. После Вавилонского столпотворения, когда народы разделились, в Иафетовом племени выделилось славянство, а среди славянских племен - русский народ. Как и все в тварном мире, ход русской истории совершается по воле Божией, князья - орудия Его воли, добродетели следует воздаяние, согрешениям - наказание Господне: глад, мор, трус, нашествие иноплеменных.
Бытовые подробности не занимают автора летописи. Его мысль парит над суетными попечениями, с любовью останавливаясь на деяниях святых подвижников, доблестях русских князей, борьбе с иноплеменниками-иноверцами. Но и все это привлекает внимание летописца не в своей голой исторической «данности», а как свидетельство промыслительного попечения Божия о России.
В этом ряду выделяется сообщение о посещении Русской земли св. ап. Андреем Первозванным, предсказавшим величие Киева и будущий расцвет Православия в России. Фактическая достоверность этого рассказа не поддается проверке, но его внутренний смысл несомненен. Русское Православие и русский народ обретают «первозванное» апостольское достоинство и чистоту веры, подтверждающиеся впоследствии равноапостольным достоинством святых Мефодия и Кирилла - просветителей славян, и святого благоверного князя Владимира Крестителя. Сообщение летописи подчеркивает промыслительный характер Крещения Руси, молчаливо предполагая за ней соответственные религиозные обязанности, долг православно-церковного послушания.
Автор отмечает добровольный характер принятия служения. Этому служит знаменитый рассказ о выборе вер, когда «созва Володимер боляры своя и старци градские». Летопись не приводит никаких стесняющих свободу выбора обстоятельств. «Аще хощеши испытати гораздо, - говорят Владимиру «боляры и старци», - послав испытай когождо... службу и како служит Богу». Желание богоугодной жизни, стремление найти неложный путь к Богу - единственный побудительный мотив Владимира. Чрезвычайно показателен рассказ послов, возвратившихся после испытания вер. Мусульмане отвержены, ибо «несть веселия в них, но печаль», католики - из-за того, что у них «красоты не видехом никоея же». Речь идет, конечно, не о мирском «веселье» - его у мусульман не меньше, чем у кого-либо иного, и не о житейской «печали». Речь - о живом религиозном опыте, полученном послами. Они искали то веселие, о котором говорит Псалмопевец: «Вонми гласу моления моего, Царю мой и Боже мой... И да возвеселятся вси, уповающие на Тя, во век возрадуются; и вселишься в них, и похвалятся о Тебе любящие имя Твое» (Пс. 5:3; 12). Это веселие и радость богоугодного жития - тихие, немягежные, знакомые всякому искренне верующему православному человеку по умилительному личному опыту, не объяснимому словами. Послы ощутили в мечети вместо этого веселия печаль - страшное чувство богооставленности и 6о-гоотверженности, свидетельствуемое словами Пророка: «Увы, язык грешный, людие исполнени грехов, семя лукавое, сынове беззаконие - остависте Господа... Что еще уязвляетеся, прилагающе беззаконие, всякая глава в болезнь и всякое сердце в печаль» (Ис. 1:4-5).
И у католиков послы поразились не отсутствием вещественной красоты - хотя по красоте и пышности католическое богослужение не идет ни в какое сравнение с православным. Здоровое религиозное чутье безошибочно определило ущербность католицизма, отсекшего себя от соборной совокупности Церкви, от ее благодатной полноты. «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе», - свидетельствует Священное Писание. Отсутствие этой красоты и почувствовали благонамеренные послы. Тем разительней был для них контраст от присутствия на литургии в соборе Святой Софии в Царьграде: «Приидохом же в греки и ведоша ны идеже служат Богу своему». Богослужение так поразило русов, что они в растерянности твердят: «И не знаем, были ли мы на небе, или на земле - ибо не бывает на земле красоты такой - только то верно знаем, что там с человеками пребывает Бог... И не можем забыть красоты той». Их сердца, ищущие религиозного утешения, получили его в неожиданной полноте и неотразимой достоверности. Исход дела решили не внешние экономические соображения (обоснованность которых весьма сомнительна), а живой религиозный опыт, обильное присутствие которого подтверждает и вся дальнейшая история русского народа.
Довольно полную картину взглядов современников на ход русской жизни дает Лаврентьевский свод. Вот, например, картина похода русских князей на половцев в 1184: «В то же лето вложи Бог в сердце князем русским, ходиша бо князи русский вси на половци».
В 70-х XII в. усиливается натиск половцев на границы русских княжеств. Русские предпринимают ряд ответных походов. Следует несколько местных поражений половецких войск, результатом которых становится их объединение под властью одного хана - Кончака. Военная организация половцев получает единообразие и стройность, улучшается вооружение, появляются метательные машины и «греческий огонь»: Русь лицом к лицу сталкивается с объединенным сильным войском противника.
Половцы, видя свое превосходство, принимают удачно складывающиеся обстоятельства за знамение благоволения Божия. «Се Бог вдал есть князи русские и полки их в руки наши». Но Промысл Божий не связан с соображениями человеческой мудрости: «не ведуще» неразумные иноверцы, «яко несть мужества, ни есть думы противу Богови», - сетует летописец. В начавшейся битве «побегоша» половцы «гоними гневом Божиим и Святой Богородицы». Победа русских не есть результат их собственного попечения: «Содеял Господь спасенье велико нашим князьям и воям их над враги нашими. Побеждена быша иноплеменницы» промыслительной помощью Божией под Покровом Пресвятой Богородицы, покрывающей попечением Своим боголюбивое русское воинство. И сами русские это прекрасно сознают: «И рече Владимир: се день иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь. Яко Господь избавил ны есть от враг наших и покорил врази наша под нозе наши». И возвратились русские войска домой после победы, «славяще Бога и Святую Богородицу, скорую заступницу рода христианского». Вряд ли можно полнее и четче выразить взгляд на русскую историю как на область всеохватывающего действия Промысла Божия. При этом летописец, как человек церковный, остался далек от примитивного фатализма. Действуя в истории определяющим образом, Промысл Божий в то же время не подавляет и не ограничивает свободы личного выбора, лежащей в основании ответственности человека за свои дела и поступки.
Историческим материалом, на фоне которого утверждается понятие о религиозно-нравственной обусловленности русской жизни, становятся в летописи события, связанные с изменчивым военным счастьем. На следующий год после удачного похода на половцев, совершенного объединенными силами князей, организовывает неудачный самостоятельный набег Игорь Святославич, князь Новгород-Северский. Знаменитое «Слово о полку Игореве» дает исключительное по красоте и лиричности описание этого похода. В летописи о походе Игоря Святославича сохранились два рассказа. Один, более обширный и подробный, - в Ипатьевском своде. Другой, покороче - в Лаврентьевском. Но даже его сжатое повествование достаточно ярко отражает воззрение летописца на свободу человеческой воли как на силу, наравне с недомыслимым Промышлением Божиим определяющую ход истории.
На этот раз «побеждени быхом наши гневом Божиим», нашедшим на русские войска «за наше согрешенье». Сознавая неудачу похода как закономерный результат уклонения от своего религиозного долга, «воздыхание и плач распространися» среди русских воинов, вспоминавших, но словам летописца, слова пророка Исайи: «Господи, в печали помянухом Тя». Искреннее покаяние было скоро принято милосердным Богом, и «по малых днех ускочи князь Игорь у половец» - то есть из плена половецкого - «не оставит бо Господь праведного в руках грешных, очи бо Господни на боящихся Его (взирают), а уши Его в молитву их (к молитвам их благопослушны)». «Се же содеяся грех ради наших, - подводит итог летописец, - зане умножишася греси наши и неправды». Согрешающих Бог вразумляет наказаниями, добродетельных, сознающих свой долг и исполняющих его, - милует и хранит. Бог никого не принуждает: человек сам определяет свою судьбу, народ сам определяет свою историю - так можно кратко изложить воззрения летописи. Остается лишь благоговейно удивляться чистоте и свежести православного мироощущения летописцев и их героев, глядящих на мир с детской верой, о которой сказал Господь: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Лк. 10:21).
Развивая и дополняя друг друга, русские летописцы стремились к созданию целостной и последовательной картины родной истории. Во всей полноте это стремление отразилось в московской летописной традиции, как бы венчающей усилия многих поколений летописателей. «Летописец Великий Русский», Троицкая летопись, писанная при митрополите Киприане, свод 1448 и другие летописи, все более и более подходившие под название «общерусских», несмотря на то что они сохраняли местные особенности, да и писались частенько не в Москве, представляют собой как бы ступени, по которым русское самосознание восходило к осмыслению единства религиозной судьбы народа.
Середина XVI в. стала эпохой величайшего церковно-государственного торжества на Руси. Были собраны воедино исконно русские земли, присоединены Казанское и Астраханское царства, открыт путь на восток - в Сибирь и Среднюю Азию. На очереди стояло открытие западных ворот державы - через Ливонию. Вся русская жизнь проходила под знаком благоговейной церковности и внутренней религиозной сосредоточенности. Неудивительно поэтому, что именно в царствование Иоанна IV Васильевича был создан грандиозный летописный свод, отразивший новое понимание русской судьбы и ее сокровенного смысла. Он описывал всю историю человечества в виде смены великих царств. В соответствии со значением, которое придавалось завершению столь важной для национального самосознания работы, летописный свод получил самое роскошное оформление. Составляющие его 10 томов были написаны на лучшей бумаге, специально закупленной из королевских запасов во Франции. Текст украсили 15000 искусно выполненных миниатюр, изображавших историю «в лицах», за что собрание и получило наименование «Лицевого свода». Последний, десятый, том свода был посвящен царствованию Иоанна Васильевича, охватывая события с 1535 по 1567.
Когда этот последний том (известный в науке под именем «Синодального списка», так как принадлежал библиотеке Святейшего Синода) был в основном готов, он подвергся существенной редакционной правке. Чья-то рука прямо на иллюстрированных листах сделала многочисленные дополнения, вставки и исправления. На новом, чисто переписанном экземпляре, который вошел в науку под названием «Царственная книга», та же рука сделала опять множество новых приписок и поправок. Похоже, редактором «Лицевого свода» был сам Иоанн IV, сознательно и целенаправленно трудившийся над завершением «русской идеологии».
Другим летописным сборником, который должен был наравне с «Лицевым сводом» создать стройную концепцию русской жизни, стала Степенная книга. В основании этого громадного труда лежал замысел, согласно которому вся русская история со времен Крещения Руси до царствования Иоанна Грозного должна предстать в виде семнадцати степеней (глав), каждая из которых соответствует правлению того или иного князя. Обобщая главные мысли этих обширнейших летописей, можно сказать, что они сводятся к двум важнейшим утверждениям, которым суждено было на века определить течение всей русской жизни:
1. Богу угодно вверять сохранение истин Откровения, необходимых для спасения людей, отдельным народам и царствам, избранным Им Самим по неведомым человеческому разуму причинам. В ветхозаветные времена такое служение было вверено Израилю. В новозаветной истории оно последовательно вверялось трем царствам. Первоначально служение принял Рим - столица мира времен первохристианства. Отпав в ересь латинства, он был отстранен от служения, преемственно дарованного православному Константинополю - «второму Риму» средних веков. Покусившись из-за корыстных политических расчетов на чистоту хранимой веры, согласившись на унию с еретиками-католиками (на Флорентийском соборе 1439), Византия утратила дар служения, перешедший к «третьему Риму» последних времен - к Москве, столице Русского Православного царства. Русскому народу определено хранить истины православия «до скончания века» - второго и славного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа. В этом смысл его существования, этому должны быть подчинены все его устремления и силы.
2. Принятое на себя русским народом служение требует соответственной организации Церкви, общества и государства. Богоучрежденной формой существования православного народа является самодержавие. Царь - Помазанник Божий. Он не ограничен в своей самодержавной власти ничем, кроме выполнения обязанностей общего всем служения. Евангелие есть «конституция» самодержавия. Православный царь - олицетворение богоизбранности и богоносности всего народа, его молитвенный председатель и ангел-хранитель.
Митрополит Иоанн(Снычев)