История любви Василия Аксенова и Майи Кармен
Однажды на исходе 60-х годов прошлого века популярный молодой советский писатель приехал в Ялту отдохнуть и поработать в Доме творчества. В первый же день в писательской столовой он встретил свою подругу, не менее известную поэтессу. Разговорились. Всплеснув руками, она воскликнула: «Как, ты не знаешь Майю? Сейчас я вас познакомлю!»
С этой реплики начался один из самых знаменитых шестидесятнических романов века: писателя Василия Аксенова и московской светской львицы-тигрицы Майи Кармен. (В их общей подруге без особого труда можно узнать Беллу Ахмадулину).
Фамилия Кармен этой женщине удивительно подходила и, хотя по паспорту она была Овчинникова, «вся Москва» ее знала как жену высокопоставленного режиссера-документалиста Романа Кармена. Аксенов и приехавший вместе с ним в Дом творчества поэт Григорий Поженян были наслышаны о Майе. Поженян готов был ринуться в бой, но, увидев собственными глазами искру, проскочившую между Василием и Майей, решил не мешать другу. «Уйду с дороги – таков закон. Третий должен уйти», – позже написал Поженян в одной из своих песен.
В этой наполненной знаменитостями столовой Аксенов увидел невеселые уставшие глаза овеянной мифами незнакомки и понял, что пропал. Оригинал оказался гораздо одухотворенней многих копий, которые рисовало распаленное воображение мужчин, желающих остаться тет-а-тет с супругой Кармена. 34-летняя Майя Змеул, по первому мужу Овчинникова, по второму Кармен, всю предыдущую зиму выхаживала своего не слишком счастливого документалиста после инфаркта, настигшего его в самом опасном мужском возрасте – на рубеже 60 лет. А не очень счастлив лауреат государственных премий и друг генсеков Роман Кармен был из-за сексуальных достижений доставшихся ему жен. Первые две ославили его на весь богемный мир своими громогласными изменами. А третья, Майя, моложе на четверть века, с белокурыми косичками и маленькой дочкой Аленой, показалась Кармену ангелом во плоти. Но потом ангел стал превращаться в демона-искусителя...
Василий Аксенов не был свободен к моменту встречи с Майей. Став известным писателем, он полностью утратил моногамные свойства характера. Остро ревнующая жена Кира и сын Алеша не мешали создателю исповедальной прозы много работать и постоянно куролесить. В ту пору, о которой мы говорим, на слуху был роман Аксенова с первой красавицей-интеллектуалкой города на Неве Асей Пекуровской. На пике этого романа Ася успела ненадолго сходить замуж за никому еще не известного Сергея Довлатова.
Любопытная сцена разыгралась в ресторане «Крыша» гостиницы «Европейская», где как-то ужинали Аксенов и Пекуровская (а Довлатов в это время служил в армии, подальше от жены Аси и сопровождавших ее лиц мужского пола). После ужина они спускались по лестнице, построенной модернистом Федором Лидвалем, и спорили, остались ли в Питере хорошие писатели, или все, подобно Аксенову, переехали в Москву. «Ну назови хоть кого-нибудь!» – взывал Аксенов к Асе. И тут они увидели распластанного у их ног, пьяного, что называется, в зюзю Андрея Битова. Указав перстом на съехавший набок битовский галстук, умница-красавица Ася сказала: «Вот лежит один из лучших представителей петербургской прозы!» – и, переступив через писательское тело, мимолетная жена Довлатова и примкнувший к ней прозаик Аксенов пошли ловить такси...
Между тем, курортный роман Майи Кармен и Василия Аксенова оказался совсем другого жанра. Об их затянувшихся встречах знали все. Майю осуждали больше, Василия – меньше. Только Белла Ахмадулина никого не осуждала, считая себя сестрой Аксенова и верной подругой Майи. Впрочем, она считала себя еще и подругой Романа Кармена. «О времена, о нравы!» – процитирует какой-нибудь латентный ханжа. На самом деле свободные нравы сопутствуют любым пассионарным временам. Потом, после ввода войск в Чехословакию в августе 68-го, совренессанс стал скукоживаться до состояния, ныне именуемого застоем. А роман Аксенова и Майи все продолжался. Их видели в Ялте, Коктебеле, Сочи, Прибалтике, Питере. Жена Аксенова Кира от этих видений болезненно полнела, муж Майи Роман Кармен переносил новые инфаркты и просил жену не оставлять его. Она ухаживала за больным Карменом, а потом встречалась с Аксеновым где-нибудь подальше от злопыхательской Москвы. «Верни Роме Майку!» – повторял при встрече Юлиан Семенов влюбленному коллеге.
Однажды друг Аксенова, знаток джаза и литературы Александр Кабаков, целый месяц отдыхал с женой Эллой в Таллине. В один из вечеров они вышли на улицу Лабораториум, описанную в прозе Аксенова. И Кабаков сказал: «Здесь витает дух Василия Палыча». При этих словах на другой стороне улицы появились Аксенов и Майя Кармен. Кабаков вспоминал: «У красавицы Майи был тогда типаж Мэрилин Монро. Причем Монро того знаменитого кадра, где ветер из подземной вентиляции задирает ей подол платья». Я, дотошный автор этих строк, разглядывая фотографию Майи Афанасьевны, не увидела ни малейшего сходства с Мэрилин. Не очень молодая и совсем не кукольного типа женщина поражает своим взглядом. Взгляд – абсолютно счастливый. А у обнимающего ее Аксенова взгляд – абсолютно влюбленный. Неотразимая фотография! И разрезать ее пополам (он – отдельно, она – отдельно) невозможно.
В середине 70-х Аксенов заканчивает «Ожог», поворотный роман его судьбы и творчества. До половины «Ожога» главный герой запойно пьет, потом резко бросает пить. То же происходит и с Аксеновым. С середины романа он начинает писать, подпитываясь совсем другими энергиями. Свой самый главный роман Аксенов посвятил Майе. Алиса Фокусова из «Ожога» – одна из ипостасей Майи, так же как Ралисса Кочевая из закатного романа «Таинственная страсть». Таинственная страсть к чему? К творчеству, любви, свободе? Ну да... Однако стихи Ахмадулиной, из которых Аксенов выкроил название романа, звучат так: «К предательству таинственная страсть, друзья мои, туманит ваши очи»...
Роман Кармен умер в 1978 году от инфаркта. Майя так и не развелась с ним. После скандала с альманахом «МетрОполь» и последующего исхода Аксенова из Союза писателей назревает необходимость выезда из СССР. Аксенов развелся с Кирой и 30 мая 1980 года женился на Майе. У них была очень грустная свадьба на переделкинской даче. Случайно или не случайно дата регистрации брака совпала с 20-летием смерти Пастернака, умершего в том же Переделкине.
А уже 22 июля друзья провожали молодоженов в Шереметьево. 48-летний Аксенов и 50-летняя Майя, а также ее дочь Алена и внук Иван улетали в Париж, чтобы через пару месяцев оказаться в Америке. Думали, что навсегда. 25 июля 1980 года Аксенов позвонил из Парижа Ахмадулиной в Москву и услышал: «А у нас сегодня умер Володя»...
Василий и Майя Аксеновы прожили в США 24 года. В основном, благополучно. Он стал американским профессором и издавал, что хотел. Но в 1999 году случилась трагедия. 26-летний Иван, внук Майи, которого Аксенов любил, как сына, шагнул с седьмого этажа. В небо. «Как же мы дальше будем жить?» – спросила Майя. «Грустно будем жить», – ответил Аксенов...
В 2004 году они перебрались во Францию, в Биарриц. И в Москве им ещё в 90-х дали квартиру в высотке на Котельниках взамен той, что отобрали после отъезда. 15 января 2008 Аксенов потерял сознание за рулем, выезжая из двора этой самой высотки. В итоге – тяжелейший ишемический инсульт, две операции и полтора года в состоянии комы. 6 июля 2009 года Василия Павловича не стало. А еще раньше дочь Майи Алена, приехавшая из США в Москву, чтобы ухаживать за любимым отчимом, умерла во сне. Ей было 54 года. Майя Афанасьевна, потерявшая внука, дочь и мужа, осталась совсем одна. Только тибетский спаниель Пушкин, любимец Аксенова, заставлял ее жить дальше. Она говорила, что не может его бросить. Жив ли ты еще, дружище Пушкин?..
P. S. В 2006 году я познакомилась с Василием Павловичем Аксеновым на кинофестивале «Остров Крым» в Севастополе. Он выкроил 15 минут, чтобы поговорить со мной. Председателя жюри ждал просмотр очередного фильма. Ровно на 15-й минуте за Аксеновым пришли. Он взглянул на пришедших: «В кино не пойду. Этот разговор мне важнее». И мы продолжили нашу беседу. У него были грустные глаза, но он шутил и так, не всерьез упоминал, что Майя Афанасьевна теперь читает, в основном, дамские детективы, поскольку они действуют на нее успокаивающе, в отличие от произведений мужа. «А как вы сами относитесь к своей писательской судьбе?» – спросила я. И Аксенов печально ответил: «В 60-е – 70-е меня читали, но не знали в лицо. Теперь меня узнают на улице, но не читают».
Участники альманаха «Метрополь» (слева вправо): Евгений Попов, Виктор Ерофеев, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Борис Мессерер, Фазиль Искандер, Андрей Битов, Василий Аксенов, Майя Кармен, наша героиня. Фото Валерия ПЛОТНИКОВА.
Его называли основоположником «нового сладостного стиля». Добрые критики делали упор на слове «новый». Злые — на слове «сладостный». Что стоит за новизной и сладостностью?
Каковой этот человек изнутри?
Ольга КУЧКИНА
— Вася, давай побеседуем о любви. У Тургенева была Виардо, у Скотта Фитцджеральда — Зельда, у Герцена — Наташа, не будь ее, не родилась бы величавая книжка «Былое и думы». Что такое для писателя его дама? Бывало в твоей жизни, что ты писал ради девицы, ради дамы?
— Так не было… Но все таки такое возвышенное было. И наша основная любовь — я не знаю, как Майя на это глядит, но я смотрю так: Майя, да.
«Отдай Майю…»
— Отлично помню: Дом творчества в Пицунде, ты появляешься с увлекательной блондиночкой, и все шушукаются, что, дескать, Вася Аксенов увел супругу у известного кинодокументалиста Романа Кармена…
— Я ее не уводил. Она была его супругой еще лет 10.
— Ты с ним был знаком?
— Нет. Я один раз ехал с ним в «Красной стреле» в Питер. Я был под банкой. А я уже слышал о его супруге. И я ему говорю: правда ли, что у вас очень хорошая супруга? Он гласит: мне нравится. Так он произнес, и может, кое-где отложилось.
— Сколько лет для тебя было?
— Года 32 либо 33. Я был женат. Кира у меня была супруга. Кира — мать Алексея. И с ней как-то очень плохо было… По сути мы жили, в общем, забавно. До рождения малыша, до того, как она так располнела…
— Все поменялось оттого, что она располнела? Тебя это стало… обижать?..
— Ее это стало обижать. Я к этому времени стал, ну, известным писателем. Шастал всюду с нашими тогдашними знаменитостями… различные приключались приключения… она стала сцены закатывать…
— А начиналось как студенческий брак?
— Нет, я уже закончил мединститут в Питере. И мы с другом поехали на Карельский перешеек, наши интересы — спорт, джаз, то-се. И он мне произнес: я лицезрел на танцах одну даму… Она гостила там у собственной бабушки, старенькой большевички. Та отсидела в кутузке, ее только-только отпустили, это был 1956 год. А посиживала она с 1949-го…
— И твоя мать посиживала…
— Моя мать посиживала в 1937-м. А Кирину бабушку каким-то образом приплели к делу Вознесенского…
— Какого Вознесенского?
— Не Андрея, естественно, а того, который направлял всю партийную работу в Русском Союзе. Его посадили и расстреляли. Приходил его племянник, который говорил, как тот посиживал в кутузке в одиночке и всегда писал письма Сталину, что ни в чем же не повинет. И вдруг однажды Политбюро практически в полном составе вошло в его камеру, и он, лицезрев их, заорал: я знал, друзья мои, что вы придете ко мне! Тогда и Лазарь Каганович так ему в ухо отдал, что тот оглох.
— Для чего же они приходили?
— Просто поглядеть на поверженного неприятеля.
— Садисты…
— А Кира кончала институт зарубежных языков и пела различные зарубежные песенки очень здорово…
— И твое сердечко растаяло.
— Вот конкретно. А позже… всякие штуки были…
— Штуки — любовные увлечения?
— Любовные увлечения. Это всегда по домам творчества проходило. И вот как-то приезжаем мы в Дом творчества в Ялте. Там Поженян, мой друг. Мы с ним сидим, и он потирает ручки: о, супруга Кармена здесь…
— Потирает ручки, думая, что у тебя на данный момент будет роман?
— Он задумывался, что у него будет роман. Она только-только приехала и подсела к столу Беллы Ахмадулиной. А мы с Беллой всегда дружили. И Белла мне гласит: Вася, Вася, иди сюда, ты знаком с Майей, как, ты не знаком с Майей!.. И Майя так на меня глядит, и у нее очень измученный вид, так как у Кармена был инфаркт, и она всю зимнюю пору за ним ухаживала, и, когда он поправился, она поехала в Ялту. А позже она стала хохотать, повеселела. А в Ялте стоял наш пароход «Грузия», пароход литературы. Так как капитаном был Толя Гарагуля, он любил литературу и всегда заманивал к для себя, устраивая нам пиры. И вот мы с Майей… Майя почему-либо всегда накрывала на стол, ну как-то старалась, я что-то такое разносил, стараясь ближе к ней быть…
— Сходу втюрился?
— Да. И я ей говорю: вот видите, какая каюта капитанская, и вообщем как-то все это чревато, и завтра уже моя супруга уедет… А она гласит: и мы будем поближе друг к другу. Поженян все лицезреет и гласит: я ухожу… И уплыл на этой «Грузии». А мы возвратились в Дом творчества. Я проводил Киру, и начались какие-то пиры. Белла чего-то придумывала, прогуливалась и гласила: понимаете, я слыхала, что прошлые люди зарыли для нас бутылки шампанского, давайте находить. И мы находили и находили.
— Развод Майи был томным?
— Развода как такого не было, и не было тяжело, она хохотуха такая была. Все происходило равномерно и, в общем, уже достаточно открыто. Мы много раз встречались на юге, и в Москве тоже. Я еще продолжал жить с Кирой, но мы уже расставались. Естественно, было тяжело, но любовь с Майей была очень мощная… Мы ездили всюду совместно. В Чегет, в горы, в Сочи. Совместно нас не селили, так как у нас не было штампа в паспорте, но рядом. За границу, естественно, она ездила одна, привозила мне какие-то шмотки…
— Время самое счастливое в жизни?
— Да. Это совпало с «Метрополем», вокруг нас с Майей все вертелось, она все готовила там. Но это уже после погибели Романа Лазаревича. Мы в это время были в Ялте, ее дочь дозвонилась и произнесла.
— Он не делал попыток возвратить Майю?
— Он нет, но у него друг был, Юлиан Семенов, он вокруг меня прогуливался и гласил: отдай ему Майку.
— Что означает отдай? Она не вещь.
— Ну да, но он конкретно так гласил.
«Ванечке было 26 лет…»
— У тебя нет привычки, как у поэтов, посвящать вещи кому-то?
— Нет. Но роман «Ожог» посвящен Майе. А рассказ «Иван» — нашему Ванечке. Ты слышала, что случилось с нашим Ванечкой?
— Нет, а что? Ванечка — внук Майи?
— Ей внук, мне был отпрыск. Ему было 26 лет, он кончил южноамериканский институт. У Алены, его мамы, была очень томная жизнь в Америке, и он как-то старался от нее отдалиться. Уехал в штат Колорадо, их было три друга: янки, венесуэлец и он, три красавчика, и они не могли отыскать работы. Подрабатывали на почте, на спасательных станциях, в горах. У него была любовь с девушкой-немкой, они уже совместно жили. Но позже она куда-то уехала, в общем, не сладилось, и они трое направились в Сан-Франциско. Все большие такие, и Ваня наш большой. Он уже запамятовал эту Грету, у него была масса женщин. Когда все съехались к нам на похороны, мы узрели много хорошеньких женщин. Он жил на седьмом этаже, вышел на балкон… Все они увлекались книжкой, написанной типо трехтысячелетним китайским мудрецом. Другими словами его никто не лицезрел и не знал, но знали, что ему три тыщи лет. Я лицезрел эту книжку, по ней можно было узнавать судьбу. И Ваня писал ему письма. Там было надо как-то верно писать: дорогому оракулу. И он типо что-то отвечал. И как бы он Ване произнес: прыгни с седьмого этажа…
— Какая-то сектантская история.
— Он будто бы и не собирался прыгать. Но у него была такая привычка — заглядывать вниз…
— Молвят, не нужно заглядывать в пучину, по другому пучина заглянет в тебя.
— И он полетел вниз. Две студентки тогда были у него. Они побежали к нему, он уже лежал на земле, очнулся и произнес: я перебрал спиртного и перегнулся через перила. После чего отключился и больше не приходил в себя.
— Как вы перенесли это? Как Майя перенесла?
— Страшно. Совсем страшно. Начался ужас.
— Когда это случилось?
— В 1999 году. Мы с ним дружили просто замечательно. Как-то он оказался близок мне. Наилучшие его снимки я делал. Я еще желал взять его на Готланд. Я, когда жил в Америке, каждое лето уезжал на Готланд, в Швецию, там тоже есть дом творчества наподобие наших, и там я писал. Этот дом творчества на верхушке горы, а понизу большая церковь святой Марии. Когда поднимаешься до третьего этажа, то видишь химеры на церкви, они заглядывают в окна. Я нередко смотрел и страшился, что химера заглянет в мою жизнь. И она заглянула. Майя была в Москве, я — в Америке. Мне позвонил мой друг Женя Попов и произнес…
— Мне казалось, что, невзирая ни на что, жизнь у тебя счастливая и легкая.
— Нет, очень томная.
— Ты написал рассказ о Ванечке — для тебя стало легче? Вообщем, когда писатель перерабатывает вещество жизни в прозу, становится легче?
— Не знаю. Нет. Писать — это счастье. Но когда пишешь про несчастье — не легче. Она там в рассказе, другими словами Майя, спрашивает: что все-таки мы сейчас будем делать? А я ей отвечаю: будем жить обидно.
«Они желали уничтожить меня»
— Вася, а для чего ты уехал из страны — это раз и для чего возвратился — два?
— Уехал, так как они меня желали прибрать к рукам.
— Ты страшился, что тебя посадят?
— Нет. Уничтожат.
— Уничтожат? Ты это знал?
— Было покушение. Шел 1980 год. Я ехал из Казани, от отца, на «Волге», летнее пустое шоссе, и на меня вышли «КамАЗ» и два байка. Он шел прямо мне навстречу, они замкнули дорогу, ослепили меня…
— Ты был за рулем? Как для тебя удалось избежать столкновения?
— Просто ангел-хранитель. Я никогда не был каким-то асом, просто он произнес мне, что нужно делать. Он произнес: крути вправо до самого конца, сейчас газ, и крути назад, назад, назад. И мы по самому краю дороги перескочили.
— А я считала тебя удачником… Ты так отлично вошел в литературу, одномоментно, можно сказать, начав писать, как никто не писал. Работа сознания либо рука водила?
— В общем-то рука водила, естественно. Я подражал Катаеву. Тогда мы с ним дружили, и он очень гордился, что мы так дружны…
— Ты говоришь о его «Алмазном венце», «Траве забвения», о том, что стали именовать «мовизмом», от французского «мо» — слово, вкус слова как такого? А у меня воспоминание, что сначала начал ты, и тогда он опамятовался и стал заного писать.
— Может быть. Полностью. Он мне гласил: старик, вы понимаете, у вас все так здорово идет, но вы зря держитесь за сюжет, не нужно развивать сюжет.
— У тебя была восхитительная бессюжетная вещь «Поиски жанра» с определением жанра «поиски жанра»…
— К этому времени он с нами разошелся. Уже был «Метрополь», а он, выступая на свое 80-летие по телеку, произнес: вы понимаете, я так признателен нашей партии, я так признателен Союзу писателей… Кланялся. Последний раз я проезжал по Киевской дороге и увидел его — он стоял, таковой большой, и смотрел на дорогу… Если б не было таковой опасности моим романам, я бы еще, может, не уехал. Были написаны «Ожог», «Остров Крым», масса задумок. Все это не могло быть написано тут и стало печататься на Западе. И на Западе же, когда я начал писать свои огромные романы, произошла такая история. Мое главное издательство «Рэндом Хаус» продалось другому издательству. Мне мой издатель произнес: не беспокойся, все остается по-старому. Но они назначили человека, который сначала приценивался, а позже произнес: если вы желаете получать прибыль, вы должны изгнать всех интеллектуалов.
— И ты попал в этот перечень? Прямо как у нас.
— Приноси доход либо пропадешь — у их такая поговорка. Этот человек стал вице-президентом издательской компании, и я сообразил, что моих книжек там больше не будет. И я вдруг сообразил, что возвращаюсь в Россию, так как снова спасаю свою литературу. Главное, я возвратился в страну пребывания моего языка.
— Вася, ты жил в Америке и в Рф. Что лучше для жизни там и тут?
— Меня греет то, что в Америке читают мои книжки. Это, естественно, не то, что было в СССР… Но меня издают тиражами 75 тыщ, 55 тыщ…
— Но я спрашиваю не о твоих эгоистических, так сказать, радостях, я спрашиваю о другом: как устроена жизнь в Америке и как устроена у нас?
— В Америке умопомрачительная жизнь по сути. Неописуемо комфортная, комфортная. Во Франции не так комфортно, как в Америке.
— В чем удобство? К для тебя размещены, для тебя улыбаются, для тебя помогают?
— Это тоже. Там много всего. Там институт берет на себя огромное количество твоих хлопот и занимается всей этой бодягой, которую представляют формальности жизни, это жутко комфортно.
— А что ты любишь в Рф?
— Язык. Мне очень язык нравится. Больше ничего не могу сказать.
— Кому и чем ощущаешь ты себя обязанным в жизни?
— Я на данный момент пишу одну штуку о моем детстве. Оно было страшным. И все-же чудовище как-то давало мне возможность выжить. Мать отсидела, отец посиживал. Когда меня разоблачили, что я укрыл сведения о мамы и об отце, меня выгнали из Казанского института. Позже вернули. Я мог загреметь по сути в кутузку. Позже такое удачное сочетание 60-х годов, «оттепели» и всего совместно — это закалило и воспитало меня.
— Ты ощущал себя снутри свободным человеком?
— Нет, я не был свободным человеком. Но я никогда не ощущал себя русским человеком. Я приехал к маме в Магадан на поселение, когда мне исполнилось 16 лет, мы жили на самой окраине городка, и мимо нас таскались вот эти конвои, я смотрел на их и осознавал, что я не русский человек. Совсем категорично: не русский. Я даже один раз прицеливался в Сталина.
— Как это, в портрет?
— Нет, в живого. Я шел с ребятами из строительного института по Красноватой площади. Мы шли, и я лицезрел Мавзолей, где они стояли, темные фигуры справа, карие слева, а посреди — Сталин. Мне было 19 лет. И я поразмыслил: как просто можно прицелиться и достать его отсюда.
— Представляю, будь у тебя что-то в руках, что бы с тобой сделали.
— Естественно.
— А на данный момент ты ощущаешь себя свободным?
— Я ощутил это, попав на Запад. Что я могу поехать туда-то и туда-то, в хоть какое место земного шара, и могу вести себя, как захочу. Вопрос исключительно в деньгах.
— Как и у нас на данный момент.
— На данный момент все совершенно другое. Все другое. Не считая остального, у меня два гражданства.
— Если что, будут лупить не по паспорту.
— Тогда я буду сопротивляться.
— Ворачиваясь к началу разговора, дама тебе, как писателя, продолжает быть движущим стимулом?
— Мы пенсионеры, нужно дохнуть уже…
— Ты собираешься?
— Естественно.
— Как ты это делаешь?
— Думаю об этом.
— Ты боишься погибели?
— Я не знаю, что будет. Мне кажется, что-то должно произойти. Не может это так просто заканчиваться. Мы все малыши Адама, куда он, туда и мы, ему угрожает возвращение в рай, вот и мы прямо за ним…
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Василий Аксенов. Родился 20 августа 1932 года в Казани в семье партийных работников. Предки арестованы в 1937 году, осуждены на 10 лет.
Закончил Ленинградский мед институт в 1956 году. Три года работал доктором.
Создатель около 30 повестей и романов: «Коллеги», «Звездный билет», «Апельсины из Марокко», «Затоваренная бочкотара», «Поиски жанра», «Остров Крым», «Ожог», «Скажи изюм», «В поисках печального бэби», «Московская сага», «Москва-ква-ква», «Вольтерьянцы и вольтерьянки», «Редкие земли» и др. Участник неподцензурного альманаха «Метрополь».
В 1980 году, выехав в США, был лишен русского гражданства. Преподавал в Вашингтоне, в Институте Джорджа Мейсона. Гражданство возвратили в 1990 году.
Награжден французским Орденом литературы и искусства. Лауреат российского «Букера».
БЛИЦ-ОПРОС
— Что означает прекрасно стареть?
— Это ты у меня взяла?
— У себя, а у тебя есть таковой вопрос?
— По-моему, есть.
— И какой ответ?
— Я не помню.
— А сымпровизировать?
— Все-же не сдаваться, а как-то кружиться.
— Вроде бы ты прожил свою жизнь, если б не стал писателем?
— Не могу для себя представить.
— Какое главное свойство твоего нрава?
— Я люблю писать.
— А что в других людях для тебя нравится больше всего?
— То, что они не обожают писать.
— Есть ли у тебя какой-либо лозунг актуальный либо актуальное правило?
— Я считаю, что нужно всегда писать. Раз ты писатель, то, когда ты пишешь, у тебя все должно гармонически получаться.
» (2004)
Васи́лий Па́влович Аксёнов (20 августа , Казань - 6 июля , Москва) - русский писатель , драматург и сценарист, переводчик, педагог.
В 1960-х годах произведения В. Аксёнова часто печатаются в журнале «Юность ». В течение нескольких лет он является членом редколлегии журнала. Приключенческая дилогия для детей: «Мой дедушка - памятник » (1970) и «Сундучок, в котором что-то стучит » (1972).
К историко-биографическому жанру относится повесть о Л. Красине «Любовь к электричеству» (1971). Экспериментальное произведение «Поиски жанра» было написано в 1972 году (первая публикация в журнале «Новый мир »; в подзаголовке, указывающем на жанр произведения, также обозначено «Поиски жанра»).
В 1970-е годы, после окончания «оттепели », произведения Аксёнова перестают публиковаться на родине. Романы «Ожог» (1975) и «Остров Крым» (1977-1979, частично написанный во время пребывания в Коктебеле ) с самого начала создавались автором без расчёта на публикацию. В это время критика в адрес Аксёнова и его произведений становилась всё более резкой: применялись такие эпитеты, как «несоветский» и «ненародный». В 1977-1978 годах произведения Аксёнова стали появляться за рубежом, прежде всего в США .
В 1978 году В. Аксёнов совместно с Андреем Битовым , Виктором Ерофеевым , Фазилем Искандером , Евгением Поповым и Беллой Ахмадулиной стал организатором и автором бесцензурного альманаха «Метрополь », так и не изданного в советской подцензурной печати. Альманах был издан в США. Все участники альманаха подверглись «проработкам». В знак протеста против последовавшего за этим исключения Попова и Ерофеева из Союза писателей СССР в декабре 1979 года Аксёнов, а также Инна Лиснянская и Семён Липкин , заявили о своём выходе из СП. История альманаха изложена в романе с ключом «Скажи „изюм“» .
В эмиграции
22 июля 1980 года выехал по приглашению в США , после чего был лишён советского гражданства . До 2004 года жил в США .
После 1991 года
В последние годы жизни жил с семьёй в Биаррице (Франция).
| Рухнула американская мечта о плавильном котле наций . Наблюдается диктатура меньшинств - тоталитаризм от противного... существует настоящий культ меньшинств . Я понимаю, что за ним стоит двухвековая демократическая традиция, но это другая крайность, для демократии самоубийственная. Принадлежность к сексуальному или национальному меньшинству не кажется мне какой-то доминантой личности. |
Могила Аксёнова на Ваганьковском кладбище.
Книга воспоминаний «Зеница ока» (2005) носит характер личного дневника.
Болезнь и смерть
Василий Аксёнов был похоронен 9 июля 2009 года на Ваганьковском кладбище в Москве.
Оценки коллег
«Аксёнов всегда был модным. Ему удалось то, о чём мечтают все писатели, - перешагнуть границу поколений. Он покорил всех - и романтических читателей журнала „Юность“, и бородатых диссидентов, и сегодняшнюю Россию» (Александр Генис ).
Аксёнова в ту пору называли знатоком городского быта. «Есть „деревенщики“, а в городе он, Аксёнов». (Георгий Садовников . Мой одноклассник Вася/«Василий Аксёнов - одинокий бегун на длинные дистанции»).
«Аксёнов в Америке так и остался известным писателем для узкого круга. Подозреваю, что он хотел быть автором американского бестселлера и весьма огорчился, что ничего не получилось. По моему разумению, даже теоретически не могло получиться. Чтоб создать американский бестселлер, надо писать плохо и о глупостях. А вот этого Аксёнов, при всём старании, не сумеет». (Анатолий Гладилин . Аксёновская сага ).
«Талантливый белоручка. Жизни не нюхал…» (Виль Липатов) .
Награды, почётные звания, премии
В США В. Аксёнову было присвоено почётное звание Doctor of Humane Letters. Он являлся членом ПЕН-клуба и Американской авторской лиги. Почётный член Российской академии художеств .
Память
В Казани восстановлен дом, где в отрочестве жил писатель, и в ноябре 2009 года там создан Музей его творчества .
В 2017 году к 85-летию Василия Аксёнова начал работать портал "Остров Аксёнов" .
Книги об Аксёнове
Исследования творчества В. П. Аксёнова
- 1998 - Торунова Галина Михайловна. Эволюция героя и жанра в творчестве Василия Аксёнова: От прозы к драматургии. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2005 - Карлина Наталия Николаевна. Миф Америки в американской и русской литературе второй половины XX века: Э. Л. Доктороу и В. Аксёнов. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2006 - Маликова Татьяна Александровна. Творчество В. Аксёнова 1960-1990-х годов в англоязычном литературоведении и критике. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2006 - Попов Илья Владимирович. Художественный мир произведений Василия Аксёнова. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2007 - Чернышенко Ольга Васильевна. Романы В. П. Аксёнова: жанровое своеобразие, проблема героя и особенности авторской философии. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2009 - Барруэло-Гонзалез Елена Юрьевна. Роман В. П. Аксёнова «Московская сага». Проблема жанра. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
- 2009 - Щеглов Юрий Константинович . «Затоваренная бочкотара» Василия Аксёнова.
- 2011 - Аксёнова Виолетта Владимировна. Жанровое своеобразие прозы В. Аксёнова 1960-1970-х гг. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
Семья
- Сестра (по отцу) - Майя Павловна Аксёнова (1925-2010), педагог-методист, автор методических и учебных пособий по преподаванию русского языка .
- Брат (по матери) - Алексей Дмитриевич Фёдоров (1926-1942), погиб во время Ленинградской блокады .
- Приёмная дочь матери - актриса Антонина Павловна Аксёнова (первоначальная фамилия Хинчинская, род. 1945).
- Первая жена - Кира Людвиговна Менделева (1934–2013), дочь комбрига Лайоша (Людвига Матвеевича) Гавро и внучатая племянница известного педиатра и организатора здравоохранения Юлии Ароновны Менделевой (1883-1959), основателя и первого ректора (1925-1949) .
- Сын - Алексей Васильевич Аксёнов (род. 1960), художник-постановщик.
- Вторая жена - Майя Афанасьевна Аксёнова (1930-2014), урождённая Змеул - дочь номенклатурного работника Афанасия Андреевича Змеула , который в конце жизни возглавлял внешнеторговое объединение «Международная книга». В первом браке Овчинникова, во втором браке замужем за Р. Л. Карменом , окончила Всесоюзную академию внешней торговли , работала в Торговой палате , в США преподавала русский язык.
Избранные работы
Проза
Сценарии к фильмам
- 1962 год - Когда разводят мосты
- 1962 год - Коллеги
- 1962 год - Мой младший брат
- 1966 год - Путешествие (киноальманах)
- 1967 год - Бурная жизнь на юге
- 1970 год - Хозяин
- 1972 год - Мраморный дом
- 1975 год - Центровой из поднебесья
- 1978 год - Пока безумствует мечта
- 2007 год - Татьяна
- 2009 год - Шут
Пьесы
- 1965 год - «Всегда в продаже»
- 1966 год - «Твой убийца»
- 1968 год - «Четыре темперамента»
- 1968 год - «Аристофаниана с лягушками»
- 1980 год - «Цапля»
- 1998 год - «Горе, горе, гореть»
- 1999 год - «Аврора Горелика»
- 2000 год - «Ах, Артур Шопенгауэр»
Экранизации
- 1962 год - Коллеги
- 1962 год - Мой младший брат (по роману «Звёздный билет »)
- 1966 год - Путешествие (киноальманах по рассказам «Папа, сложи!», «Завтраки сорок третьего года», «На полпути к Луне »)
- 2004 год - Московская сага (сериал)
- 2016 год - Таинственная страсть (сериал)
Библиография
- Аксёнов В . «Коллеги» - М., Советский писатель, 1961. - 150 000 экз.
- Аксёнов В . «Катапульта» - М., Советский писатель, 1964. - 30 000 экз.
- Аксёнов В . «Пора, мой друг, пора». - М., Молодая гвардия, 1965. - 115 000 экз.
- Аксёнов В . «На полпути к луне». - М., Советская Россия, 1966. - 100 000 экз.
- Аксёнов В . «Жаль, что вас не было с нами» - М., Советский писатель, 1969. - 384 с., 100 000 экз.
- Аксёнов В . «Любовь к электричеству». - М., Политиздат, 1971. - 200 000 экз.; 2-е изд. 1974. - 200 000 экз.
- Аксёнов В. «Мой дедушка - памятник». - М., Детская литература, 1972., 208 с., 100 000 экз.
- Аксёнов В. Сундучок, в котором что-то стучит. - М.: Детская литература, 1976
- Аксёнов В. Аристофаниана с лягушками. - Анн Арбор, Ардис, 1981
- Аксёнов В. «Остров Крым». - М., Огонек, 1990. - 200 000 экз.
- Аксёнов В. Ожог. - М., Огонёк, 1990. - 200 000 экз.
- Аксёнов В . «В поисках грустного бэби» - М., МАИ - «Текст», 1991. - 320 с., 100 000 экз. ISBN 5-85248-149-1
- Аксёнов В. Мой дедушка - памятник. Кемерово, 1991
- Аксёнов В. Рандеву. - М.: Текст-РИФ, 1991
- Аксёнов В. «В поисках грустного бэби» «Две книги об Америке». - Независимый альманах «Конец века», 1992, - 50 000 экз.. - ISBN 5-85910-011-8 .
- Аксенов В . Московская сага. В 3-х кн. - М., Текст, 1993-1994., - 50 000 экз.
- Аксёнов В. «Право на остров». - М., Московский рабочий, 1991. - 624 с. - 75 000 экз. - ISBN 5-239-01222-9 .
- Аксёнов В. Московская сага. Кн. 1 «Поколение зимы». - Изографус. - ISBN 5-94661-100-3 .
- Аксёнов В. Московская сага. Кн. 2 «Война и тюрьма». - Изографус. - ISBN 5-94661-101-1 .
- Аксёнов В. Московская сага. Кн. 3 «Тюрьма и мир». - Изографус. - ISBN 5-699-09247-1 .
- Аксёнов В. «Негатив положительного героя». - Вагриус-Изограф, 1996. - 304 с., 10 000 экз.. - ISBN 5-7027-0336-7 .
- Аксёнов В. «Негатив положительного героя». - Вагриус-Изограф, 1998. - 304 с., 5 000 экз.. - ISBN 5-7027-0336-7 .
- Аксёнов В. ISBN 5-699-10246-9 .
- Аксёнов В. «Гибель Помпеи». - ИзографЪ. - ISBN 5-699-11561-7 .
- Аксёнов В. «Апельсины из Марокко» - М., Изограф-ЭКСМО-пресс, 2000
- Аксёнов В. «В поисках грустного бэби». - М., Изограф - Эксмо-пресс, 2000
- Аксёнов В. «Кесарево свечение». - Изографус-ЭКСМО-пресс, 2001. - 640 с. - 15 000 экз. - ISBN 5-87113-116-6 .
- Аксёнов В. «Вольтерьянцы и вольтерьянки». - Изографус. - ISBN 5-94661-092-9 .
- Аксёнов В. «Апельсины из Марокко» - М., Изограф-ЭКСМО-пресс, 2001
- Аксёнов В. «Звёздный билет» - М., Изограф-ЭКСМО-пресс, 2001
- Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. - М., Изограф-ЭКСМО-пресс, 2001 - 416 с., 10 000 экз.
- Аксёнов В. Повести. - М., ЭКСМО, 2002 (Антология сатиры и юмора России ХХ в. Т. 21)
- Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. - М., Изографус-ЭКСМО, 2002 - 494 с., 4 100 экз.
- Аксёнов В. «В поисках грустного бэби». - М., Изографус - Эксмо-пресс, 2002
- Аксёнов В. «Апельсины из Марокко» - М., Эксмо-Изографус., 2003. - 494 с., 5 100 экз.
- Аксёнов В. Желток яйца. - М., Изографус-ЭКСМО., 2003 - 672 с., 5 000 экз
- Аксёнов В . «Американская кириллица» - М., НЛО, 2004. - 548 с., 3 000 экз.
- Аксёнов В. «Редкие земли». - ЭКСМО. - ISBN 978-5-699-20816-6 .
- Аксёнов В. «Москва Ква-Ква». - ЭКСМО, 2006. - ISBN 5-699-14718-7 .
- Аксёнов В. «Десятилетие клеветы». - Изографус-ЭКСМО, 2004. - 7 100 экз.. - ISBN 5-94661-091-0 .
- Аксёнов В. «В поисках грустного бэби». - М., Изограф - Эксмо, 2005. - 7 000 экз.
- Аксёнов В. «Желток яйца» - Изографус - ЭКСМО, 2005. - 7 000 экз. ISBN 5-94661-111-9
- Аксёнов В. З атоваренная бочкотара. - М., ИзографЪ-ЭКСМО, 2005, 448 с., 4 100 экз.
- Аксёнов В. «Скажи изюм». - РИА «ИнфА». - ISBN 5-85080-012-3 .
- Аксёнов В. «Скажи изюм». - ЭКСМО. - ISBN 978-5-699-25062-2 .
- Аксёнов В. «Остров Крым». - Литагентство МИФ. - ISBN 5-7707-2099-9 .
- Аксёнов В. «Остров Крым». - ИЗОГРАФ. - ISBN 5-87113-058-5 .
- Аксёнов В. «Таинственная страсть» (роман о шестидесятниках) . - Семь дней, 2009. - 591 с. - ISBN 978-5-88149-375-2 .
- Аксёнов В. «Ленд-лизовские». - ЭКСМО. - ISBN 978-5-699-44465-6 .
- Аксёнов В. «Логово льва». - АСТ; Астрель. - ISBN 978-5-17-060737-2 , 978-5-271-24444-5.
- Аксёнов В. «О, этот вьюноша летучий!». - ЭКСМО, 2012. - ISBN 978-5-699-60003-8 .
- Аксенов В. «Одно сплошное Карузо». Составитель В. Есипов . - М., ЭКСМО, 2014. - ISBN 978-5-699-70066-0 .
- Аксенов В. «Ловите голубиную почту. Письма». Составитель
Художник Борис Биргер. Портрет Василия Аксенова. 1978 год
Художник Борис Биргер. Портрет Майи Кармен. 1978 год
М. ПЕШКОВА: Не стало Василия Павловича Аксёнова. Год и семь месяцев медики, независимо от чинов и званий, денно и нощно старались вернуть писателя в жизнь, за что им всем – медсёстрам и санитаркам, докторам и инструкторам по лечебной физкультуре, поверьте, это больше чем слова, низкий поклон и душевная благодарность. В который раз понимаешь, что на чудо можно только уповать. Оно происходит редко-редко…
Зимой 1997 года мы с мужем оказались в гостях у Василия Павловича в его квартире, в доме в Котельниках. Сегодня осмелюсь повторить программу, записанную 12 лет назад.
Василий Аксёнов в Москве был недолго. Он приехал, как член жюри премии «Триумф». Мемуары – отнюдь не жанр Василия Павловича, тем не менее, писатель поделился своими воспоминаниями, которые я назвала «Из другого угла. Крутой маршрут его мамы, Евгении Гинзбург, увиденный глазами сына».
В. АКСЁНОВ: Совсем не помню, как её забирали, потому её ведь и не забирали. Её пригласили в НКВД. Так же, как потом и отца, сначала так именно забирали. И, насколько я знаю по рассказам отца, был звонок. Это описано в «Крутом маршруте». Звонил такой латыш, командир НКВД Веверс. И он так небрежно сказал: «Евгения Соломоновна, Вы не зайдёте к нам? Нам надо уточнить какие-то моменты». «А когда вам удобно?» «В любое время». И вот он её провожал, отец, к этому зданию в Казани, которое называется «Чёрное озеро». И у дверей она сказала, что больше не увидимся.
Он горячо начал протестовать против этого. В общем, она ушла. Я этого не помню совсем, они как-то так исчезали из моей четырёхлетней жизни, родители, сначала мать. Потом отец. Обычно было наоборот – сначала сажали отца, потом мать. Но маму посадили за полгода до отца. И ходили с обысками, запечатывали комнаты. У нас была довольно большая по тогдашним стандартам квартира, поскольку отец был председатель Горсовета, пятикомнатная, по-моему, квартира. И они так запечатывали комнаты.
И вот это то, что я помню, кстати говоря. Я очень любопытствовал, как это делается. Сидел там милиционер и запечатывал воском комнату, а я прямо умирал от любопытства, крутился вокруг него и смотрел, как он это делал. По-моему, не сразу все комнаты были запечатаны, а как-то одна за другой, они увозили какие-то реквизированные вещи, библиотеку. Вещей там было не так много, и довольно жалкий скарб там был, несмотря на то, что такие шишки в городских масштабах были. Ни черта они не накопили, ничего у них не было, кроме патефона. Ну и книги.
И в конце-концов, мы остались в одной комнатёнке, самой маленькой. И я со своей бабушкой, матерью отца и с няней и с двумя деревенскими женщинами. И в эту комнатку уже за мной приехали, через месяц после взятия отца приехал наряд НКВД и меня увезли. То, что я помню зрительно – это была светлая летняя ночь, эмку помню с занавешенными окнами. Мне кажется, я хорошо помню тётку, которая была в этой команде НКВДэшной. Она была в кожаной куртке. И помню, что она дала мне конфету и сказала: «Едем к папе и маме».
Я помню, как меня посадили в эту эмку, а две мои старухи, нянька и бабка, стояли на крыльце и выли, так по-русски, как русские бабы воют. Вот это я запомнил.
М. ПЕШКОВА: А что было потом?
В. АКСЁНОВ: Потом меня отвезли в детский коллектор, где собирались дети арестованных. И я проснулся в огромной спальне какой-то, где дети бешено дрались подушками и прыгали с кровати на кровать. Видимо, за ними надзор был плохой, и они там играли как-то дико довольно. И вот я лежал и смотрел, как надо мной летают подушки, проносятся голые ноги детей арестованных.
М. ПЕШКОВА: Вы же были совсем маленький, Вам было всего четыре годика!
В. АКСЁНОВ: Четыре года с чем-то. Вот это зрительные моменты, которые я запомнил. Потом один такой зрительный момент, хорошо запомнившийся мне, когда я из окна этого года, куда нас отвозили, дом был большой, стоял он за городом. Вдруг посреди поля стоял огромный трёхэтажный кирпичный дом. Что это был за дом, не знаю, явно дореволюционный дом. Он был огорожен забором, не помню, была ли там проволока, но как-то он хорошо был огорожен. И вот за этим забором я увидел свою бабушку, мать отца. Крошечная старушка такая стояла.
Она пришла как-то, пыталась, видно, пробиться ко мне. Она была безграмотная совершенно и, конечно, турнули они её оттуда. Потом с тёткой, кажется, они приходили. Но свиданий не было там. И вот оттуда они развозили детей в разные спецдома. Это тоже я помню. Купе, ГБэшница, тётка какая-то и трое детей, трое мальчиков, я в том числе, в четырёхместном купе. Она закрывала на ключ нас, и выходя, закрывала нас. Меня везли в Кострому, в Костромской детдом.
И там, в Костромском детдоме я был, кажется, полгода. И только уже в 1938 году приехал дядя, который получил разрешение взять меня. Дядя Андриан Васильевич, брат отца, он был уже изгнан с работы, был доцентом истории в университете Сталинобада. Его оттуда выгнали, он приехал в Казань, был безработным. В общем, он как-то ждал каждый день, что его арестуют. Ему нечего было терять. И он однажды поддав водочки, пришёл туда, в НКВД и начал кулаком стучать: «Отдайте, - говорит, - мальчика!» И ему вдруг сказали: «Забирайте». Это было какое-то временное послабление. Что-то Сталин там такое сказал: «Сын за отца не ответчик».
И ему дали разрешение, он приехал в Кострому и меня забрал. И когда он вошёл в игровую комнату, где дети ползали, а у меня остался слоник набивной с хвостиком таким. Это было последнее, что меня связывало с домом разрушенным. Я с ним спал всё время, я его держал всё время с собой. И когда дядя вошёл, я подумал, что это отец, и закричал: «Папа, папа!» и к нему бросился.
М. ПЕШКОВА: Они были похожи, да?
В. АКСЁНОВ: Похожи были очень, такие ясноглазые рязанские мужики были, русская часть моей сути, еврейские были другие. И потом он меня оттуда вытащил, вывез. И по-моему, я был в очень нехорошем состоянии, потому что я помню, что воспитательница ему жаловалась, что Вася не ест ничего. Что ещё зрительно я запомнил – буфет на станции «Кострома», который мне показался воплощением какого-то дворца сказочного. Я помню, что там были какие-то бутылки, подсвеченное что-то, мне казалось, что это такое роскошество.
Там, видимо, выпил Андриан Васильевич. Мы вернулись в Казань и он меня отдал тёте, Ксении Васильевне, и я жил в шумной такой семье, в переполненной комнате, где дети Котельниковых, наших родственников близких. И тётя Ксения, и я там стал жить. А потом они меня отдали моей бабушке, маме матери, Ревеке Марковне, которую совсем незадолго до этого выпустили из тюрьмы. Их тоже забрали, стариков, деда и бабушку. Дед был когда-то аптекарем, у него была своя аптека в этом городе. И они искали спрятанное золото.
Они переломали всю мебель, искали везде червонцы золотые. Не знаю, нашли они что-нибудь или нет, но они стариков увезли в КГБ, в НКВД и там держали довольно долго, насколько я знаю. Деда били, и он немножко «поехал» от этого, он не очень отчётливо воспринимал окружающую среду. И вскоре после того, как их выпустили, он умер, у него обострилась чахотка. Бабушка осталась одна. И это я очень хорошо помню, как она сидела, как само воплощение еврейской скорби. Она была как будто парализована. Она сидела на кровати, у неё ноги свисали, не доставая до пола, прекрасно это помню, и лицо окаменело от горя. Просто окаменело!
И мне там было невыносимо с ней находиться. Просто невыносимо! Я мечтал, чтобы меня забрали обратно к Котельниковым, в эту шумную семью. Что и произошло.
М. ПЕШКОВА: Василий Аксёнов у Пешковой в «Непрошедшем времени» на «Эхо Москвы», повтор январской программы 1997 года.
В. АКСЁНОВ: И вот там я и жил до 16 лет. С мамой переписывался не всегда, но какие-то были периоды, когда не доходили письма, а потом к концу войны стали приходить не только письма, но и посылки. Она умудрялась как-то там в лагере находить какие-то вещи и присылать мне. И всегда очень полезные. У нас вообще ничего не было, получить ботинки целые вдруг ни с того ни с сего – это было счастье. Я помню, приходили пару раз ботинки от неё. Или носки какие-то, или мыло куски какие-то. Иногда американские вещи появлялись, потому что там, через Колыму шёл путь «Ленд-Лиз», что-то перепадало туда, в эти санитарные сферы лагеря, где она и спаслась от гибели.
Спаслись ведь только те, кто был не на общих работах, те, кто был на общих работах, не спаслись совсем. Они все погибли. Мама тоже была на общих работах, но периодически. Потом она познакомилась с Антоном Яковлевичем Вальтером, они полюбили друг друга. Он доктор был, он тоже её спасал. Но она и до этого уже была какой-то медсестрой или медработником, каким-то образом она пристроилась к этой сфере.
Однажды приехал какой-то человек, я его потом описал в «Московской саге» под другим именем, разумеется, и с массой придуманных деталей. Это был такой посланец зоотехник, с какой-то фермы, на которой мама тогда работала, с птицами что-то такое. И он привёз целый мешок от неё даров каких-то. То есть, не даров, а такого, очень необходимого. И он рассказывал про мою мать, и с какой-то любовью на меня смотрел этот мужчина, красивый мужчина, может даже какой-то ухажёр был за ней.
Я чувствовал, возникала такая связь, тепло такое шло оттуда, тёплые вещи. И потом, наконец, она решила, что я должен приехать к ней, когда она уже вышла из лагеря. Она получила отдельную комнату, что было предметом гордости, комната в бараке. Это описано в книге. Я ничего этого не знал, когда я ехал. Мне не было ещё 16 лет, около 16 лет, когда это всё решалось. И как вообще она всё это организовала, я удивляюсь! Будучи только что освобождённой из лагеря. Ведь у этих людей совершенно терялась связь с внешним миром.
Но она как-то чётко разобралась и всё организовала наилучшим образом. Во-первых, она получила разрешение у руководства «Дальстроя». Как я понимаю, это благодаря Антону Яковлевичу. Антон Яковлевич был очень популярный доктор там, он часто ходил расконвоированным. Он был ещё в лагере, она была уже освобождённой, а он ещё в лагере был, но поблизости, в карантинном лагере. И он ходил с таким чемоданчиком докторском, в шляпе, в чёрном пальто, улыбался всем ослепительной улыбкой.
Зубы почему-то у него были совершенно нетронутые. Он прошёл бог знает через что в лагерях! И у него были совершенно нетронутые, белые, сверкающие зубы.
М. ПЕШКОВА: Как же цинга?
В. АКСЁНОВ: Я не понимаю совершенно. Я думаю, что он как-то умудрялся, как доктор-гомеопат, находить там какие-то травки и делать какие-нибудь настойки себе. И таким образом спасался от цинги. И вот такой доктор ходил, его приглашали жёны начальства, дамы магаданского света. И он их пользовал, он их вылечивал, и очень удачным был доктором. Они ему давали то банку тушёнки, то денег довольно много. Денег там народ не считал, там было очень много денег у людей, получали надбавки северные.
И таким образом они получили разрешение, мама бросалась в ноги младшему лейтенанту Гридасовой, любовнице начальника «Дальстроя», которая была негласной хозяйкой «Дальстроя», этой всей гигантской земли. И та расчувствовалась, Гридасова, и дала разрешение на приезд сына. И денег нашли три тысячи на билет.
М. ПЕШКОВА: Это были огромные деньги.
В. АКСЁНОВ: Огромные деньги, да. И нашли женщину, которая ехала в отпуск на материк, она была «вольняшка», кассирша местного гастронома, Нина Константиновна её звали, это я помню. А её зятем был офицер УСВИТЛа – Управления Северо-Восточных Исправительно-Трудовых Лагерей. И вот Нина Константиновна, ей как-то льстило, что она такая патронесса будет, такая мыльная опера, в общем, поможет такой даме, интеллигентке в несчастье, сыночка привезёт. Она была москвичка.
Бабушка была моя ещё жива, Ревека Марковна. Мы с ней из Казани приехали в Москву, а я был совершенно провинциальный мальчик, ничего не знал. И она меня передала Нине Константиновне. И я стал жить в Москве, ждать отъезда. Около двух месяцев я жил на Мархлевского, на Сретенском бульваре. И был совершенно потрясён Москвой. Для меня это было одно из главных потрясений радостных в моей жизни. Гораздо более сильное впечатление на меня произвела Москва, чем позднее Париж. Это что-то невероятное! Открытие мира.
А потом мы поехали с Ниной Константиновной через весь этот континент, на самолётах, мало тогда летали на самолётах. Мы вылетели из Внуково, крошечный такой аэродром тогда был, на 12-местном самолёте, летели медленно, в воздушные ямы он бухался всё время.
М. ПЕШКОВА: Это кукурузник был?
В. АКСЁНОВ: Нет, нет. Это был «Дуглас», советский вариант «Дугласа». Или, по-моему, даже американский «Дуглас». Летели семь дней, с ночёвками, в Свердловске сначала, в Новосибирске, в омском аэропорту, в читинском, в красноярском, в Хабаровске какой-то перевалочный пункт был. И там мы погрузились, наконец, в какой-то самолёт, уже «Ильюшин» какой-то. Перелетели Охотское море и прилетели в Магадан.
М. ПЕШКОВА: Первые впечатления какие были?
В. АКСЁНОВ: Потрясающие впечатления! Это для меня как Джеклондониана какая-то была. Я был в полном восторге! В совершенно невероятном восторге! Это как Аляска для Джека Лондона была. После провинциальной жизни в Казани, убожества такого какого-то постоянного, вот, самолёты, Москва. А в Москве с парнями, намного меня старше, общался. Не помню, описывал я или нет. Сын Нины Константиновны был шофёром такси московского. И ездил на БМВ трофейном, и он был таксистом. И такой пройдоха, настоящий пройдоха московский!
А его друг был хоккеистом из «Динамо». И я с ними общался и с командой мастеров из «Динамо». Они такие шикарные парни были! Кадрили девиц на улицах. И я с ними, жалкий заморыш ходил, но смотрел на это всё, и ловил, как они говорят, о чём они говорят, их хвастовство о женщинах, о шмотках, о спорте, о машинах. В общем, мужской такой мир. Поэтому для меня это путешествие было открытием мира совершеннейшим. Открытием мира.
И когда мы прилетели туда, в Магадан, Нина Константиновна поехала в свой дом, а мама не знала, что мы прилетели. И мы приехали в этот дом, который был на углу улицы Ленина и улицы Сталина. Большущий дом, шестиэтажный, где жили эти представители органов всяких. И приехал зять с работы, бутылки открываются, веселье, Нина Константиновна с материка привезла что-то вкусное, начался кутёж. Неприятное, совсем не то, что Лёшка шофёр, эти ребята. Это совсем не то. Это офицеры, с погонами, гнусные такие, похабненькие такие.
М. ПЕШКОВА: И морды неприятные.
В. АКСЁНОВ: Морды неприятные. И разговор какой-то неприятный. И ко мне страшно неприятно относятся они. Вот, мол, привезли к зечке. Вот это ощущение. Я впервые это почувствовал. Я никогда этого не чувствовал, но я почувствовал, что я принадлежу здесь к какой-то низшей категории людей. И послали за мамой.
М. ПЕШКОВА: С этого момента началась магаданская жизнь Василия Аксёнова. Продолжение программы в следующее воскресное утро.
Рядом с храмом на Ваганьковском кладбище, где отпевали Василия Павловича, увидела рыжеволосую девушку, к лацкану курточки которой был прикреплён значок, где изображён элемент периодической системы Менделеева под номером 111. «Аксёний» назвал его Василий Павлович, автор отнюдь не производственного романа «Редкие земли», многое зашифровав в этом значке. И дату своего рождения, и русское «ах», хотя графически на латыни это название элемента.
Но только никому не дано знать, когда же мы покинем этот мир.
Наталья Селиванова – звукорежиссёр. Я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».
Известный российский писатель Василий Аксёнов был потомком репрессированных сталинским режимом родителей. Он вырос в семье тётки по отцу, партийному работнику и лишь в 15 лет воссоединился со своей матерью, выселенной в на Колыму. Позже Аксёнов рассказал о своей юности в автобиографическом романе «Ожог». Он закончил Первый ленинградский мединститут и начал работать врачом, но с 1960 года занялся профессиональной литературной деятельностью. Первая повесть писателя «Коллеги» была экранизирована в 1961 году и с тех пор Василий Павлович пользовался славой знаменитого автора. Правда, уже к 70-м годам его деятельность оказалась под запретом из-за слишком активной гражданской позиции в защиту диссидентства. В 1988 году Аксёнов, выехал по приглашению в США, за что сам писатель и жена Василия Аксёнова были лишены советского гражданства. Он смог вернуться в Россию только в 2004 году.
Аксёнов был дважды женат и история его любви стала одной из легенд российского общества на долгие времена. Первым браком Василия Павловича была женитьба на Кире Людвиговне Менделевой, дочери комбрига Лайоша Гавро, девушке из хорошей состоятельной семьи. Будущие супруги познакомились в 1956 году, под Ленинградом, и Кира увлекла писателя своей живостью, умением исполнять иностранные песенки, привлекательной внешностью. Она тогда училась в Московском институте иностранных языков, а Аксёнов работал в клинике. Спустя полтора года они поженились и жили в тесной комнатке дома, где на 50 квартир был один туалет, «душа в душу». В 1960 году у молодожёнов родился сын Алексей, а ещё через год - другой, Аксёнов стал популярным писателем. Располневшая, потерявшая большую часть очарования Кира начала устраивать мужу сцены ревности и их семейное согласие разладилось.
В середине 60-х годов Аксёнов тесно сошёлся в одной из «писательских» компаний с Майей Кармен. Она была подругой Беллы Ахмадулиной, женой знаменитого режиссёра Романа Кармена, на 24 года старше её. Яркая и эффектная, всегда весёлая и компанейская Майя любила кокетничать, нравится мужчинам и сразу потянулась к Аксёнову. В нём всегда чувствовалась особая внутренняя сила, которая привлекала женщин. Когда между Майей и Василием завязался роман, оба были несвободны и доставили немало переживаний своим супругам. Кармен умолял Майю не бросать его, несмотря ни на что, Кира продолжала скандалить. В таких условиях влюблённые могли выкраивать минуты счастья в командировках, на вечеринках в друзей писателей и в тайных встречах, хотя об их романе знали все близкие. Аксёнов и его возлюбленная ездили вместе на отдых и селились в разных номерах гостиниц, потому, что правила тогда были строгими.
Майя работала в Торговой палате после окончания Института внешней торговли и часто ездила за границу. Оттуда она привозила массу красивых импортных вещей для себя и своих друзей и близких. Василия одевала в модные дефицитные вещи, старалась побаловать импортными диковинками любимого и свою дочь Алёну от первого, ещё до союза с Карменом, брака. В 1978 году маститый режиссёр умер, а через два года Аксёнов женился на его вдове. В июле 1980 года молодожёны отправились во Францию, откуда решили на два месяца заехать в США. Это стоило им потери права возвратиться на родину. Супруги устроились работать преподавателями в различных американских университетах. Аксёнов - в качестве профессора русской литературы, Майя - преподавателем филологии. Разрешение вернуться в Россию они получили лишь после перестройки и прочих государственных перемен, в 2004 году.
Писатель явился в возвращённую ему квартиру в Москве, но постоянно в ней не жил, часто отлучаясь в свой дом в Биаррице. Он снова вкусил славы модного писателя и успел насладиться ей. Аксёнов умер в 2009 году, мучительно проболев почти год после инсульта и перенеся тяжёлую сложную операцию. Майя Афанасьевна, провела возле его постели целый день, ненадолго заехала домой и получила известие о смерти своего мужа. Их громкая любовь закончилась так, как задолго до этого, ещё в молодости, обещал Аксёнов: он преданно и верно любил свою Майю до самого конца. Жена Василия Аксёнова пережила супруга лишь на пять лет.