І
Под поэтическим языком можно понимать прежде всего я з ы к, употребляемый в поэтических произведениях.
В этом случае имеется в виду не какое-нибудь внутреннее качество языка, не какая-нибудь особая его функция, в сравнении с его функцией как средства обычного социального общения, а только особая традиция языкового употребления. Поэтический язык в этом смысле представляет собой особый стиль речи в ряду других: языка официального, научного, дипломатического, военного и т. д. Точно так же, как есть формы, слова, обороты речи, которые принято или не принято употреблять в языке науки или дипломатии, есть формы, слова, обороты речи, которые принято или не принято употреблять в поэтических произведениях. История того, как и почему изменялся состав языковых средств, принятых в употреблении в этой традиции, и есть, с этой точки зрения, история поэтического языка.
«Боже вас сохрани сказать когда-нибудь при моряке, что вы на корабле «приехали»: покраснеют! «Пришли», а не приехали»,- так
характеризуется, между прочим, морской стиль речи у Гончарова (Фрегат «Паллада»). В романе Л. Соболева «Капитальный ремонт» моряк смеется над военным, который произносит «мичманы» по-морскому надо было бы «мичмана». Совершенно так же Тредиаковский в 1750 г. упрекал Сумарокова за то, что тот
написал глаза вместо очи, взгляни вместо воззри. Жуковский в начале XIX в. должен был изыскивать для себя оправдания в том, что в одном стихотворении написал постель вместо одр. Но Белинский уже иронизировал над теми, кто пишет зане вместо ибо или потому что. А в наше время мы стали бы недоумевать, если бы кто-нибудь, наоборот, не в стихах, а в обыкновенном разговоре сказал лошажья, как у Маяковского, вместо лошадиная или употребил краткую форму прилагательного или причастия вместо полной в роли второстепенного сказуе-
* [«Доклады и сообщения филологического факультета МГУ», вып. 3, 1947.]
388
мого, ср. хотя бы у Асеева: «И тополя, темны и молчаливы, Встают вдали, напоминая взрывы».
Не следует также упускать из виду, что самое различие между поэтическим стилем речи и общим обиходным языком образованной среды вообще не обязательно и в известных условиях может отсутствовать (ср. хотя бы некоторые лирические стихотворения Пушкина последних лет его жизни).
II
С другой стороны, язык, употребляемый в поэтических произведениях, может представляться связанным с поэзией не одной только внешней традицией словоупотребления, но и внутренними своими качествами, как язык, действительно соответствующий изображаемому поэтическому миру, выражаемому поэтическому настроению. В этом случае язык поэзии понимается нами как язык сам по себе поэтичный и речь уже идет о поэтичности как особом экспрессивном качестве языка.
Понятно, что такая поэтичность языка в свою очередь есть не что иное, как особого рода традиция. При соответствующих условиях «поэтичность» легко меняет свое фактическое языковое содержание или же и вообще становится смешным шаблоном, с которым в поэзии борются так же, как борются, например, с «театральностью» в истории театральной культуры. Критика выговаривала Пушкину за антипоэтичность по поводу известного места в «Бахчисарайском фонтане»: «Символ конечнодерзновенный» и т. д. В «Благонамеренном» писали: «Конечно принадлежит к таким словам, которые в поэзию вводить опасно». Но Пушкин, чем дальше, тем охотнее употреблял в своем стихотворном языке прозаизмы. Мы знаем также, какое большое место в журналистике 20-х годов XIX в. занимала борьба с шаблонными поэтическими выражениями вроде «златая беспечность», «милая нега» и т. п. Мы помним также выступления Маяковского, приветствовавшего Чехова за то, что тот внес в литературу «грубые имена грубых вещей» и вместо «аккордов» и «серебристых далей» заговорил словами «определенными, как здравствуйте, простыми, какдайте стакан чаю».
Таким образом и с этой стороны поэтический язык имеет свою историю. Ближайшим образом она отражает историю общественных языковых вкусов,социальную психологию языка. Как видно уже из нескольких приведенных примеров, чуть ли не решающее значение в этом отношении имеет история самой по себе поэтической темы: поэтичность или антипоэтичность языка в очень большой степени сводится к вопросу о том, о каких предметах считается возможным или невозможным писать в поэтическом произведении. «Соловей можно, форсунка - нельзя», как формулировал уже в наше время Маяковский.
389
III
Но есть и еще одно, и притом - гораздо более важное значение, принадлежащее выражению «поэтический язык». С" ним имеем дело тогда, когда самое отношение между языком и поэзией мыслится не как связь того или иного рода, - традиционная или экспрессивная, - а как свое законное тожество, так что язык и есть сам по себе поэзия. Здесь уже возникает вопрос об особой, поэтической функции языка, которая не совпадает с функцией языка как средства обычного общения, а представляется ее своеобразным обосложнением.
Поэтический язык в этом смысле есть то, что обычно называют образным языком. Художественное слово образно вовсе не в том только отношении, будто оно непременно метафорично. Сколько угодно можно привести неметафорических поэтических слов, выражений и даже целых произведений. Но действительный смысл художественного слова никогда не замыкается в его буквальном смысле. Любой поступок Татьяны или Онегина есть сразу и то, что он есть с точки зрения его буквального обозначения, и то, что он представляет собой в более широком его содержании, скрытом в его буквальном значении: иначе это, действительно, было бы хроникой происшествий, а не поэзией. Основная особенность поэтического языка как особой языковой функции как раз в том и заключается, что это «более широкое» или «более далекое» содержание не имеет своей собственной раздельной звуковой формы, а пользуется вместо нее формой другого, буквально понимаемого содержания. Таким образом формой здесь служит содержание. Одно содержание, выражающееся в звуковой форме, служит формой другого содержания, не имеющего особого звукового выражения. Вот почему такую форму часто называют внутренней формой.
Недоверие к учениям о языке как внутренней форме нередко связано с тем, что такие учения прилагаются не к специально художественному языку, а к языку вообще. В этих случаях искусство объясняют по аналогии с языком, тогда как, наоборот, ту особую функцию языка, которую мы называем поэтической, следовало бы объяснять по аналогии с другими видами искусства. Отсюда и обычный идеализм учений о внутренней форме, которому не должно быть никакого места при правильном взгляде на отношения искусства и действительности. Но правильное понимание этого вопроса было чуждо как формалистам, отрицавшим внутреннюю форму и вместе с тем полностью разобщавшим «язык поэтический» и «язык практический», так, например, и Потебне, который всякое вообще слово считал поэтическим и потому превращал искусство в нечто как бы еще более реальное, чем сама реальная действительность.
Между тем поэтическое слово вырастает в реальном слове, как его особая функция, совершенно так же, как поэзия вырастает из
390
окружающего нас мира реальности. Буквальное значение слова в поэзии раскрывает внутри себя новые, иные смыслы совершенно так же, как расширяется в искусстве значение описываемого единичного эмпирического факта до степени того или иного обобщения. Роман А. Н. Толстого «Хлеб» - это не просто роман о хлебе в буквальном и будничном значении этого слова, а о крупном, героическом событии из истории гражданской войны. Но в то же время это непременно также роман и о хлебе, потому именно в этом образе открывает нам художник то, что увидел в летописи гражданской войны, а та же тема, раскрытая в ином образе, была бы уже темой другого романа.
Нет поэтому никакой необходимости следовать наивно этимологическому толкованию внутренней формы, для которого так часто дает повод Потебня. Для того чтобы понять смысл фразы: «Сегодня хорошая погода», нам и в самом деле нет надобности знать «ближайшее этимологическое значение» не только слова хорошая, по отношению к которому в науке есть ряд одинаково неубедительных этимологий, но даже и слова сегодня, ближайшее прошлое которого понятно почти всякому, говорящему по-русски. Но не зная, что значило слово «раньше», чем стать фактом поэтического языка, действительно, нельзя понять, что оно значит как поэтическое слово.
Отсюда следует, что нет такого факта поэтического языка, каковой факт не был бы известен и вне поэтического контекста, как явление языка вообще. Но в этом новом, поэтическом качестве каждая языковая дата приобретает особые свойства, из которых здесь кратко указываются два следующих.
Во-первых, в поэтическом языке в принципе нет слов и форм немотивированных, с пустым, мертвым, произвольно-условным значением. В обычном языке есть слова, объяснимые через значение других слов с общей непроизводной основой: певец - это тот, кто поет. Но что значит петь - это можно только истолковать, а собственно языковым путем объяснить невозможно: это слово с основой
непроизводной, первичной. Между тем в поэзии и слово петь не изолировано, а входит в соответствующий смысловой ряд в зависимости от того образа, которому оно служит основанием. Так, петь может оказаться связанным со словами, выражающими радостное состояние духа («душа поет», «кровь поет» и т. п.), поэтическое вдохновение («муза поет»), игру на музыкальном инструменте (ср. у Блока: «исступленно запели смычки») и т. д. Ср., например, обычную связь слов, обозначающих слезы и дождь: «Сквозь ресницы шелковые Проступили две слезы... Иль то капли дождевые Зачинающей грозы?» (Тютчев); «На родину тянется туча, Чтоб только поплакать над ней» (Фет); «И ничего не разрешилось Весенним ливнем бурных слез» (Блок); «Своими горькимислезами Над нами плакала весна» (он же) и т. д.
391
Это, конечно, касается и грамматических категорий. Слово, имеющее только множественное число, способно в поэзии, независимо от своего реального значения, быть носителем образа множественности, неодушевленное слово женского рода - носителем женского образа и т. д. Здесь разрыв между «техническим» и «живым» значением языковых фактов в принципе уничтожается.
Это было бы невозможно, если бы, во-вторых, в поэтическом языке не преодолевалось также различие между теми фактами, которые входят в самую систему языка, и теми фактами, которые остаются достоянием внесистемной речи, так называемые говоренья («la parole»). Порядок слов в русском языке по большей части не создает различий, которые могли бы иметь чисто грамматическое значение. Но в поэтическом языке веселый день и день веселый, смелый воин и воин смелый, бой идети идет бой - существенно различные синтагмы, потому что они могут быть применены для выражения различного поэтического содержания. Значение слова чистыйне зависит от того, каков исчерпывающий список существительных, употребляющихся с этим прилагательным в общем языке. Здесь нужно избежать лишь смешения таких групп словосочетаний, как например чистая вода, с одной стороны, и чистый вздор - с другой. Но в поэтическом языке в принципе каждое слово есть член того или иного сращения, обладающего единством смысла: очевидно, что туча плачет и душа плачет, скрипка плачет и весна плачет это совсем разные образы, имеющие общее единое основание в буквальном значении слова плачет. Поэтому чистая вода и чистая слеза также могут представлять собой разные типы словосочетания в языке поэзии.
Конструкции, необязательные, «свободные» в языке общем, но потенциально обязательные, «несвободные» в языке поэтическом, также представляют собой явление внутренней формы, то есть отношение буквального и «более далекого» значений. Постпозиция или препозиция определяемого «буквально» имеет смысл одинаковый, безразличный, но в данном поэтическом контексте она вместе с тем и не безразлична. В «буквальном» смысле сочетание форм без сказуемого, «не доведенное до точки», имеет смысл предложения незаконченного, но в то же время, например, занимая цельный стих или составляя иную соответствующую ритмическую группу, оно звучит, как если бы было законченным синтаксическим целым, и т. д. Таким образом, в том особом разделе лингвистики, который посвящен изучению языка как поэтического факта, совершенно иной смысл получают такие явления, как связь слов по словопроизводным гнездам, как отношения между системой языка и факультативными формами ее воплощения.
V
В тесной связи со всем сказанным стоит то свойство поэтического слова, которое можно назвать его рефлективностью, то есть его обычная обращенность на само себя. Сближая в тексте слова, давно утратившие ту взаимную связь, которой они обладали в силу своего этимологического родства или даже и вовсе никогда этой связи не имевшие, поэт как бы открывает в них новые, неожиданные смыслы, внешне мотивируемые самым различным образом: то шуткой, то глубоким раздумьем.
Ср. в притче Сумарокова: «Сокровище мое! куда сокрылось ты?» В «Дикарке» Островского: «Вешается на шею женатому! У!! Повеса,
право, повеса!» В «Дачниках» Горького: «О Марфа, Марфа! Ты печешься о многом - оттого-то у тебя всё перепекается или недопечено...» Замечательны слова Аркадия в «Отцах и детях»: «Не находите ли, что ясень по-русски очень хорошо назван? ни одно дерево так легко и ясно не сквозит в воздухе, как он». В особенности интересно следующее рассуждение Матвея Кожемякина у Горького: «Вспомнилось, как
однажды слово «гнев» встало почему-то рядом со словом «огонь» и наполнило усталую в одиночестве душу угнетающей печалью. - Гнев, соображал он, - прогневаться, огневаться, - вот он откуда, гнев - из огня! У кого огонь в душе горит, тот и гневен бывает. А я бывал лигневен-то? Нет во мне огня».
Излишне добавлять, что этимологически нет никакой связи между словами ясень и ясно, гнев и огонь.
Вспомним также разницу между еіп Fichtenbaum у Гейне и словом сосна в переводе Лермонтова. Аполлон Григорьев (первый, кажется, из указывающих на эту вольность лермонтовского перевода) тут же указал на аналогичное явление в одном стихотворении Случевского, у которого с землей, изображаемой словом женского рода, прощается ее возлюбленная лето, изображаемая
словом среднего рода.

Современный русский язик

Язык художественной литературы, иначе говоря, поэтический язык, является той формой, в которой материализуется, объективируется вид искусства слова, словесного искусства, в отличие от других видов искусства, например музыки или живописи, где средствами материализации служат звук, краски, цвет.

У каждого народа свой язык, являющийся важнейшей чертой национальной специфики народа. Обладая своим словарным составом и грамматическими нормами, национальный язык осуществляет в основном коммуникативную функцию, служит средством общения. Русский национальный язык в его современном виде в основном завершил свое формирование во времена А. С. Пушкина и в его творчестве. На базе национального языка оформляется литературный язык — язык образованной части нации.

Язык художественной литературы — это национальный язык, обработанный мастерами художественного слова, подчиняющийся тем же грамматическим нормам, что и язык национальный. Спецификой поэтического языка является только его функция: он выражает содержание художественной литературы, словесного искусства. Эту свою особую функцию поэтический язык осуществляет на уровне живого языкового словоупотребления, на уровне речи, в свою очередь формирующей художественный стиль.

Конечно, речевые формы национального языка предполагают свою специфику: диалогические, монологические, сказовые особенности письменной и устной речи. Однако в художественной литературе эти средства должны рассматриваться в общей структуре идейно-тематического, жанрово-композиционного и языкового своеобразия произведения.

Важную роль в осуществлении этих функций играют изобразительные и выразительные средства языка. Роль этих средств состоит в том, что они придают речи особый колорит.

Цветы кивают мне, головки наклоня,

И манит куст душистой веткой;

Зачем же ты один преследуешь меня

Своею шелковою сеткой?

(А. Фет. «Мотылек мальчику»)

Помимо того, что эта строка из стихотворения со своей ритмикой, своими размером, рифмовкой, определенной синтаксической организацией, она содержит ряд дополнительных изобразительных и выразительных средств. Во-первых, это речь мотылька, обращенная к мальчику, кроткая мольба о сохранении жизни. Кроме образа мотылька, созданного средствами олицетворения, здесь олицетворены цветы, которые «кивают» мотыльку головками, куст, который «манит» его ветвями. Здесь мы найдем метонимически изображенный образ сачка («шелковая сетка»), эпитет («душистая ветка») и т. д. В целом же строфа воссоздает картину природы, образы мотылька и мальчика в определенных отношениях.

Средствами языка осуществляются типизация и индивидуализация характеров персонажей, своеобразного применения, употребления речевых форм, которые вне этого употребления могут и не быть специальными средствами. Так, слово «братишка», характерное для Давыдова («Поднятая целина» М. Шолохова), включает его в число людей, служивших во флоте. А постоянно употребляемые им слова «факт», «фактический» отличают его от всех окружающих и являются средством индивидуализации.

В языке нет областей, где исключалась бы возможность деятельности художника, возможность создания поэтических изобразительных и выразительных средств. В этом смысле условно можно говорить о «поэтическом синтаксисе», «поэтической морфологии», «поэтической фонетике». Речь идет здесь не об особых закономерностях языка, а, по верному замечанию профессора Г. Винокура, об «особой традиции языкового употребления» (Г. О. Винокур. Избранные работы по русскому языку. 1959.).

Таким образом, сами по себе экспрессивность, особые изобразительно-выразительные средства не являются монополией языка художественной литературы и не служат единственным формообразующим материалом словесно-художественного произведения. В огромном большинстве случаев используемые в художественном произведении слова берутся из общего арсенала национального языка.

«С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно», — говорится у А. С. Пушкина о Троекурове («Дубровский»).

Здесь нет ни экспрессии, ни особых выразительных средств. И тем не менее эта фраза — явление искусства, поскольку она служит одним из средств изображения характера помещика Троекурова.

Возможность создания художественного образа средствами языка основывается на присущих языку общих закономерностях. Дело в том, что слово несет в себе не просто элементы знака, символа явления, но является его изображением. Говоря «стол» или «дом», мы представляем себе явления, обозначаемые этими словами. Однако в этом изображении еще нет элементов художественности. О художественной функции слова можно говорить лишь тогда, когда в системе других приемов изображения оно служит средством создания художественного образа. В этом, собственно, и состоит особая функция поэтического языка и его разделов: «поэтической фонетики», «поэтического синтаксиса» и т. д. Речь идет не о языке с особыми грамматическими принципами, а об особой функции, особом употреблении форм национального языка. Даже так называемые слова-образы получают эстетическую нагрузку только в определенной структуре. Так, в известной строке из М. Горького: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает» — слово «седой» само по себе не обладает эстетической функцией. Оно приобретает ее только в сочетании со словами «равниной моря». «Седая равнина моря» — комплексный словесный образ, в системе которого слово «седой» начинает обладать эстетической функцией тропа. Но и сам этот троп становится эстетически значимым в целостной структуре произведения. Итак, главное, что характеризует поэтический ЯЗЫК, — не насыщенность особыми средствами, а эстетическая функция. В отличие от какого-либо иного их употребления в художественном произведении все языковые средства, так сказать, эстетически заряжены. «Любое языковое явление при специальных функционально-творческих условиях может стать поэтическим», — справедливо утверждает акад. В. Виноградов.

Но внутренний процесс «поэтизации» языка, однако, изображается учеными по-разному.

Некоторые ученые полагают, что ядро образа — это представление, картина, фиксируемая в формах языка, другие исследователи, развивая положение о языковом ядре образа, рассматривают процесс «поэтизации речи как акт приращения» к слову дополнительного качества или смысла. В соответствии с данной точкой зрения слово становится явлением искусства (образным) не потому, что оно выражает образ, а потому, что в силу присущих ему имманентных свойств оно меняет качество.

В одном случае утверждается первичность образа, в другом — примат и первичность слова.

Нет сомнения в том, однако, что художественный образ в его словесном выражении представляет собой целостное единство.

И если несомненно, что язык художественного произведения должен изучаться, как всякое явление, на основе освоения общих закономерностей развития языка, что, не имея специальных лингвистических познаний, нельзя заниматься проблемами поэтического языка, то вместе с тем совершенно очевидно, что как явление словесного искусства язык не может быть изъят из сферы литературоведческих наук, изучающих словесное искусство на образно-психологическом, социальном и других уровнях.

Поэтический язык изучается в связи с идейно-тематической и жанрово-композиционной спецификой художественного произведения.

Язык организуется в соответствии с определенными задачами, которые ставит перед собой человек в процессе своей деятельности. Так, организация языка в научном трактате и в лирическом стихотворении различны, хотя в том и другом случае используются формы литературного языка.

Язык художественного произведения имеет два основных типа организации — стихотворный и прозаический (язык драматургии близок по своей организации к языку прозы). Формы и средства организации типов речи являются одновременно и речевыми средствами (ритм, размер, способы персонификации и т. д.).

Источником для поэтического языка служит национальный язык. Однако нормы и уровень развития языка на том или ином историческом этапе сами по себе не определяют качества словесного искусства, качества образа, как не определяют они и специфику художественного метода. В одни и те же периоды истории создавались произведения, различные по художественному методу и по их поэтической значимости. Процесс отбора языковых средств подчинен художественной концепции произведения или образа. Только в руках художника язык приобретает высокие эстетические качества.

Поэтический язык воссоздает жизнь в ее движении и в ее возможностях с большой полнотой. С помощью словесного образа можно «нарисовать» картину природы, показать историю формирования человеческого характера, изобразить движение масс. Наконец, словесный образ может быть близок музыкальному, как это наблюдается в стихе. Слово прочно связано с мыслью, с понятием, и поэтому по сравнению с другими средствами создания образа оно более емко и более активно. Словесный образ, обладающий целым рядом достоинств, может быть охарактеризован как «синтетический» художественный образ. Но все эти качества словесного образа может выявить и реализовать только художник.

Процесс художественного творчества или процесс поэтической обработки речи глубоко индивидуален. Если в повседневном общении можно отличить человека по манере его речи, то в художественном творчестве можно определить автора по свойственному только ему способу художественной обработки языка. Иначе говоря, художественный стиль писателя преломляется в речевых формах его произведений и т. д. На этой особенности поэтического языка зиждется все бесконечное многообразие форм словесного искусства. В процессе творчества художник не пассивно применяет уже добытые народом сокровища языка — большой мастер своим творчеством оказывает влияние на развитие национального языка, совершенствуя его формы. При этом опирается на общие закономерности развития языка, его народной основы.

Публицистика (от лат. publicus — общественный) — тип литературы, содержанием которой являются по преимуществу современные вопросы, представляющие интерес для массового читателя: политика, философия, экономика, мораль и нравственность, право и т. д. Наиболее близкими по специфике творчества к публицистике являются журналистика и критика.

Жанры публицистики, журналистики, критики часто идентичны. Это статья, цикл статей, заметка, очерк.

Журналист, критик, публицист часто выступают в одном лице, и грани между этими видами литературы довольно подвижны: так, журнальная статья может быть критико-публицистической. Довольно обычное дело — выступление писателей в роли публицистов, хотя часто публицистическое произведение не является художественным: оно основано на реальных фактах действительности. Цели у писателя и публициста зачастую близки (оба могут содействовать решению сходных политических, нравственных задач), но средства при этом различны.

Образному выражению содержания в художественном произведении соответствует прямое, понятийное выражение проблематики в публицистической работе, которое в этом отношении ближе по форме к научному познанию.

К художественно-публицистической литературе относятся произведения, в которых конкретные жизненные факты облечены в образную форму. При этом используются элементы творческой фантазии. Наиболее распространенным является жанр художественного очерка.

Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.

Поэтический язык

Основные черты поэтического языка А. Ахматовой - классическая ясность и точность слова, его прозрачность, сдержанность и лаконичность стиля высказывания, строгость и стройность поэтической структуры. Поэзии А. Ахматовой свойственны лаконичные и емкие формулировки, заключающие в себе большую силу - силу мысли и силу чувства. Языку Ахматовой в высшей степени присуще чувство меры, отсутствие лишних слов. Сказано ровно столько, чтобы высказанная истина предстала во всей ее силе и полноте. «Мощная краткость» 66 Вячеслав Иванов - поэт - это высказывание о русском языке вполне применимо к поэтическому языку Ахматовой.

В главном - в подходе к поэтическому слову - Ахматова резко отличается от поэтов символизма. В известной статье 1916 года «Преодолевшие символизм» В.М. Жирмунский показывает, как изменение мировосприятия изменяет поэтический язык. Отказ поэтов-акмеистов (А. Ахматова, О. Мандельштам, Н. Гумилев) от мистического восприятия, от иррационального познания миров иных и устремленность их к внешнему земному миру, к простым человеческим чувствам легли в основу новых художественных форм. Мистическое чувство мира передавалось сложными и многозначными образами-символами, в которых, помимо прямого смысла, присутствовала цепь иносказаний, намеки на существование миров иных. Повышенная музыкальность, напевность поэтической формы служила инструментом иррационального познания. Она создавала настроение, позволявшее почувствовать бесконечное в конечном, прикоснуться к невидимым и несказанным, невыразимым в слове мировым глубинам.

О точности деталей у А. Ахматовой хорошо написала М. Цветаева: «Когда молодая Ахматова в первых стихах своей первой книги дает любовное смятение строками:

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки, -

она одним ударом дает все женское и все лирическое смятение <...>. Посредством очевидной, даже поразительной точности деталей утверждается и символизируется нечто большее, нежели душевное состояние, - целый душевный строй. <...> Словом, из двух ахматовских строк рождается богатая россыпь широких ассоциаций, расходящихся, подобно кругам на воде от брошенного камня. В этом двустишии - вся женщина, весь поэт и вся Ахматова в своей единственности и неповторимости, которой невозможно подражать.
Еще на одну деталь обратила внимание М. Цветаева в стихотворении А. Ахматовой 1917 года:

По твердому гребню сугроба

В твой белый таинственный дом

Такие притихшие оба

В молчании нежном идем.

И слаще всех песен пропетых

Мне этот исполненный сон,

Качание веток задетых

И шпор твоих легонький звон.

«“И шпор твоих легонький звон” - это нежнее всего, что сказано о любви» 77 Из письма к Ахматовой1921 года

В поэзии Ахматовой отразился трагизм XX века. Ахматова сказала о нем в своих стихах «неповторимые слова» (О, есть неповторимые слова. Кто их сказал - истратил слишком много). «Мощная краткость» Ахматовой проявляется в характерном для нее свойстве: чем трагичнее содержание, тем более скупы и лаконичны средства, которыми оно выражено, тем острее приемы сжатого изложения. Воздействие на читателя при этом возрастает.

Поэтическая сила Ахматовой проявляется в выборе и соседстве слов в той же манере, как и в выборе и соседстве деталей. Ахматова употребила по отношению к поэзии выражение «свежесть слов» (Нам свежеть слов и чувства простоту Терять не то ль, что живописцу - зренье). Свежесть слов определяется свежестью и точностью взгляда, своеобразием и неповторимостью личности поэта, его поэтической индивидуальности. В стихах Ахматовой даже обычные слова звучат как впервые сказанные. Слова преображаются в ахматовских контекстах. Необычное соседство слов изменяет их смысл и тон. В стихах -

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь

Пушистый кот, мурлыкает умильней,

И яркий загорается огонь

На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь

Крик аиста, слетевшего на крышу.

И если в дверь мою ты постучишь,

Мне кажется, я даже не услышу.

Слова просто, мудро жить, ненужная тревога, пушистый кот, яркий огонь можно употребить и в обычной речи, но в контексте этого стихотворения и в более широком контексте поэзии Ахматовой они звучат как присущие ахматовскому стилю, как ее индивидуальные слова. Вполне индивидуально сочетание определений в строке О жизни тленной, тленной и прекрасной, сочетание веселые стихи.

В строках из стихов А мы живем торжественно и трудно И чтим обряды наших горьких встреч сочетание живем трудно обычно, но в объединении торжественно и трудно слово трудно уже имеет иной смысл. У Блока есть строки Печальная доля - так сложно, так трудно и празднично жить, И стать достояньем доцента, И критиков новых плодить… 88 «Друзьям», 1908 год В стихах Ахматовой аналогичная мысль получает новый оттенок, по-новому окрашивается контекстом. Слегка изменяется и словесная форма: вместо празднично - торжественно. Слова чтим обряды (по отношению к любовным встречам) были у Блока (Я чту обряд: легко заправить Медвежью полость на лету - «На островах»). Но в контексте ахматовского стихотворения эти слова приобретают иной тон, становятся ее индивидуальной принадлежностью. Сильная поэтическая индивидуальность накладывает свою печать на смысл слов.

В момент одного из творческих взлетов - в 1916 году - М. Цветаева написала об «уступчивости речи русской»:

И думаю: когда-нибудь и я,

Устав от вас, враги, от вас, друзья,

И от уступчивости речи русской, -

Надену крест серебряный на грудь,

Перекрещусь - и тихо тронусь в путь

По старой по дороге по Калужской.

Действительно, стихия русской речи была М. Цветаевой целиком подвластна. Поэзия М. Цветаевой обнаружила перед читателем чудо языка, чудо его возможностей. Многие глубинные свойства русского языка остались бы скрытыми, если бы не воплотились с высокой степенью поэтического мастерства в стихах М. Цветаевой. Она чувствовала себя оправданной перед «судом Слова»: Но если есть Страшный суд Слова - на нем я чиста.

Поэзия М. Цветаевой гармонически сочетает традиционный поэтический язык с небывалой новизной. Поэтические открытия М. Цветаевой соответствуют тенденциям эпохи. В то же время М. Цветаева принадлежит к тем, кто участвовал в создании этой эпохи и, выйдя за ее пределы, стал достоянием будущих времен. Не случайно Б. Пастернак, восхищенный поэтической силой М. Цветаевой, в письме к ней 1926 года заметил:

Послушай: стихи с того света

И Пира во время чумы.

Одной из новаторских тенденций в первой четверти XX века было стремление к ритмической (а значит, и смысловой) выделенности слова в поэтическом тексте. В. Маяковский достигает этого эффекта просто - построением стиха «лесенкой». У М. Цветаевой обособление слова и части слова осуществляется более сложными путями. Оно связано с особым ритмом, в создании которого немаловажную роль играет характер повторов.

Своеобразие индивидуального ритма Цветаевой и уникальность ее интонации основаны на удивительном контрасте: повышенная музыкальность - как у символистов - сочетается в ее стихах с повышенной выделенностью слова и его обособленностью. Стих произносится толчками, стремясь с необычной силой врезать отдельные слова в сознание читателя. Отсюда пристрастие к знаку тире. Такой ритм захватывает.

Обилие повторов Марины Ивановны делает речь музыкально ощутимой, рождает музыку стиха. В то же время повторы у Цветаевой способствуют выделению элементов речи.

Характерны для стихов М. Цветаевой внутренние рифмы, строящиеся по вертикали:

Другие - с очами / и с личиком светлым,

А я-то ночами / беседую с ветром.

Для поэзии М. Цветаевой характерны повторы морфем. Повторения префиксов вычленяют префикс и подчеркивают его значение, так что он приобретает самостоятельный смысловой вес. Слова с одним и тем же префиксом могут быть расположены в пределах строки (Ах, в раззор, в раздор, в разводство Широки - воротцы!), но обычно они проходят через весь текст. Часто слово членится дополнительно знаком тире. Стихотворение, посвященное Б. Пастернаку:

Рас- стояние: версты, мили...

Нас рас- ставили, рас- садили,

Чтобы тихо себя вели,

По двум разным концам земли.

Рас- стояние: версты, дали...

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...

Не рассорили - рассорили,

Расслоили...
Стена да ров.

Расселили нас, как орлов -

Заговорщиков: версты, дали...

Не расстроили - растеряли.

По трущобам земных широт

Рассовали нас, как сирот.

Который уж - ну который - март?!

Разбили нас - как колоду карт!

Лексические повторы обычны в стихах М. Цветаевой. Интересны случаи, когда слово повторяется в разной форме или с разной синтаксической функцией. Вот строфа, где слово снег повторяется трижды:

И под медленным снегом стоя,

Опущусь на колени в снег,

И во имя твое святое

Поцелую вечерний снег...

В этих стихах к А. Блоку повторение слова снег превращает его в многозначный символ. В его значение входит и символика самого Блока, и холод в его облике и в облике его города, и холод дистанции, и даже погода Петербурга. Броня холода, скрывающего «тайный жар», - вот глубинный смысл этого символа. «Тайный жар» внутренне связывает Цветаеву с Блоком.

Ритм, который слышит Цветаева (по ее словам, она работала со слуха), требует симметричного построения строк, строф и композиции стихотворения в целом.

Для мышления Цветаевой особенно характерны сопоставления и противопоставления, нередко охватывающие весь текст:

Я - страница твоему перу.

Все приму. Я белая страница.

Я - хранитель твоему добру:

Возращу и возвращу сторицей.

Я - деревня, черная земля.

Ты мне - луч и дождевая влага.

Ты - Господь и Господин, а я -

Чернозем - и белая бумага!

Строфа из цикла стихов «Стол»:

Вы - с отрыжками, я - с книжками,

С трюфелем, я - с грифелем,

Вы - с оливками, я - с рифмами,

С пикулем, я - с дактилем.

Многие стихи с синтаксическими и лексическими повторами звучат как заклинания. Вот две строфы из стихотворения «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес»:

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес - моя колыбель и могила - лес,

Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою - как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я закину ключи и псов прогоню с крыльца -

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

«Безмерность в мире мер», свойственная поэтической природе М. Цветаевой, ведет к бесчисленным «переносам». Речь выплескивается за пределы стихотворной строки, переходя в следующую. Тесно связанные слова оказываются в разных строках:

Не надо мне белым

По черному - мелом доски!

Почти за пределом

Души, за пределом тоски...

Нарушение принятой «меры» в самой форме стиха символизирует «безмерность» души. Но у Цветаевой создается новая, индивидуальная мера. Сплошные переносы часто сопровождаются глубокими паузами внутри строк, и это ведет к их дополнительному членению и уподоблению выделенных частей по вертикали. Возникает неповторимый цветаевский ритм. Некоторым современникам это казалось разрушением стиха. Но такая форма стиха придает ему особую силу и динамичность. Переносы у Цветаевой участвуют в рождении мощной поступи стиха. («Непобедимые Ритмы» - по словам Андрея Белого). Главная особенность Цветаевой как поэта - глубокое погружение в жизнь языка, одержимость стихией речи, ее динамикой, ее ритмами. Одновременно это и погружение в стихию образов - образы русского фольклора, русской языческой мифологии, античной мифологии, библейские образы, образы мировой литературы и др. Образы выражают себя в слове, в речи. Точнее всего о себе сказала сама М. Цветаева:

Поэт - издалека заводит речь.

Поэта - далеко заводит речь.

Годы жизни и творчества С. Есенина

Русская литература прошлого проявила не мало усилий для разрешения вопроса о «Власти земли» над крестьянином в условиях социальной несправедливости. Есенин-первый крестьянский поэт, сделавший попытку внутренне преодолеть эту «власть земли»...

Древние мифы в поэзии серебрянного века

В деле освоения нашего литературного наследства, являющегося частью общекультурного, древней русской литературе принадлежит значительное место, определяемое, прежде всего тем, что она была значительным этапом в развитии русской литературы...

Малахитовая шкатулка П.П. Бажова

Литературный язык Первым и главным источником языка сказов Бажова был русский литературный язык. П.П. Бажов хорошо понимал языковые особенности своего основного жанра - сказа...

Мотив метели в поэзии Б.Л. Пастернака

Образ музы в творчестве А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой

Среди многочисленных трудов, посвященных А.С. Пушкину и его творческому наследию, не было конкретного, обобщающего исследования образа Музы, его развития, модификаций и трансформаций. Конечно...

Религиозно-философские поиски М.Ю. Лермонтова в романе "Герой нашего времени"

Язык и стиль романа Лермонтова органически впитали в себя достижения зрелого романтизма и набиравшего силу реализма 30-х годов. На этом пути Лермонтов сумел обогатить даже пушкинский непревзойденный язык. Точность...

Родриго Диас де Бивар как национальный герой испанского эпоса "Песнь о моем Сиде"

"Песнь о моем Сиде" Стихотворная ткань поэмы соответствует реализму ее повествования. У автора эпоса содержание и форма находятся в полной гармонии...

Роман В. Вулф "Волны" как новый тип романного повествования (к проблеме "поэтического романа")

В эпоху модернизма, в модернистской литературной традиции приобретает особую актуальность особая организация романной структуры - "поэтический роман" (данный термин нам представляется более продуктивным, чем "лирический роман"...

Русский литературный язык в творчестве А.С. Пушкина

Существуют различные подходы к тексту и множество (сотни) определений текста. Если остановиться на филологическом подходе и на наиболее простых, "словарных" определениях (т.е. предлагаемых в энциклопедических и толковых словарях), то текст (лат...

Сакральная лексика И.С. Шмелева в произведении "Лето Господне"

Старославянский язык -- иначе, древне-церковнославянский язык -- наиболее древний из письменных славянских языков, распространившийся среди южных, восточных и отчасти западных славян в 9--10 вв. н. э...

Тема дороги в творчестве Николая Рубцова

"right">«Николай Рубцов - поэт долгожданный. Блок и Есенин были последними, кто очаровывал читающий мир поэзией - не придуманной, органической. Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали голоса яркие, неповторимые...

Наша работа ориентирована на сопоставительное изучение русской и английской лингвокультур...

ПОЭТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК , художественная речь,- язык поэтических (стихотворных) и прозаических литературных произведений, система средств художественного мышления и эстетического освоения действительности.
В отличие от обычного (практического) языка, у которого основной является коммуникативная функция, в поэтическом языке доминирует эстетическая (поэтическая) функция, реализация к оторой сосредоточивает большее внимание на самих языковых представлениях (фонических, ритмических, структурных, образно-семантических и др.), так что они становятся самоценными средствами выражения. Общая образность и художественная неповторимость лит. произведения воспринимаются через призму поэтического языка.

Особенность поэтического языка состоит в том, что в нем могут наделяться смыслом любые языковые структуры (фонетические, словообразовательные, грамматические, ритмические), становящиеся тем самым своего рода материалом для построения новых эстетически значимых языковых объектов. Поэтому, в отличие от естественного языка, поэтический язык представляет собой «вторичную моделирующую систему» (в понимании Ю.М.Лотмана), в которой знак сам моделирует свое содержание. Поэтический язык как бы выставляет напоказ свою форму, предлагая адресату поэтического сообщения осознать либо интуитивно ощутить причины и следствия выбора именно такого (порой необычного или хотя бы неожиданного), а не какого-либо иного способа выражения; более того, и внешняя обыденность поэтического языка, которая иногда имеет место, сама воспринимается на фоне ожиданий необычности формы как особый эстетический прием.

Поэтический язык в отличие от практического языка как средства обычной коммуникации имеет значение и «сам по себе»: он характеризуется звуковой организацией, образностью (тропы, фигуры), композиционной конструктивностью. Его важной отличительной особенностью является большое количество выразительных средств. Другой важной чертой этого стиля является то, что в нем могут использоваться любые средства языка, если это нужно для создания художественного образа, для достижения той художественной цели, которую ставит перед собой автор.

Главное для художественной речи это понятие «выразительность», то есть способность художественного произведения оказывать на читателя эмоциональное, эстетическое воздействие, создавать яркие образы людей, поэтические картины природы и тому подобное.

Выразительность речи может достигаться разными способами и средствами: фонетическими, морфологическими, словообразовательными, лексическими, синтаксическими. Чтобы сделать изображение персонажа, характера, явления, предмета более выразительным, показать авторское отношение к изображаемому, вызвать у читателя эмоциональный отклик, сформировать у него определенную оценку того, что изображено, автор использует специальные средства, которые обобщенно можно назвать стилистическими приемами .

От Жени:

Это несложно, здесь просто нужно рассуждать и выделить отличия от простого, естественного языка
естественный язык выполняет другие функции: в первую очередь, коммуникативную
а литературный – эстетическую

ну и сказать, что поэтический язык - это как бы инструменты, кирпичики, из которых строится худ. образ: средства худож. выразительности, значимые элементы композиции, ритмомелодическая организация речи, поэтические фигуры, поэтический синтаксис, поэтическая лексика

просто их перечислить
наверное, этого будет достаточно
а если спросит, то тогда уже подробнее
типа средства худ. выразительности - это тропы, фигуры - это инверсии, антитезы и пр
ну и так далее

Поэтический язык, или язык художественной литературы, - это один из важнейших языков духовной культуры, наряду с языком религии (культа) и языком науки. В системе человеческой культуры поэтический язык как язык словесного искусства, в первую очередь, противостоит стандартному литературному языку как языку официального быта. Функционирование и собственно лингвистическое различие между этими языками уходит своими корнями в различие между сферами культуры: бытом, с одной стороны, и материальной и духовной культуры, с другой.

Официальная коммуникация между духовной культурой, материальной культурой и бытом осуществляется исключительно средствами литературного языка.

Поэтический язык открыт: он ориентирован на изменение, на поиск новых выразительных возможностей, а в иных случаях - на оригинальность. В духовной культуре язык - объект постоянной рефлексии.

Языки духовной культуры и литературный язык до некоторой степени делят между собой две важнейшие функции человеческой речи: выражение смысла (эксплицирование) и его передачу (коммуникацию). Литературный язык более диалогичен: для него важнее момент всеобщности, вседоступности, всепонятности; цель широкого распространения содержания ставится здесь во главу угла. Напротив, языки духовной культуры более монологичны.

Язык официального быта потенциально адресован всем без исключения членам данного общества. Важнейшее качество литературного языка - его универсальность, связанная с его претензией передать, популяризировать практически любое содержание. Языки духовной культуры такой способности лишены.

Литературный язык уже в силу своей готовности передать любое сообщение оказывается безразличным, нейтральным по отношению к выражаемым смыслам. Языки духовной культуры противостоят языку официального быта как семантически маркированные - семантически нейтральному. Основная функция этих языков - номинация.

Принципиальное различие между языками духовной культуры также лежит в области семантики. Язык художественной литературы обычно называют «языком образным».

Специализированные языки духовной культуры органически связаны с содержанием, несут его в себе, непосредственно его в себе заключают. Мы в праве говорить о единстве их содержания и формы, если не полном, то, во всяком случае, частичном.

В поэтическом языке образную значимость могут получить не только те формы, которых много, но и те, которых мало, не только те, которые есть, но и те, которых нет.

В результате целенаправленного упорядочения и семантизации внешней формы в поэтическом языке появляется новый уровень: взятый с точки зрения формы, он должен быть определен как композиционный, а взятый с точки зрения содержания - как концептуальный. В литературном языке композиция текста определяется, в первую очередь, прагматикой, а в языках духовной культуры - семантикой: изменение композиции непосредственно отражается на содержании.

Содержание композиционного уровня языка художественной литературы составляют семантические структуры, реализующиеся в отрезках речи, больших, нежели фраза. Таков, к примеру, сюжет: он в целом или отдельные его звенья могут быть в той или иной степени универсальными, общими ряду произведений, авторов, литературных эпох и т.д., т.е. принадлежащими не тексту, но языку. В стихотворном языке наиболее характерной единицей композиционного уровня является строфа. Строфа может подчеркивать и усиливать семантику других языковых форм или даже сообщать тексту свою собственную семантику, связанную с историей ее употребления.

Собственная семантика композиционных форм оказывается относительно устойчивой и независимой от семантики прочих уровней языка. Возможны два варианта: в одних случаях композиционные формы аккомпанируют общей семантике, в других случаях - формируют ее сами, без участия языковых форм прочих уровней.

Своеобразие языков духовной культуры определяется не только структурно-семантическими, но и собственно лингвистическими их отличиями от языка официального быта. Лингвистические различия между литературным языком и языком художественной литературы могут фиксироваться на всех уровнях без исключения.

Своеобразие поэтического синтаксиса может заключаться в использовании разного рода нелитературных конструкций: иноязычных, архаических или разговорных.

К области поэтического синтаксиса относятся также отступления от стандартных языковых норм, выражающиеся в отсутствии грамматической связи или в ее нарушении (солецизм). Особый случай солецизма - это опущение предлогов. Совершенно особую категорию случаев составляют нарушения нормального порядка слов, т.е. инверсии, не мотивированные актуальным членением предложения. Иногда поэтический порядок оказывается столь свободным, что затемняет смысл предложения.

Поэтическая морфология - это все виды нарушения стандартного словоизменения.

1. Изменение неизменяемых слов.

2. Переход слова в другой грамматический разряд:

1. 1) перемена рода;
2. 2) перемена склонения;
3. 3) единственное и множественное число у существительных;
4. 4) смена разряда прилагательных (переход относительных прилагательных в качественные);
5. 5) возвратность невозвратных глаголов и наоборот;
6. 6) переходность непереходных глаголов и наоборот;
7. 7) настоящее время у глаголов совершенного вида и простое будущее у глаголов несовершенного вида.

Поэтическая морфология допускает просторечное, диалектное и архаическое словоизменение.

Наряду с поэтическим формотворчеством встречается поэтическое словотворчество. Если словотворчество писателя приводит в действие модели, малопродуктивные или вовсе непродуктивные за пределами художественной литературы, тогда мы имеем дело с поэтическим словообразованием.

Едва ли не наиболее заметные и постоянные отличия поэтического языка от языка официального быта сосредоточены в области лексики.

Не считая творческих отступлений от норм литературного языка, поэты нередко пользуются своим правом на случайную, непреднамеренную ошибку. Разумеется, поэтические ошибки не ограничиваются правописанием - они время от времени появляются на всех уровнях языка: синтаксическом, морфологическом, фонетическом, лексико-семантическом («авторская глухота»).

Язык художественной литературы допускает любое коверканье речи. Язык искусства легко принимает в свою систему иноязычные вставки, появляющиеся с какой угодно частотой и практически любой протяженности.

Возможны ситуации, когда произведение национальной литературы полностью создается на «чужом языке», живом или мертвом. В поэзии возможно создание искусственного языка, в частности так называемого «заумного», не похожего ни на один литературный язык на свете.

Лингвистическое и функционально-семантическое отличие языка художественной литературы как от литературного языка, так и от других языков духовной культуры позволяет охарактеризовать наличную языковую ситуацию как многоязычие.