Стоит ли верить советам писателей, отправляясь в дорогу

Текст: Анастасия Скорондаева/РГ
Фото со страницы профиля Евгения Рудашевского в фейсбуке

Покорить Северный полюс или исходить тайгу вдоль и поперек вам поможет серия подростковых книг «Экстремальный пикник»: четыре томика «Костер», «Жажда», «Голод» и «Убежище». Прелесть этих книг не только в том, что они подскажут, как выжить в сложных ситуациях, но и в том, что путешествовать можно не выходя из дома, лежа на диване.
Серия — еще и путеводитель по миру приключенческой литературы. С каким писателем приятно путешествовать, а кому не стоит доверять, как быть, если запаниковал в походе, и что сложнее — дрессировать нерпу или книжку писать, — об этом и не только мы поговорили с журналистом, путешественником и писателем, автором серии «Экстремальный пикник» Евгением Рудашевским.

Евгений, вы стали наставником юному путешественнику, не только увлекательно описали типичные ситуации, в которые он может попасть, но дали и массу советов, как быть в самых экстремальных. Бывали случаи, когда в походах вы впадали в панику, не знали, как поступить? Что посоветуете делать в такие моменты ребятам?
Евгений Рудашевский: Такие случаи бывали в те годы, когда я только начинал ходить в самостоятельные походы. Это были и неожиданные встречи с медведем, и камнепады, отрезавшие меня от моих спутников, и долгие блуждания по тайге, когда тропа давно потеряна, а вокруг — одни болота. Но иногда экстремальные ситуации возникали на ровном месте, без всяких медведей и обвалов.

Однажды на Камчатке, недалеко от Безымянного вулкана, я спускался по сыпучему яру к реке. Рюкзак значительно усложнял спуск, и тогда лучшим решением мне показалось отправить его вниз на веревке. Однако веревка лежала в нижнем клапане, под спальником, доставать ее на откосе было неудобно, и в итоге я бросил рюкзак без страховки. Рюкзак, скользнув на берег, ударился о валун, подлетел на два метра и плюхнулся в реку. Течение быстро подхватило его и унесло дальше по руслу. Так мимолетная беспечность оставила меня в лесу без снаряжения…

Паника — коварный враг похуже дикого зверя. И тут сложно дать какой-то обобщенный совет, ведь все зависит от условий, в которых вы оказались, а главное — от особенностей вашей психики.

Но я старался затрагивать тему паники в каждой из четырех книг, от «Костра» до «Убежища», и всякий раз давал небольшие, но вполне конкретные советы — из тех, которые мне помогали.

Сам я в стрессовой ситуации непременно ищу возможность прилечь хотя бы на одну минуту: закрываю глаза, представляю, что оказался на любимом диване, вспоминаю запах черемухового торта, думаю о густой лепешке сметаны на мягкой горбушке хлеба, прислушиваюсь к собственному дыханию. Меня это успокаивает. Дает возможность ненадолго вырваться из передряги, в которой я оказался, и дальше действовать уже более трезво, без паники. Важно мысленно вырвать себя из трудной ситуации, ненадолго перенестись туда, где вам действительно комфортно, спокойно. Если нет возможности прилечь, порой бывает достаточно закрыть глаза и сделать семь спокойных вдохов, концентрируя все мысли исключительно на дыхании. После этого можно открыть глаза и уже принимать решение.

Очищая после себя место стоянки, вы в конечном счете заботитесь о том, чтобы ваша следующая стоянка была такой же чистой. Фото предоставлено издательством «КомпасГид»

Раскройте несколько самых полезных в путешествиях и походах лайфхаков от авторов-классиков приключенческой литературы.
Евгений Рудашевский: Лайфхаков в приключенческой литературе предостаточно — от самых серьезных, помогающих выжить в дикой природе, до весьма забавных, делающих ваше путешествие чуть более приятным.

Ко второму типу можно, например, отнести слова доктора Ливси из «Острова сокровищ» Роберта Стивенсона : «Посмотри, [Джим,] как полезно быть лакомкой. Ты, наверно, видел мою табакерку, но ни разу не видел, чтобы я нюхал из нее табак. У меня в табакерке лежит не табак, а кусочек пармезана — итальянского сыра». Поверьте, неожиданно извлеченный из рюкзака «деликатес» помогает ободриться в трудную походную минуту. Необязательно брать именно пармезан, это могут быть карамельные батончики, горький шоколад, нуга с орехами, шербет или что-то еще.

Более серьезные советы вы найдете в романе Аркадия Фидлера «Белый ягуар — вождь араваков», где описано изготовление трута и разведение костра при помощи кремня. В романе Генри Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона» рассказано о поисках воды на песчаных откосах, а в одной из моих любимых приключенческих повестей — «В стране снежных бурь» Фарли Моуэта — подробно, во всех деталях описано добывание огня трением. Прочитав «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» вы совершенно точно уясните, что при жажде ни в коем случае нельзя пить спиртное, даже если речь идет о простом вине. И так далее.

Впрочем, не стоит верить всему, что написали классики. Иногда у них встречаются довольно смешные заблуждения. Так, герои романа Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан» искренне считали, что добыть огонь трением — простейшая задача, с которой справляются даже гориллы.

Какие авторы вас затянули в невиданные уголки мира?
Евгений Рудашевский: Моим проводником в мир приключений стал . Речь прежде всего о романе «Ким». Прочитав его, я долгое время мечтал пожить на севере Индии, подняться на заснеженные предгорья Гималаев, а главное — побывать на настоящем индийском массаже, после которого Ким был так утомлен, что проспал подряд тридцать шесть часов!

Фото предоставлено издательством «КомпасГид»

Затем были и Фенимор Купер, и Жюль Верн, и , но главную роль в моем детстве сыграли, пожалуй, «Земля Санникова» Владимира Обручева и «На краю Ойкумены» . Роман Ивана Антоновича я до сих пор считаю одним из лучших в своем жанре. Ефремову удалось передать завораживающее чувство таинственного, непознанного мира вокруг. Каково это, жить в своей маленькой Ойкумене, не имея ни малейшего представления об остальных частях земного шара? Чудесный мир первопроходцев, для которых Африка была не менее загадочной, чем для нас Проксима Центавра.

В путешествия по книгам каких писателей вы бы рекомендовали отправиться начинающим читателям — искателям приключений?
Евгений Рудашевский: Думаю, современным подросткам можно смело начинать свои приключения именно с классики. Например, с романа Генри Райдера Хаггарда «Дочь Монтесумы» или с «Голубой лагуны» Генри Стэкпула .

Есть ли у вас любимый книжный персонаж?
Евгений Рудашевский: Сложно выделить одного персонажа, но лет в двенадцать я был в восторге от профессора Челленджера из романов . Он был прекрасен в своей почти звериной неудержимости, страсти к науке и приключениям. Не могу сказать, что я в чем-то ему подражал, но иногда, отправляясь в опасное путешествие, подбадривал себя вопросом: «А что бы сделал в такой ситуации Челленджер?» — и уверенным ответом: «Уж точно не сидел бы на диване и не размышлял бы о том, насколько опасным окажется путь».

Вы недавно на Мачу-Пикчу побывали. Это мечта была или что вас туда потянуло? Место действия следующей книги — Перу?
Евгений Рудашевский: В Перу я отправился в поисках конкретного материала. Сейчас работаю над большим приключенческим произведением, которое издательство «КомпасГид» выпустит сразу в четырех книгах. Первая книга выйдет осенью 2018 года. И да, события в этом произведении (рабочее название «Город Солнца») будут развиваться в том числе и в Южной Америке. Поездка в Перу и другие, связанные с «Городом Солнца», поездки стали, скажем так, приятной необходимостью.

Мне чрезвычайно важно самому побывать на месте действия, своими глазами увидеть древние города, горы, джунгли — все те места, куда я планирую отправить своих героев. Важны запахи, звуки, да и сама атмосфера в целом, которую невозможно угадать заочно. Стараюсь предвосхитить ощущения своих героев, чтобы в дальнейшем точно знать, как именно передать их на бумаге.

Что сложнее: книжку для детей и подростков писать, покорять дальние страны или нерпу дрессировать (у вас ведь и такой опыт был)?
Евгений Рудашевский: Действительно, я два года работал дрессировщиком в иркутском нерпинарии, и это был интересный, по-своему сложный опыт. Но дрессировка, как и все путешествия, всегда оставалась для меня именно сбором материала. Все, чем я занимался, было в конечном счете направлено на литературу. Я хотел увидеть жизнь в разных проявлениях, лучше понять человека и мир, в котором мы живем. Понимал, что без этих знаний не смогу по-настоящему написать ни одной книги.

Под ваш тент поместится костровище (в центре), поленница сухих дров, рюкзак и бревнышко, которое заменит вам лавку. Фото предоставлено издательством «КомпасГид»

В работе с животными и в поездках я часто сталкивался со всевозможными трудностями, однако они не сравнятся с трудом по созданию книги, который один аккумулирует в себе все эти сложности разом.

В ваших книгах действие происходит то в Абхазии («Здравствуй, брат мой Бзоу!»), то вы отправляете читателя в иркутское Прибайкалье («Куда уходит кумуткан»), то в путешествие по Восточному Саяну («Солонго. Тайна пропавшей экспедиции»). Вы колоритно рассказываете о жизни и традициях этих мест. Это сознательный выбор — отправлять своих героев в такие вот местечки, куда не каждый доберется?
Евгений Рудашевский: Наиболее важным, первостепенным для меня остается сама история. Где она разворачивается, люди каких культур в нее вовлечены — это вопросы второстепенные. Я сам своих героев никуда не отправляю, за меня это делает история, которая лежит в основе произведения. Порой это заставляет изучать совершенно новую, прежде мне малознакомую культуру, как это было в случае с повестью «Здравствуй, брат мой Бзоу!»

Я этому только рад, потому что новая культура — ценный опыт в общем изучении человека. Но как бы я ни был влюблен в те места, которые описываю, они остаются лишь фоном, потому что наиболее важное в любой книге — это сам человек, его мысли и переживания. Ведь даже в «Домике на краю земли» Генри Бестона главную роль играет не природа, описанию которой посвящено девяносто процентов текста, а именно человек, который на этой природе живет и которую одушевляет своим взглядом.

«Здравствуй, брат мой Бзоу!» очень трогательное произведение. Писатель может проронить слезу над собственной книгой? Что может вас растрогать?
Евгений Рудашевский: Не вижу в слезах ничего предосудительного, вне зависимости от того, плачешь ты, прочитав книгу или взглянув на совершенство мраморной материи на скульптурах Бернини. Растрогать может многое, не только собственная книга. Практически все произведения Ирвинга Стоуна я дочитывал со слезами, потому что для меня самое печальное — это смерть человека, к тому же выдающегося, а любое биографическое произведение, как известно, заканчивается именно смертью. Разве могут оставить равнодушными последние строки «Происхождения» — Чарльза Дарвина похоронили в двух шагах от могилы Исаака Ньютона, и после похорон Уильям, сын Дарвина, говорит: «Вообрази себе, какие восхитительные беседы будут каждую ночь вести наш отец и сэр Исаак Ньютон, когда с наступлением ночи собор опустеет и затихнет».

Почему вы решили писать для подростков?
Евгений Рудашевский: Мои книги отчасти находятся на грани между подростковой и взрослой литературой. И мне на этой грани комфортно. С одной стороны, есть возможность говорить о сложных, важных проблемах, ведь именно на период взросления выпадают наиболее глубокие искренние переживания. С другой стороны, подростковая литература задает совершенно четкие рамки, за которые нельзя выходить. Такие рамки оберегают от многословия, от излишней рефлексии, в которую при других условиях можно было бы уйти с головой — уйти от реальных образов вглубь тяжелых абстракций.

Подростковая литература — это всегда движение, развитие. Над каждым подростковым произведением стоит один большой вопрос: «Зачем это написано?» Тут не может быть творчества ради творчества. Нельзя просто что-то описать и этим удовлетвориться. Каждая строчка, каждая история к чему-то ведет. И мне это нравится. Взрослой литературе позволено остановиться на самолюбовании, на самоконстатации, подростковой — нет. И речь не о нравоучениях. Книга может быть практически лишена сюжета и каких-либо конкретных выводов, как, например, «Моя мама любит художника» Анастасии Малейко или «Друг-апрель» Эдуарда Веркина . Но даже такие книги, целиком написанные ради атмосферы, ради звучания одной конкретной ноты, не замыкаются на себе, а ведут вас к чему-то, заставляют иначе смотреть на окружающий мир.

Как вам кажется, нужно ли сохранять в себе ребенка, чтобы разговаривать с ребятами на одном языке? Или как не потерять контакт с ними?
Евгений Рудашевский: Никогда об этом не задумывался и

никогда не стремился «говорить с ребятами на одном языке». Это было бы нечестно по отношению как к самому себе, так и к читателю.

Я прежде всего говорю на своем языке, а точнее, на том языке, которого требует история. И никогда нарочно не упрощаю текст, не убираю из него якобы сложные слова, обороты или мысли. Достаточно писать искренно и ясно. Читатель не любит, когда его считают дураком. И правильно делает.

Если же говорить о темах, которые затронуты в моих книгах, то здесь я полностью согласен с Джеромом К. Джеромом : «Не надо писать специального «для юношества», у молодых людей создается превратное представление о жизни, и они переживают разочарование, узнав человечество таким, каково оно есть на самом деле» .

Вы согласны, что сегодня детская и подростковая литература переживает подъем? Чувствуете себя услышанным подростковой аудиторией?
Евгений Рудашевский: Не возьмусь рассуждать о подъеме или упадке детской литературы. Чтобы разбираться в таком вопросе, нужно, по меньшей мере, хорошо знать ее историю за последние тридцать лет. Очевидно, что отечественных подростковых писателей становится все больше. Тиражи независимых издательств растут. А главное, растет сам уровень изданий. На книжных ярмарках и фестивалях по всей России виден интерес читателя именно к российским авторам, способных рассказать о современной и знакомой этому читателю жизни.

Сейчас писателей приглашают в школы, библиотеки, культурные центры. Конечно, случается, что на такие встречи школьников просто загоняют, как на очередной урок, но все чаще видишь лица действительно заинтересованных ребят — тех, кто уже прочитал твои книги или только готовится их открыть. За последние три года я встречался с юными читателями самых разных городов России: Петропавловска-Камчатского, Иркутска, Новосибирска, Кемерова, Красноярска, Екатеринбурга, Сыктывкара, Нижнего Новгорода, Ульяновска, Казани, Чебоксар и т.д. Думаю, все эти поездки были бы невозможны без настоящего интереса к современной литературе как со стороны подростков, так и со стороны их родителей.

И напоследок дерзкий вопрос: ваши книги и книги молодых коллег по цеху могут «подвинуть» классическую литературу для подростков?
Евгений Рудашевский: К сожалению, тут и подвигать никого не нужно. Если мы говорим о таких классиках, как Роберт Стивенсон, , то их постепенно забывают. Когда на встречах с подростками речь заходит о приключенческой литературе, я непременно спрашиваю ребят, знакомы ли им произведения этих авторов. В лучшем случае два-три школьника отвечают на этот вопрос положительно.

И все же классики приключенческой прозы XIX и XX веков прочно заняли свое место в истории мировой литературы. К ним всегда будут возвращаться. Их невозможно, да и не нужно никуда «подвигать». Тут нет никакой конкуренции. Более того, есть чувство общности. Чем больше сейчас выходит новых приключенческих романов, тем больше современных читателей обращают свой взор туда — в мир старых приключений, где могучими глыбами стоят мастера прошлого.

СПРАВКА «РГ»

Евгений Рудашевский — журналист, путешественник, писатель. В жанре нон-фикшн он пробует себя впервые, однако опыт работы журналистом помогает ему создавать предельно информативный и легкий для чтения текст. Евгений Рудашевский родился в 1987 году. Учился в Москве, Иркутске и Чикаго. Лауреат премий «Книгуру», «Золотой Дельвиг», «Южно-Уральская литературная премия» и др.

Просмотры: 0

Евгений Рудашевский - необыкновенный молодой человек. За свои двадцать восемь лет он почти в прямом смысле прошёл огни и воды, где только ни побывал, кем только ни поработал! И, главное, стал хорошим писателем, успев завоевать несколько литературных наград. Сегодня Евгений в гостях у нашего литературного портала…
- Евгений, для такого молодого человека у вас очень богатая биография. И всё-таки, очень хотелось бы именно от вас узнать, как вы стали писателем? Как пришли к этому, изначально выбрав профессию юриста и даже проучившись в серьёзных вузах в России и за рубежом? Что, юриспруденция - это был неправильный или вынужденный выбор? И как хватило у вас храбрости и решительности начать всё сначала?
- Творчество для меня всегда было способом мышления. Я писал о чём-то и так это обдумывал. Своеобразный диалог с самим собой, со своими идеями. Непрерывный процесс, результатом которого в разные годы становились повести или рассказы, которые я и не думал публиковать.
Юриспруденция была осознанным выбором, я никогда не жалел о нём. Любой опыт важен, позволяет взглянуть на мир с другой стороны. И чем больше таких сторон узнаёшь, тем лучше понимаешь человека. О чём ещё писать, как не о человеке?
Мне хотелось путешествовать, и эта тяга пересилила желание стать адвокатом. Однажды я проснулся и понял, что моя жизнь должна быть другой. Тогда я учился в небольшом чикагском университете. Пропустив занятия, отправился на автовокзал, купил билеты на ближайший автобус в Висконсин. Так началось моё первое самостоятельное путешествие.
- Такие повороты судьбы, которые, по-видимому, не могли не вылиться в литературные труды, насколько они обогатили вас как личность? Жалеете ли вы о каких-то моментах своей жизни? Например, что работали уборщиком?
- Я ни о чём не жалею. Неудачные дни оказывались ступенью к дням удачным. Всё, как у Визбора: «Кручина твоя не причина, а только ступень для тебя». А в работе уборщика не вижу ничего плохого. Любая честная работа, благодаря которой человек содержит себя или свою семью, достойна уважения. До сих пор помню людей, с которыми тогда столкнулся. Помню и атмосферу той жизни, а это всегда ценно. Я работал в ночную смену, возвращался домой по пустынной дороге на велосипеде и каждый раз смотрел, как впереди над лесом встаёт солнце. Дышалось легко и свободно. Это было главным.
- Если можно, из какой вы семьи? Где вы родились и выросли? Была ли уже в юные годы у вас тяга к творчеству, к писательству?
- Я вырос в семье преподавателей. С детства мне приходилось часто переезжать. Я шесть или семь раз менял школу. Жил в разных городах. Возможно, поэтому везде чувствую себя одинаково хорошо. Везде чувствую себя дома и всегда готов к поездкам.
Первый рассказ я написал в пятом классе. Не помню, зачем я это сделал и что при этом испытывал. Но могу точно сказать, что в дальнейшем сочинение всегда приносило мне удовлетворение. О большем я не просил.
- Что вы читали в детстве и юности? Кто из авторов, возможно, дал вам жизненный посыл или развил ваш литературный вкус? Можно ли сказать, что вы и сами принадлежали к категории «думающие подростки», для которой пишете сейчас?
- Не знаю, был ли я «думающим подростком», но хорошие оценки за учёбу в классном журнале всегда сменялись двойками за поведение. Крики «Рудашевский, вон из класса» разносились на всю школу. Я был непоседлив. Часто попадал в переделки. Лазил по крышам, подвалам, бродил по болотам. Школьная программа по литературе прошла мимо меня. Но я всегда находил время для приключенческих книг. По ночам читал Фенимора Купера, Джека Лондона, Генри Райдер Хаггарда, Аркадия Фидлера. Самое яркое впечатление в своё время произвела «На краю Ойкумены». На мой взгляд, никто лучше Ивана Ефремова не передал завораживающее чувство таинственного, непознанного мира вокруг. Путешествие в неизвестное всегда вдохновляет.
- Первые литературные опыты и первая книга - это всегда незабываемо, но не всегда гладко. У вас сразу всё пошло успешно? Если можно, расскажите, когда и как это происходило…
- В юношестве я не задумывался о публикациях. Писал исключительно для себя. Всё изменилось в восемнадцать лет. Я увлёкся Маркесом. Прочитал где-то в его воспоминаниях, что он хотел во что бы то ни стало опубликовать первый рассказ в девятнадцать лет. Мне захотелось того же. Я начал рассылать работы, по большей части это были фантастические и мистические рассказы, по журналам. Долгое время не получал ответов, но в девятнадцать лет сумел-таки опубликоваться в небольшом, малоизвестном издании. Был очень рад, но после этого ещё долго никого не беспокоил своими рукописями.
- Сколько у вас уже литературных премий? И что, по-вашему, стало главным в решении высоких судей, когда они присуждали их вам? Какой у вас секрет? Дают ли эти награды что-то, кроме денег?
- Наиболее ценными для меня стали две премии. Это «Книгуру» - за повесть «Здравствуй, брат мой Бзоу!» Благодаря этой премии на повесть обратил внимание Виталий Зюсько, директор издательства «КомпасГид». И премия «За верность Слову и Отечеству» имени Антона Дельвига - за путевой дневник, написанный в Индии.
Сложно сказать, чем руководствовались судьи, выбирая мои произведения. Мне они, к сожалению, не очень нравятся. Я люблю то, что пишу - каждую строчку, каждое слово, но до тех пор, пока не поставлена последняя точка. После этого я с сожалением пересматриваю написанное и понимаю, что мог бы всё сделать лучше. Это стимулирует работать дальше. Возможно, написав своё идеальное произведение, я остановлюсь и займусь чем-нибудь другим. Буду столярничать или делать керамическую посуду. Почему бы и нет? Только сомневаюсь, что когда-нибудь это произойдёт.
- Как подолгу вы пишете каждую книгу? Пишете под вдохновением или просто умеете трудиться? Легко ли уживаетесь с издателями и дедлайнами?
- Мне рано говорить о «книгах». Думаю, лет через десять этот вопрос будет более актуальным. Я только в начале пути. Пока что для меня создание каждого нового произведения - новая история со своими деталями. Что-то может созревать долгие годы, а что-то вспыхнуть и вылиться на бумагу буквально за несколько недель. Если вдохновение - это опьянение идеей, опьянение образом, то да, без него трудно работать.
Никогда не считал себя трудоголиком. Я умею лениться. Это не мешает работать месяцами практически без отдыха. Впрочем, я не верю в «лень». Лучше говорить об отсутствии мотивации. Найти мотивацию бывает непросто. Чем больше релятивизма в суждениях, чем более терпимым становишься к миру вокруг, тем сложнее писать. Начинаешь осознавать, что словами ничего не выразить. С этим приходится жить. Кроме того, оглядываешься и видишь, что сзади стоят гиганты литературы. Понимаешь, что едва ли достигнешь их высот. Желание стать самим собой для меня - лучшая мотивация в творчестве.
С издательствами одна проблема - не всегда издают. Других проблем нет.
- Вы пишете, как вам пишется, или держитесь какой-то заданной линии? Например, книга для юношества «должна быть такой-то и такой» и «не должна содержать того-то и того-то»?
- Линию задаёт сама история, логика её повествования. Против неё не пойдёшь. А если пойдёшь, то всё разрушишь. Так что я «пишу, как мне пишется», только первые несколько страниц. Дальше я становлюсь заложником рождённых образов.
Юношеской книгу делают её герои, их поступки и мысли, а не условные рамки. По меньше мере, так должно быть в свободной литературе. Иначе читателя неизменно будут преследовать запашок ханжества или привкус деланности.
- Кого из ваших современных собратьев по перу вы считаете действительно заслуживающими интереса и достойными прочтения?
- К сожалению, я не знаком с молодыми современными авторами. Но, безусловно, любой автор достоин внимания. Для каждого есть свой читатель. Вопрос в том, чтобы его найти. Даже самую безобразную околесицу может с удовольствием прочитать ваша бабушка или ваши родители. Почему бы и нет? Книга оживает, как только её прочитает хотя бы один человек. От того, что её прочтут тысячи, она не станет более живой. А измерить каким-то лекалом талантливость произведения не удастся. Если только не отдать его «Изпиталу». В конечном счёте, популярность книги определяет не «индекс гениальность», а НКЧТ (наивероятнейшее количество читателей текста).
- Над чем вы работаете в настоящий момент? Когда можно ждать новую книгу?
- Если всё сложится, выйдет моя книга «Куда уходит кумуткан».
- Что сейчас читаете?
- Если говорить о подростковой литературе, то на днях я прочитал «Город Бестий» Исабель Альенде - любопытная книга о приключениях американского мальчика в южно-американской сельве. А вчера начал «Зелёный круг» Стефана Касты.

Рудашевский Евгений Всеволодович (родился в 1987 году в Москве), путешественник, журналист, лауреат четвёртого сезона Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» (2013) за повесть «Здравствуй, брат мой Бзоу!», которую на последней ярмарке NON/FICTION представило издательство «КомпасГид».

- Прежде всего, «Библиогид» поздравляет вас с выходом книги. Это первая ваша книга для подростковой аудитории. А изначально вы адресовали её подросткам?

Нет, безусловно. Написана она была ещё пять лет назад, спонтанно, когда я приехал в Абхазию. Я походник, путешественник, часто хожу в пешие походы. В одном из них я услышал эту историю, и буквально сразу же была написана вся основа повести. Черновики были готовы в самой Лдзаа [деревне, которая описывается в повести. - Примеч. «Библиогида»] и близлежащих сёлах. Детали быта и взаимоотношений абхазов я узнавал уже позже. Тогда, в походе, я не думал об аудитории, не думал даже о публикации. Просто понравилась история, и захотелось зафиксировать её на бумаге.

- Издательство позиционирует повесть как антивоенную. Это и ваше представление? Или же она больше о гармонии с миром, о дружбе, о ненасилии?

Сразу была позиция, что мирная жизнь заканчивается, но это не замышлялось как антивоенный лозунг. Центральна сама история дружбы мальчика и дельфина. Причины окончания могли быть разными, просто война - наиболее выраженная, наиболее абсурдное проявление.

- Но всё-таки вы говорите в книге о военных конфликтах.

Да, конечно.

- Ещё вопрос, который хотелось вам задать со времён «Книгуру»: многие читатели отмечали, что герой - юноша Амза - несколько наивный, хотя уже призывного возраста. Это потому, что время такое (1980 год), или же сказывается отрезанность от мира?

Скорее, особенности местности, абхазский колорит. Там совсем другие представления о жизни: считается, что мужчина может жениться не раньше, чем в 35-40 лет, только когда твёрдо встанет на ноги. А у нас чаще свадьбы в 20-25 лет. То есть изначально планка «взрослости» сдвинута. И плюс - темп жизни совершенно другой. Взросление происходит медленнее. Ну и в восьмидесятые цивилизация ещё не захватила горные деревушки, это тоже сказалось.

- Сейчас осталось так же?

Трудно сказать. Но по рассказам абхазов знаю, что сейчас там эпоха туризма. Если абхаз живёт рядом с морем, обязательно сдаёт свой дом, поэтому неторопливое настроение ушло. Мне приходилось черпать его не из наблюдений, а из воспоминаний людей. Природа никуда не делась, все описания, которые есть в повести, были сделаны на месте. Мне кажется, только так и можно действовать: устраивать своего рода пленэр, только писать не красками, а словами. У Рериха в дневниках есть: «Если вы взглянете на картину Гималаев и попытаетесь их себе представить, у вас получатся только горы. Чтобы понять их, нужно приехать и увидеть детали, из которых и складывается ощущение».

- Вы стали лауреатом «Книгуру» в 2013 году. Сейчас вы следите за этим конкурсом? Вам интересно, как развивается детская литература?

- Какая книга повлияла на вас в детстве? Сформировала вас как личность?

В седьмом-восьмом классе меня, что называется, перепахал Франц Кафка. Не совсем детская тематика. Но пришёл он ко мне через запрет. Двухтомник Кафки стоял на самой верхней полке домашней библиотеки. Я увидел корешки и однажды спросил у дедушки, что это за автор такой. Он ответил: «Забудь и не открывай. Тебе рано». Соответственно, я достал и начал читать, сначала «Замок», потом всё остальное. Меня засекли за чтением, книгу забрали. Я устроил в доме обыск, нашёл книгу, но понимал, что если буду читать открыто, её могут совсем вывезти из дома, и пошёл на хитрость. Улучив время, когда никого не было, я на стареньком домашнем ксероксе делал копии двадцати-тридцати страниц, а книжку возвращал в ящик, где нашёл. Копии читал в кровати под одеялом или же в ванной. Родители стали беспокоиться и хотели даже обратиться к врачу: я стал «принимать душ» три раза в день минут по 20. А я смачивал листы, приклеивал на стенку и читал.

- А какие важные книги читаете сейчас? Кафка остался в прошлом?

Кафка прочитан много раз! Но он остался в юности, вместе с Маркесом. Для меня они - две стороны одной медали. Сейчас мне больше интересна научно-популярная книга.

- Читателей всегда волнует, как писатель пишет. Считаете ли вы себя писателем? Многие говорят: «Я не писатель, я автор. Конкретный текст принадлежит мне, но это не основная моя деятельность». А где область ваших интересов?

По образованию я журналист, но сменил много профессий в самых разных областях. Я был уборщиком, дрессировщиком, проводником в таёжных походах. Писателем назвать себя не могу, рано. Надеюсь когда-нибудь достичь этого звания, но пока язык не поворачивается. Я автор.

А процесс работы с текстом такой, на примере «Бзоу». Как правило, всё начинается спонтанно. Я работал дрессировщиком, уже много читал и знал о дельфинах. Путешествовал, знал Кавказ, то есть у меня был определённый бэкграунд. И услышав в горах историю, сразу стал писать. Но рукопись едва не погибла. Я прошёл перевал Чха и хотел пройти по Бзыбскому ущелью (это был одиночный поход, я встал в неудачном месте, и ночью дожди всё промочили, в том числе и рукопись, она размокла). Но история нравилась мне настолько, что вернувшись, я постарался её восстановить. Я пишу только от руки, впоследствии перепечатываю. Пишу начальные заметки, потом базовую рукопись, потом полностью переписываю от руки начисто, расширяя все эпизоды, потом перепечатываю. В случае с «Бзоу» перепечатывал примерно десять раз. Постоянно к ней возвращался. Потом, по совету друга, отправил на «Книгуру».

- Насколько, по вашему мнению, чтение важно в жизни? Чем человек читающий отличается от нечитающего?

Чтение - всегда способ мышления. Когда читаешь, думаешь. Это такая пауза, которую ты берёшь у очень быстрого, суетливого мира. Это пауза, когда можно остановиться и о чём-то подумать. Книга, если она замыкается на себе, если ты прочёл её и не шагнул дальше, не подходит тебе. По-хорошему, книга должна подтолкнуть человека шагнуть за рамки себя самой, подвести к какой-то идее, возможно, не связанной с идеей самой книги.

В каком-то смысле, книга лучше собеседника: с собеседником начинаешь спорить, выяснять отношения, включаются социальные взаимоотношения. А здесь - размышление в чистом виде. Если буквально на каждой странице ты останавливаешься и задумываешься о чём-то, значит, книга хорошая.

- Книги сопровождают вас в путешествиях?

Прежде чем ехать куда-либо, я читаю местных авторов. Перед поездкой в Грузию читал Нодара Думбадзе. С Абхазией не совсем так получилось, с Искандером я познакомился позже. Но сейчас стараюсь придерживаться этой привычки, даже если путешествую по России. Захожу в магазин, спрашиваю книги местных литераторов.

- Есть ли книга, которую вы хотите видеть изданной или переизданной?

Да, книги канадского писателя Фарли Моуэта. Его хорошо издавали в советское время, но сейчас подзабыли. Прежде всего, самая известная книга - без возраста, можно читать и подросткам, и взрослым: «Не кричи: „Волки!“»; для подростков - «Кит на заклание». Как раз к разговору об осмыслении того, что происходит. Автор - защитник животных, выступал за мир, против ядерных программ. Недавно умер в почтенном возрасте - человек, сам прошедший Вторую мировую войну. Но у него есть и просто детские книги: «В стране снежных бурь» и «Проклятие могилы викинга».

Есть у меня любимый иркутский автор, Юрий Самсонов (я сам наполовину из Москвы, наполовину из Иркутска). Замечательные его книжки - «Мешок снов» и «Максим в стране приключений». К сожалению, они не переиздавались после того, как выходили в Восточно-Сибирском книжном издательстве.

- Ваш герой Амза достаточно одинок. От подростковой книги часто ожидают любовной линии или темы взаимоотношений с друзьями. У вас юноша дружит только с дельфином, а больше, похоже, у него никого нет…

Меня очень интересует тема осмысления, осознания окружающего мира, одна из самых сложных в подростковом возрасте. Почему небо голубое, можно прочитать в книжках; что надеть зимой, расскажут родители. А когда появляются первые, ещё не сформулированные вопросы о том, зачем мы живём, к чему всё идёт, наступает самый сложный период. Вопросы ещё не сформулированы в словах, есть только их предчувствие. Никто вокруг не может ответить на них подростку, и возникает одиночество и грусть. У Окуджавы есть строки: «не понимаю людей, которые не любят грустить, ведь когда ты грустишь, ты думаешь». Это действительно так. Когда мы смеёмся, мы не думаем. Я не против смеха, но грусть - это уединение и осмысление. С моей точки зрения, осознанность - самое приятное, что есть в этой жизни. Когда смотришь вокруг, понимаешь и чувствуешь, что происходит, понимаешь себя, это большое удовольствие.

Мой герой, подросток, пытается осознать себя в контексте этого мира: бытовой суеты, общения с дельфином, грядущих перемен, и у него пробиваются первые ростки понимания. В этот момент он однозначно одинок, потому что нет людей, которые могут ему ответить. Проблема в том, что взрослые, когда проходят через период сомнений, привыкают к нему, и в будущем на вопросы детей отвечают: «Подожди, подрастёшь - поймёшь. У меня было то же самое, пройдёт пара лет, и ты успокоишься». Это совершенно не тот ответ, который ищет подросток. Через пару лет будет уже не он, а совершенно другой человек, а ответы нужны сейчас. Он остаётся без ответов и с позицией обособления взрослого: «поживи - узнаешь», и это приводит к одиночеству.

- А кто может дать ответ? Природа? Или ответ надо искать внутри себя самого?

Сложность в том, что вопросы не сформулированы словами, это всего лишь чувства, и ответ должен прийти в чувствах. А как - это у каждого свой путь. Природа сама по себе не ответит, одушевляет её человек. Если обратиться к ней с эмоциональным вопросом, ответ можно получить. Но я уверен, что отклик можно получить и от города с его бетонными коробками, и от хороших, и от плохих, главное - не сдаваться, двигаться, не впадать в отчаяние. Как правило, получает ответ тот, кто настаивает на этих вопросах, пытается осознать себя и происходящее. Когда ответа долго нет, люди либо впадают в отчаяние, либо абстрагируются от своих вопросов, стараются посмеяться над ними, забыть и пойти дальше. А вот если оставаться спокойным, стараться вновь и вновь возвращаться к теме, что-то читать, обдумывать, с кем-то говорить, рано или поздно эмоциональный внутренний ответ придёт. Образуется гармония, первый шаг к осознанности.

- И всё-таки почему вы решили писать именно про дельфинов?

Я занимался с млекопитающими, и у меня было представление об их поведении и образе жизни. Ну и услышанная реальная история была про дельфинов. Если бы я в Перу услышал про орангутана и мальчика, возможно, была бы похожая история. Хотя образ дельфина в чём-то символичен. Из всех крупных хищников дельфины наиболее дружелюбны. Это объясняется их эволюцией. За миллионы лет у них не осталось врагов. Есть акула, но она не соперник: она рыба, а млекопитающие умнее, и она не может противостоять стае дельфинов, они её с лёгкостью забьют. Известны случаи, когда дельфины спасали людей от акул.

Образ дельфина - тоска по спокойной, неагрессивной мирной жизни. Есть много историй дружбы дельфина и человека, они уходят своими корнями в древность. Самая первая - о сыне Одиссея Телемахе, которого в младенчестве спас дельфин. Видимо, в эпоху кровопролитных войн, когда ни медицины, ни социального обеспечения не было, и люди умирали рано, для древних греков дельфин был своего рода символом неагрессии. Ведь дельфин не нападает. Те немногие случаи, когда было зафиксировано нападение на человека, оказывались случаями самозащиты. Поэтому дельфин - символ дружелюбия.

Однако здесь начинается интересная философская тема. Дельфины, достигнув этой неагрессивности, дружелюбия, совершенно остановились в своём развитии. Остановилась их эволюция. Какими они были тысячи лет назад, такие они и сейчас. У Стругацких есть хорошая фраза: «Если человечество перестанет совершать ошибки и случится катаклизм, мы все вымрем. Ошибки нас спасают» [«И тогда, если во Вселенной что-нибудь изменится, мы благополучно вымрем - опять же именно потому, что разучились совершать ошибки, то есть пробовать разные, не предусмотренные жёсткой программой варианты» («Пикник на обочине»)] . С другой стороны, войны - это ошибки, тоже выход из гармонии. Так что здесь непросто говорить.

- А как вы думаете, возможна гармония у людей?

Думаю, да. Я с юношества верен идеалам Ивана Антоновича Ефремова и знаю, что однажды описанные им идеалы в той или иной степени к нам придут: совершенство и телесное, и духовное. Это тоже тема из Древней Греции, когда человек в идеале должен был быть совершенен телесно (нам, вероятно, кибернетика поможет) и, прежде всего, психически и духовно. В том числе и поэтому я не согласен с утверждением, что жизнь сейчас стала хуже, потому что стала слишком быстрой: люди глотают книжки за полтора часа и т.д. Вполне вероятно, что это та самая тренировка, которая позволит нам развиваться и дальше.

- Благодарим вас за интервью и желаем успехов!

- Знаю, что вы были дрессировщиком нерп. Опыт дрессуры помог в написании книги?

Безусловно. Когда понимаешь общие модели поведения морских млекопитающих и то, как развиваются их взаимоотношения с человеком, - это помогает. К тому же у меня не было необходимости углубляться в тему, с базовым материалом я познакомился на личном опыте.

- В чем поведенческие различия дельфинов и нерп?

Дельфины более дружелюбные. Нерпы очень боятся человека, поскольку он их единственный враг. На Байкале нерпы тысячи лет находились на вершине биологической цепочки, и у них не было соперников. Единственный, кто мог напасть на льду на нерпу, это медведь. Но и то в редких случаях, если нерпа устраивала свое логово недалеко от берега. А потом появились люди, и у нерп выработался страх по отношению к ним. У меня до сих пор на руках остались шрамы от знакомств с этими животными. Нерпы невольно проявляют агрессию, это защитная реакция. А у дельфинов естественных врагов в природе нет. И, несмотря на то, что человек их истребляет, отлавливает, содержит в дельфинариях и ставит на них опыты, страх перед людьми у них не выработался.

- Вы верите в то, что дельфины умнее людей?

Смотря с какой позиции оценивать и что вкладывать в понятие «умный». Разумеется, дельфины - высокоразвитые существа. С моей точки зрения, не стоит их очеловечивать. Но и принижать не нужно. Например, некоторые модели поведения дельфинов людям стоит изучать. Так, в моей книге описан случай, когда самка дельфина поднимает и опускает мертвого дельфиненка. Эпизод основан на реальных фактах. И интересен с точки зрения психологии: пока мать думает, что ребенку можно хоть как-то помочь, она делает все для его спасения, выталкивая на поверхность, чтобы он мог вдохнуть воздух. Но как только понимает, что детеныш умер, она не погружается в пучины стресса и депрессии, а просто уплывает жить дальше.

- А почему действие повести происходит в Абхазии?

Сама история выбрала эту страну.

- То есть рассказ про дружбу мальчика и дельфина - абхазская легенда?

Нет, это история, которую я услышал, когда отправился пешим походом в Абхазию и на несколько дней остановился пожить на берегу моря. И в разговоре с местными жителями буквально в нескольких фразах узнал о дружбе мальчика и дельфина, а также о том, к чему это привело. Тогда же пришлось скорректировать свои планы, отказаться от дальнейшего продвижения в горы. Остановиться в поселке Лдзаа, собирать детали быта и делать природные зарисовки.

- Абхазский эпос вас давно интересует?

Собираясь в новую страну, я стараюсь изучать ее историю и мифологию. Но пять лет назад я ничего не знал об Абхазии и мой интерес проявился там. В дальнейшем я ознакомиться с абхазским эпосом. И понял, что он чем-то схож с историей про моего Бзоу.

Рудашевский Е. Здравствуй, брат мой Бзоу!. - М.: КомпасГид, 2015. - 192 с.

А что еще в этой мифологии, кроме образов богатыря Сасрыквы и его верного коня Бзоу, перекликающихся с героями повести, вас поразило?

В комментариях к книжке я пишу, что самой неожиданной для меня в абхазских сказаниях стала нота дружелюбия, довольно редкая для военизированной мифологии древних. Своих врагов абхазы судя по их мифам выходили встречать как гостей, с распростёртыми объятиями. Мир и доброжелательность как оружие, которое вполне можно использовать в войне против самой войны. Честно говоря, я не припомню подобных эпосов. Как правило, в легендах восхваляется смелость нескольких или одного героя, если истории принадлежат маленькому народу. Этот персонаж может в одиночку мстить и побеждать.

Как вы считаете, почему в современной подростковой литературе отсутствует довольно большой корпус текстов, повествующих о простых и мудрых вещах таких, как взаимодействие человека и природы?

Мне сложно ответить на этот вопрос. С современной подростковой литературой я знаком не очень хорошо. Только недавно начал ее читать, поскольку сам попал в струю и мне стало любопытно, что пишут другие авторы.

- Какие произведения, прочитанные в детстве или во взрослом возрасте, помогли вашему становлению?

Если брать школьную программу, то вся она прошла мимо меня, я практически ничего не читал из того, что задавали по литературе. Предпочитал прогуливать уроки, носился по крышам, подвалам, болотам. Но для другого чтения я находил время. Прежде всего меня интересовала приключенческая литература. «Смок Беллью» Джека Лондона, «Дочь Монтесумы» Генри Райдера Хаггарда, «Белый ягуар - вождь араваков» Аркадия Фидлера. Как видите, в основном заботила индейская тема. Фенимор Купер, Майн Рид тоже были мной прочитаны. Поскольку я везде бегал, меня особенно волновал вопрос выживания. Поэтому и «Дерсу Узала» Арсеньева произвел большое впечатление. В те годы я мало понимал описываемое. Но меня привлекали дух свободы и разговоры о единении с природой не для того, чтобы управлять ею, а чтобы научиться мирно сосуществовать. К тому же дома была большая библиотека, и мои читательские интересы проявлялись странно. Какая обложка больше нравилась, такую книгу и хватал. Это могла быть и недетская литература. Так, я пришел к Францу Кафке, любимому автору школьных времен. К счастью, мои родственники не заставляли меня читать что-то конкретное, предоставляя мне свободу выбора, и не пугались даже тогда, когда мне в руки попадала «Антология современной эротической прозы».

Стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться

Существует мнение, что детям не стоит позволять читать взрослую литературу. И, например, Кафка ребенку может испортить жизнь. Как вы относитесь к подобным утверждениям?

Мне кажется, никогда не угадаешь, что испортит человеку жизнь, а что нет. Я могу судить по собственным впечатлениям. Я часто сталкивался с тем, что многие тексты, прочитанные еще в детстве, во взрослом возрасте воспринимаются иначе: выхватываешь другие акценты и детали. Так, фэнтезийную историю Юрия Самсонова «Максим в стране приключений» в детстве читал с удовольствием. А в 20 лет меня многое задело. Например, когда герой учился стрелять, он выбирал подвижную цель - бил по живым птицам. Но в детстве на подобные вещи внимания не обращаешь. Как не реагируешь и на излишнюю рефлексию. Тот же Кафка не действовал на меня депрессивно. Наоборот, я относил его к успокаивающей литературе, которая помогала мне решать свои юношеские проблемы. Возможно, стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться. Чтобы не было императива - начал, обязан дочитывать. Ребенку важно выбирать книги самостоятельно, но и самостоятельно от них отказываться.

В вашей повести почти у каждого героя есть своя история, связанная с дельфинами. Все ли они реальны? И где были вами почерпнуты?

Дело в том, что когда я работал с нерпами, мы совместно с МГУ проводили сравнительный анализ элементарной рассудочной деятельности нерп и дельфинов, проще говоря, пытались выяснить, кто умнее. То есть кто из них лучше решает простые логические задачки. Тогда-то и я познакомился с дельфинами поближе, прочел много книг (в том числе и специальной литературы). И Колдуэллов, и «Несущие ветер» Карен Прайор. Тогда я готовился к этой теме как дрессировщик, но впоследствии переработал материал и включил в «Здравствуй, брат мой Бзоу!».

- Спрашиваю, потому что меня особенно поразили две истории. Первую рассказывает отец героя Валера. Она о том, как забивали дельфинов, бросали их на берегу и они в муках умирали, крича сутками. И другая веселая, когда афалина кинул в собаку медузой. Обе непридуманные?

По поводу жестокого эпизода, безусловно, я его не наблюдал. Но история документальная, подобных, к сожалению, много. В той же Дании, на Фарерских островах, до сих пор существует нашумевший праздник Grindadrap, когда местные жители ради развлечения забивают множество дельфинов. Это связано с обрядом инициации - мальчик, чтобы стать мужчиной должен зарезать своего дельфина. По Интернету ходят фотографии, на которых гарпунят, режут, вспарывают дельфинов, окрасив залив в кровавые цвета. Это древний обычай. Но не стоит забывать и о варварских способах добывания морских млекопитающих, которые практиковались всегда. И то, что происходило с моим героем Валерой, еще не самое жестокое. Человек, прошедший средневековую инквизицию, умел выдумывать самые разные способы убийства. Например, в начале XX века, чтобы не тратить оружие, люди находили уже разложившегося кита, окунали в его тушу наконечник гарпуна и потом ударяли им живого кита, у последнего начинался страшный сепсис, гангрена. Охотники оставляли его на какое-то время и приходили, когда он умирал. Забирали его жир и ус...

А вот веселая история с медузой основана на личных наблюдениях, правда, в моей жизни медузами бросались не в собак, а в тренеров. Но принцип тот же. Дельфины сообразительные, игривые и по-своему вредные животные. Медузами они тренеров забрасывают в открытых садках, а не в закрытых дельфинариях. Иногда в ход идут и легкие камешки. Дельфины видят, какая у людей яркая реакция, и с удовольствием повторяют трюк, надеясь, что за него покормят.

Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить

- Я правильно понимаю, вы против содержания дельфинов в дельфинариях?

Все зависит от условий и обстоятельств. Я против того, чтобы специально отлавливать здоровых животных, содержать в тесноте, устраивать развлекательные шоу. В том же Китае, насколько я знаю, дельфинов нередко подсаживают на наркотики, чтобы они лучше работали за дозу. Такие питомцы быстро умирают, но это никого не смущает, дельцы ловят новых. Еще один негативный пример: байкальские нерпы в ярославском зоопарке, хозяева которого не знали, как правильно содержать этих животных. Нерпы жили в теплой воде, притом что привыкли к температуре в 3–5 градусов, ели другую пищу и в итоге погибли. Я против такого отношения. Но когда дельфинарий или нерпинарий - вынужденная мера, мне кажется, это неплохо. Например, в байкальском нерпинарии большинство животных, с которыми я работал, подранки, некоторых выбросило на берег, другие чем-то болели. Бывали случаи, когда отбившиеся от матерей детеныши попадали в сети рыболовов, те не знали, куда их девать и приносили к нам. Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить. Согласитесь, это совершенно другая истории.

- Кто еще, кроме Даррелла, ваш ориентир?

Те, чьи книги можно рекомендовать подросткам. Безусловно, кроме Даррелла, автора замечательного «Пути кенгуренка», это и Фарли Моуэт. Он был экологом, защитником природы, одним из сильнейших и известнейших писателей Канады. Его сочинения - это такой художественный рассказ о том, как он работал с животными и узнавал их. Его книги можно советовать детям с 10–12 лет. Самая интересная - «Не кричи: „Волки!“». Рассказывает о его жизни с волками, изучении их повадок. А еще про то, какие несправедливости творят с животными люди, не обращая внимания на то, что волчья стая «отдельный народ». Для детей постарше подойдёт книга Моуэта «Кит на заклание», эмоционально тяжелая история, которая запомнится надолго. А в более старшем возрасте, лет с 16, можно познакомиться с творчеством зоолога Конрада Лоренца. Он один из основателей этологии, посвятивший свою жизнь изучению разных животных. И пишущий о них довольно доступно (если не брать его научные труды). Знакомство с произведениями Лоренца в детстве может изменить взгляды на мир животных в лучшую сторону. Начать стоит с «Кольца царя Соломона».

- А чем вас привлекает архаика?

Я нахожу в ней особую красоту. Но это не значит, что я сам какой-то архаичный и патриархальный. Для меня патриархальный уклад - один из этапов пути, который преодолел человек по дороге к современности. Быть может, осколки древнеримских зданий привлекают также других своей красотой. Подобные вещи служат напоминанием о том, кем мы были.

В определенный момент ваш герой пропадает из повествования, и далее присутствует в книге опосредованно, только в разговорах близких, в письмах... Почему вы предпочли оставить войну, на которую он уехал, за кадром?

Для меня главной в книге была атмосфера, она привлекла меня в Абхазии. Поэтому вынесение войны за кадр, несмотря на яркую концовку, в некотором смысле вынужденный ход. Когда ушел Амза, жизнь не прекратилась, но она стала другой. В повести есть еще один герой - старик Ахра. Это Амза в старости, вернее, тот, кем бы он стал, если бы не война, глобализации и так далее. И мне было важно показать, что эта чудесная архаичная атмосфера не собирается вокруг конкретного персонажа. Но и она постепенно рассеивается, если пропадает преемственность. В этом селе больше не появится другой Ахра. Теперь его некем заменить.

- И все-таки инициация для вашего героя - это уход на войну?

Амза становится мужчиной уже тогда, когда на него падает тень войны, как только он перестает просто жить, наслаждаясь летом и дружбой со своим морским другом. Он задумывается о расставании, и в сердце поселяется грусть, его начинают мучить вопросы, которых он прежде не задавал. И сам он не знает, как на них отвечать. Помните, тот эпизод, где говорится, что Амза почувствовал, будто внутри у него появились пустые комнаты, которые он не знает, чем заставить? Это и есть обращение к взрослому миру.

- У вас к печати готовится несколько книг. О чем будет следующая?

Она посвящена Иркутску, Байкалу. Рассказывает про жизнь местных подростков, ее многонациональные особенности, в том числе и про бурятский шаманизм, его традиции, полностью вплетенные в современную жизнь, также героями становятся байкальские нерпы. События относятся к 2004–2005 годам.